Офицерская кровь «бескровной» революции. Февраль – Июль 1917 года - Владимир Виленович Шигин

в части, касающейся флота, отменить. Министра могут встречать по своему желанию гуляющие на берегу. Командующему флотом поручается согласовать вопрос, с пехотным командованием о посылке на вокзал к приходу поезда оркестра. Получив решение Центробалта, командующий флотом, представители областного и Гельсингфорсского Советов, меньшевистские и эсеровские лидеры, негодующие, явились к нам на маленькую «Виолу». Грозя Центробалту от имени министра репрессиями, требовали отменить принятое решение. Центробалт остался непреклонен, оставив в силе принятое решение. К 11 часам утра в день приезда морского и военного министра Керенского перрон Гельсингфорсского вокзала и прилегающая к вокзалу площадь представляли сплошное море голов. Среди разношерстной публики, пришедшей встретить и приветствовать «народного» министра, большинство состояло из представителей гельсингфорсской буржуазии и обывательщины. Почти совершенно отсутствовали рабочие, от имени которых собрались приветствовать Керенского меньшевики и эсеры.

К перрону медленно подходил поезд с министром. Море голов зашевелилось. Представители местной власти во главе с командующим флотом построились в «кильватер», приготовившись чинно приветствовать министра. С повязанной рукой, на перрон вышел Александр Федорович в сопровождении кавалькады юных адъютантов. Навстречу – громовой раскат «ура». Встречающий один за другим подходят с приветствиями, выражая свою преданность и радость по случаю приезда столь долгожданного гостя. Пришла и коя очередь приветствовать от имени Центробалта. Рапортую, стараясь точно выразить требования и пожелания Балтфлота. Поморщился министр, но, видно, на народе не счел удобным прервать не по душе пришедшийся ему рапорт. По окончании приветствий министр в сопровождении командующего флотом и представителей местной власти в автомобиле отправился в здание Гельсингфорского Совета на торжественное заседание. Центробалт не был приглашен на торжественное заседание в знак наказания за непокорность.

Возвратившись на «Виолу», доложил о происшедшем Центробалту. Приверженцы Керенского остались очень недовольны. Они были уверены, что теперь Центробалту несдобровать. Министр соизволит за непочтение нас арестовать и разогнать. Торжественное заседание длилось около трех часов. В эти столь длинные, «томительные» часы мы все же не теряли надежды, что в конечном итоге министр смилуется и соизволит посетить маленькую «Виолу» и ее обитателя – непокорный Центробалт. Его посещение было необходимо для разрешения ряда спорных вопросов и с правительством, и с командованием флота.

Вдруг телефонный звонок. Подхожу к аппарату:

– Слушаю. Центробалт.

– У телефона секретарь народного министра Керенского – Онипко. Министр Керенский приказал всему Центробалту ровно к четырем часам дня явиться на «Кречет» к командующему Балтийским флотом.

– Помилуйте! Центробалт ведь учреждение. Мы полагаем, что не учреждение ходит к министру, а министр – в учреждение. У нас ряд срочных и существенных вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам.

Онипко ушел. В Центробалте – опять споры. Все надежды на возможность прихода министра как будто рухнули.

– Помилуйте, как это не придет? Ведь он же морской министр? Приехал-то он на флот, как же он обойдет нас?

Недолго тянулись эти споры и нетерпеливые ожидания.

Министр, выйдя из Совета, прямо направился на «Виолу». Встретили его по старому морскому обычаю – с фалрепными, рапорт отдали и пригласили на заседание. Министр нервничает и заявляет, что у него только полчаса свободного времени, которое он и может уделить нам.

Наш маленький зал не вмещает всех гостей. Многие остаются в коридоре. Чтобы не терять времени открываю заседание.

– Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.

С жаром, с дрожью в голосе, с нотками плохо скрываемой злобы, красноречиво приветствует и тут же «по-отечески» пробирает нас министр. Говорит красно, да не о деле. Вдруг, забыв дисциплину, встает один из членов Центробалта, матрос Ховрин, и заявляет:

– Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.

– Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.

Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:

– Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.

Соглашаюсь с ним, что, и, по нашему мнению, некоторые элементы (подразумеваю меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.

Между тем один за другим, с готовыми резолюциями, подкладываем проекты и доклады, в том числе и злосчастный устав. Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто не доглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: «Утверждаю».

Вряд ли П.Е. Дыбенко в рассказанной им истории, врал, скорее всего, так все и было.

Итак, матросы, дымя папиросами и перебивая министра, когда им этого хотелось, вставляли свои замечания. Думаю, что его специально провоцировали. Не выдержав, Керенский сорвался и заявил, что состав Центробалта надо пересмотреть. На этом все, собственно, и кончилось. Освистанный «центробалтовскими», он в спешке покинул «Виолу».

Спасая свое лицо, в тот же день освистанный Керенский помчался на линкор «Республика», чтобы исправить ситуацию и заручиться поддержкой хотя бы там. Судя по всему, Керенский вообще не понимал, куда он попал и что происходит вокруг него. Там Керенскому выставили перечень вопросов, скорее похожих на ультиматум. Балтийцы потребовали у правительства немедленного уравнения пенсий, субсидий и пособий, без различия чинов и званий, отделения церкви от государства и школы от церкви, поддержку пропаганды социалистических идей, повсеместного образования крестьянских Советов, заключения мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов, немедленной передачи всех помещичьих и монастырских земель крестьянским комитетам. Это были не просто политические вопросы, это была целая политическая и социальная программа. Были и личные нелицеприятные вопросы к министру. Керенский попался в настоящую ловушку. Как он не изворачивался, но был освистан. Матросы объявили его ответы «неудовлетворительными» и прогнали с корабля.

По существу, в данном случае матросы выступили уже как самостоятельная политическая сила, имеющая и собственные политические задачи, и свою конечную политическую цель. Понял это или нет Керенский – неизвестно, но тот факт, что после этого он не убыл в Петроград, а еще раз попытался исправить положение, говорит о том, что, скорее всего, так ничего и не понял. Иначе бы министр повел себя совершенно иначе, ведь с каждым новым посещением кораблей он только ухудшал отношение матросов к себе.

Разумеется, что полным провалом закончились визиты Керенского и на линкор «Петропавловск», и на крейсер «Россия», где ему даже не дали выступить.

Отныне между Временным правительством и лично Керенским с одной стороны и матросами Балтики началась открытая конфронтация. Злопамятный Керенский сразу же напечатал серию статей о «предателях дела революции с линкора «Республика» и Петропавловск». Судком «Республики» выступил в печати с решительным протестом против «гнусных обвинений буржуазных и черносотенных борзописцев» и опубликовал заданные Керенскому вопросы. Вслед за этим