Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

Покровский в книге «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии» теснейшим образом связывает всю эту операцию с развитием дипломатических отношений России и Франции и заключением в итоге союза двух стран. Весной 1890 года русский министр внутренних дел довел до сведения французского правительства, что в Париже, по полученной им информации, готовится заговор. Сведения были, безусловно, точны, и русские агенты во Франции скоро указали местной полиции тех лиц, которые принадлежали к террористической группе. Парижская полиция тут же начала усиленно, но осторожно следить за «нигилистами», поддерживая при этом тесную связь с «главой террористической организации», провокатором Ландезеном. Была ли эта подробность неизвестна русскому посланнику в Париже, барону Моренгейму, или он очень торопился закрепить русско-французское «доброе согласие» еще прочнее, чем это могли сделать займы, но только он потребовал от французского министра внутренних дел, известного своей энергией Кон-стана, немедленного ареста нигилистов. Но французской полиции — вернее всего, через Ландезена — известно было, по-видимому, что заговор еще весьма далек от полной зрелости, а декорум, который и в этом деле хотело сохранить республиканское правительство, требовал, чтобы виновные были захвачены непременно с поличным, с их «адскими машинами». Пока Ландезен не доставил куда следует эти «машины», все дело могло быть провалено из-за чрезмерной торопливости. Констан даже явно бравировал положением, собравшись уехать из Парижа вместе с президентом Карно и запретив своим агентам приступать к аресту до его возвращения.

Моренгейм, крайне встревоженный этой непонятной для него небрежностью, обратился с новыми настояниями уже к премьеру Рувье и министру иностранных дел и, заручившись их согласием, поспешил повидать Кон-стана уже на Лионском вокзале, где тот дожидался Карно. Главный начальник французской полиции еще раз успокоил русского дипломата и весьма ловко использовал его необычный визит для новой франко-русской демонстрации: как раз в эту минуту президент республики прибыл на вокзал, и Моренгейм, конечно, должен был вместе с Констаном его приветствовать. Карно был очень польщен, а газеты на другой день отметили этот факт, обставив его соответствующими комментариями. Невольный виновник торжества в эту минуту был у крайнего предела отчаяния: ему только что донесли, что главный из русских нигилистов не сегодня-завтра уезжает в Россию. За Констаном послали чиновника в провинцию, чтобы добыть от него необходимый приказ. Но министр внутренних дел выдержал характер до конца и арестовал «нигилистов» только после своего возвращения в Париж.

Тем временем при проведении испытания «метательных снарядов» смертельное ранение получил один из членов группы — Анри Виктор. Однако буквально за час до смерти он успел дать сенсационное интервью, в котором прямо заявил, что готовил «вместе с русскими братьями покушение на Александра III, надеясь таким образом помочь им избавить свою родину от тирана». Большего подарка для Рачковского придумать было трудно. Немедленно были откомандированы все пишущие на «пользу России» французские перья. Благодаря Ж: Гансену интервью Анри Виктора стало сенсацией французской прессы. Через некоторое время, 29 мая 1896 года, «бомбисты» Кашинцев, Степанов, Теплов и другие были арестованы. Провокатор же — Геккельман-Ландезен — сумел скрыться.

Без сомнения, Констан руководствовался правильным представлением о деле, отказываясь торопиться. Ходя заговорщиков судили и без присяжных, обвинив их Не в заговоре, а только в хранении взрывчатых веществ с преступными целями, все же не обошлось без оправдательных приговоров: улики были еще не все налицо. Но русское правительство было довольно и этим: как-никак, а это была первая услуга на том поприще, где услуги всего более ценились. Моренгейм официально благодарил французское правительство, и один очень хорошо осведомленный в закулисной стороне дела свидетель — Гансен — заявлял в печати, что с этой минуты окончательно без тени сомнения признана возможной прочная дружба России с Францией. А день 29 мая 1890 года — день ареста русских «нигилистов» — сделался одной из самых знаменательных дат в истории русско-французского союза.

Состоявшийся летом 1890 года суд приговорил всех арестованных по «делу бомбистов» к трем годам тюрьмы. Ландезена осудили заочно, что не помешало ему впоследствии объявиться, правда уже под новым именем — Аркадий Гартинг, в качестве заведующего русской агентурой в Берлине.

Что касается Рачковского, то 1 января 1890 года по докладу министра внутренних дел он был пожалован орденом Станислава II степени. 30 августа 1890 года приказом по министерству Рачковский был произведен в титулярные советники и пожалован орденом Владимира IV степени. Его влияние также росло среди французских политических и общественных кругов. Орден Почетного легиона, полученный им от французского правительства еще в 1887 году, в этом смысле показателен. Несмотря на то что Рачковский официально занимал скромную должность советника при русском посольстве в Париже, «французские друзья» хорошо представляли его подлинную роль в налаживании русско-французского диалога.

ЛЮБИТЕЛЬ АГЕНТУРНОГО ДЕЛА

Инспекция Н. Селивестрова. — Убийство Селивестрова. — Влияние приговора над бомбистами на союз России с Францией. — Боязнь недоброжелателей. — Жалоба полковника Новицкого. — Секретная инспекция И. Манасевича-Мануйло-ва. — Агент Рачковского в Петербурге. — Досье Мануйлова. — Л. Ратаев о Мануйлове. — Жалобы Рачковского на Мануйлова. — Характеристика Мануйлова Рачковским.

Сверхактивная и весьма разнообразная деятельность главы заграничной агентуры не могла не настораживать недоброжелателей Рачковского в Петербурге. В 1890 году была предпринята попытка проверить его связи с французскими политическими и финансовыми кругами. По заданию В. К. Плеве в Париж направился товарищ шефа жандармов генерал-лейтенант Н. Д. Селивестров. Однако в Петербург Селивестров уже не вернулся, став жертвой террористического акта. Его убийца — польский эмигрант С. Падлевский — бесследно исчез. По одним слухам, он покончил с собой, по другим — утонул. Тогда же ушел из жизни при загадочных обстоятельствах и французский агент Рачковского, выдавший Плеве компромат на своего шефа. Поскольку целью парижской командировки Селивестрова была ревизия заграничной агентуры, руководимой Рачковским, то организацию покушения молва приписывала именно ему. Современники Рачковского знали, что он никогда не утруждал себя в выборе средств и на его счету числились многие сомнительные дела. Расследование убийства Селивестрова ничем конкретным, однако, не закончилось, и карьере Рачковского этот случай не повредил. Напротив, достаточно суровый по французским меркам приговор над русскими «бомбистами» «размягчил сердце» Александра III по отношению к Французской Республике; он стад гораздо благосклоннее относиться к идее союза с Францией, и переговоры ускорились, словно покатились с горки, а дела Рачковского стали стремительно подниматься в гору.

«Можно утверждать, — писал В. К. Агафонов в книге „Заграничная охранка", — что в заключении франкорусского союза Рачковский играл большую роль, доселе еще недостаточно выясненную. Знаменитое дело с организацией мастерской бомб в Париже, спровоцированное Ландезеном, — дело, в котором французское правительство проявило по отношению