Альпийские снега - Александр Юрьевич Сегень

танки «Матильда» и «Валентайн», бомбы, каучук, шерсть и ботинки. Обратно союзники везли к себе лес и золото. Первый конвой имел наименование «Дервиш», остальные назывались PQ — инициалами главного офицера связи Питера Куэлина Эдвардса, передававшего судам сигналы, с добавлением порядкового номера конвоя.

В ноябрьском решающем наступлении на Москву немцы задействовали пятьдесят одну дивизию, в том числе тринадцать танковых и семь моторизованных. Эти силы группы армий «Центр» призваны были разбить фланговые части обороны советских войск и окружить Москву. Вторая половина ноября стала самой напряженной и кровопролитной в битве за Москву. После тяжелых боев немцы взяли Клин, Солнечногорск, Истру, последний рубеж обороны удерживался на сорок втором километре Волоколамского шоссе. Расстояние от позиций гитлеровцев на северо-западе от Москвы до Кремля сократилось до тридцати километров. Однако тут силы наступающих иссякли, требовалось большое пополнение, но его-то как раз в это время получила Красная армия, мужественно сражавшаяся за столицу великой Родины. Численность ее войск под Москвой достигла миллиона человек. Но немцев все равно больше — более полутора миллионов.

Сотрудники ГИУ поговаривали, что распоряжение от 14 октября пока не отменено, а в нем Давыдов приказывал сформировать из сотрудников управления батальон из пяти рот: первая рота — из личного состава ГИУ, технического комитета и Управления кадров, вторая рота — сотрудники Управления вещевого снабжения, третья — Управление продовольствия, четвертая — Квартирно-эксплуатационное управление и пятая — Управление обозно-хозяйственного снабжения. И если бы немцы дошли до самой черты города, все пять рот встречали бы их с оружием в руках. «Мы не дрогнем в бою за столицу свою!»

В первый день декабря командование группы армий «Центр» предприняло последнюю попытку прямого наступления на Москву в районе Апрелевки. Каково же было генерал-майору Драчёву узнать, что в этом наступлении впереди всех рвался в бой семитысячный французский добровольческий легион, единственное иностранное формирование вермахта в подмосковной битве. Четверть века назад Павел Иванович воевал против немцев, защищая Париж от их натиска, и вот вам благодарность — прибыли лягушатники снова брать Москву, как при Наполеоне! Однако на сей раз не удалось им осквернить Кремль, выходцы из прекрасной Франции были полностью разгромлены, половина этой нечисти погибла.

— Obtenez-vous, le salauds! — узнав о крахе французов, воскликнул Драчёв, припомнив свои познания в их языке. — Получите, сволочи!

К 5 декабря соотношение сил оставалось все еще в пользу немцев — миллион и сто тысяч наших против миллиона семисот тысяч гитлеровцев, и тем не менее войска Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов перешли в решительное контрнаступление. Начался разгром нацистской Германии в битве за Москву.

Отныне каждый день приносил радостные известия о том, как гонят проклятых в хвост и в гриву, все больше укреплялось осознание, что не отдали мы столицу нашей Родины.

Глава тринадцатая

«Спам»

В самый разгар Московской битвы, 28 ноября, в Архангельск прибыл конвой PQ-4. Пока его разгружали, началось наше контрнаступление, грузы с едой и обувью стали поступать на фронт. После небольшой дегустационной партии продовольствия, наконец появилась в Москве вторая партия, предназначенная непосредственно для отправки в Красную армию. В течение нескольких дней она проходила проверку в научно-исследовательской лаборатории пищевой экспертизы. Результаты оказались возмутительными.

И вот в середине декабря два генерала — заместитель главного интенданта РККА Драчёв и начальник Упродснаба Белоусов шли по Красной площади в сторону Исторического музея. После парада 7 ноября в несколько дней уродливую маскировку вернули зданиям, а кремлевские звезды одели в деревянные ящики.

В последний месяц осени температура то повышалась до нуля, то понижалась до тридцати градусов мороза. Когда немцы решились на последний рывок, похолодало до минус десяти, но в первую неделю нашего контрнаступления планка упала ниже минус двадцати. Затем потеплело до минус одного, а сегодня, 13 декабря, вновь ударило минус двадцать.

— Отличная погодка, учитывая, что наши одеты гораздо теплее, чем фрицы, — радовался Белоусов.

Они прошли мимо Угловой Арсенальной башни и через Кремлевский проезд вышли на Моховую улицу. А вот вам и «гвоздь в крышку гроба конструктивизма» — американское посольство, дом, построенный архитектором Жолтовским для работников Моссовета и ставший определяющим для всего архитектурного направления, названного сталинским ампиром. Красота в классическом духе, державная помпезность, полуколонны с хорошо развитыми полукомпозитными капителями — словом, смотри да радуйся. Вот только работникам Моссовета радоваться не довелось — дом на Моховой передали не им, а американскому посольству, поскольку Америка вдруг увидела торгашескую пользу в дружбе с нами, установила дипотношения, прислала посла, Уильяма Буллита, с его многочисленной свитой и любовью к грандиозным пирам, не случайно Фрэнсис Скотт Фицджеральд списал с него своего гуляку — великого Гэтсби.

Затем Буллита сменил ушлый Джозеф Дэвис, он скупил по дешевке огромное количество антиквариата, но совершенно не понимал происходивших в мире событий, оказался некомпетентен, и его заменили ярым сторонником Рузвельта богачом Лоуренсом Штейнгардтом. Этот оказался та еще гадина, во время Советско-финской требовал разорвать с СССР дипотношения, выслать из США всех советских граждан, закрыть американские порты и Панамский канал для наших судов и наложить эмбарго на экспорт из Америки в Советский Союз. В октябре 1941-го сей супостат эвакуировался в Куйбышев, 7 ноября там наблюдал военный парад, но через пять дней усвистал из России в Турцию, куда его назначили послом, не удосужившись назначить в СССР нового амбассадора.

Вот уже больше месяца кресло посла Америки в Москве пустовало, и временно обязанности исполнял второй секретарь Льюэллин Томпсон, остававшийся на Моховой все это время.

К нему-то и направляли стопы Павел Иванович и Василий Федотович холодным декабрьским днем.

— В такие морозы особенно хочется жрать, — признался Белоусов.

Питание все ухудшалось и ухудшалось. Если в начале ноября в столовой ГИУ на обед давали винегрет, рыбный рисовый суп и какую-нибудь кашу с маленьким кусочком мяса, то к концу ноября в винегрете оставались только свекла и картошка, из супа уплыла рыба и остался только рис, а из каши куда-то эмигрировал мясной лилипут. А сейчас, в середине декабря, и вовсе давали только вареную картошку и пустой рисовый супчик. Уж американцам-то такой скудный паек и не снился!..

— Сволочи эти янки, — произнес Белоусов. — Сидят себе, окруженные океанами...

— И в белоус не дуют, — ответил шуткой Драчёв и сделал неверный шаг в сторону. После гипертонического криза его иногда пошатывало, особенно когда из помещения выходил на улицу.

Вступив в посольство, два генерала предъявили документы учтивому атташе и переводчику, тот помог им в