Белый легион в Парагвае. Русские герои Южной Америки - Дмитрий Михайлович Абрамов

Константин Тускаев и корнет Михаил Хабаев. Офицером-воспитателем в Николаевском кавалерийском училище Санкт-Петербурга служил подъесаул Абубекир Тургиев. По управлению Государственного коннозаводства числились полковник Петр Тускаев и поручик Андрей Вазагов. Все вышеназванные офицеры – терские казаки, но в частях Терского войска служили и числились офицеры-осетины, не являвшиеся казаками.

Большое количество офицеров из этих станиц объясняется несколькими факторами. Во многом, это началось с момента зачисления жителей Черноярской и Ново-Осетинской в Терское войско и получения некоторых льгот. Это привело к тому, что осетины-ерашти стали смотреть свысока на остальных осетин. Со временем они превратились в некую «касту избранных». Даже брачные союзы с осетинами не казаками они старались не допускать. В то же время, военная карьера помогала казаку устроиться в жизни, они получали работу (хотя и опасную), затем пенсию, возможность дать детям хорошее образование. В условиях земельной тесноты все это было немаловажным фактором. Свою роль сыграло и крещение осетин-ерашти, хотя при этом оставшиеся мусульмане ни в чем не ограничивались в правах. Более того, из четырех первых генералов, выходцев из осетинских станиц, трое были мусульмане.

В который раз подтверждается факт, что казачьего народа в этнографическом смысле нет. Казачий народ сложился в России, как значительное социальное явление, национально-политическая сила и своеобразный духовный мир, со своим историческим укладом жизни, формировавшимся веками.

* * *

Первопоселенцы-казаки, оказавшись среди горцев, быстро переняли хозяйственные занятия местного населения – рыбачили, плетя сети из конопли особого сорта, которая была широко распространена на чеченских землях и в Кабарде; охотились, используя методы и приемы, привычные горцам во время ловли зверя. Живя в соседстве с горцами, русские переселенцы переняли от них и завели породы лошадей, наиболее приспособленных к местным условиям. Русские переселенцы заимствовали у горских народов не только местные породы скота, но и способы его содержания. Казаки нередко отгоняли свой скот на летние пастбища, часто нанимая для этого пастухов-ногайцев. Существовали и другие формы выпаса скота. Скотоводческое хозяйство давало казакам, как и горцам, необходимые для жизни продукты, утварь, одежду.

В XVII – XIX веках гребенские и горские казаки роднились с наиболее известными и чеченскими и кабардинскими династиями, представленными военной элитой этих народов. Казаки сватали и выкупали невест у чеченцев и кабардинцев. Многие казачьи семьи гордились таким родством и поддерживали родственные и дружеские отношения со своими сородичами-иноверцами.

Горцы также многое заимствовали у русских. Представители горской знати стали строить для себя большие бревенчатые дома в русском стиле. С XIX века чеченская и кабардинская знать стала одеваться на русский манер и носить русские костюмы. Переняли горцы и многие способы приготовления различных традиционных русских блюд.

Уже в XIX веке в казачьих станицах можно было наблюдать смешанное строительство жилищ: русские бревенчатые избы – и горские сакли в одном дворе. Горское влияние ощущалось и в домашней обстановке. На стенах, украшенных чеченскими истангами – традиционными войлочными коврами – висело оружие: кинжалы, шашки, разное другое оружие кавказского горца. На полу стояли пестрые сундуки, а на них разложены перины, ковры и коврики азиатского образца. В сакле, где казак жил зимой и летом вместе со своей семьей, большинство членов её и сидело по-чеченски, поджавши под себя ноги; …«и из мебели в ходу чаще чеченская треногая скамеечка, нежели стул или русская скамья».

Оружие для чеченца, кабардинца, осетина и казака – спутник жизни. Среди чеченцев было много искусных оружейников – мастеров по изготовлению кинжалов, шашек, позднее – огнестрельного оружия. Особым мастерством отличались атагинские и даргинские оружейники. Славились булатные клинки, называвшиеся «атага́», по имени чеченского аула, где они изготовлялись. Слава о них проникла даже в казачьи песни:

«Уж потешилась ты вволю – наша шашка – атага́…!»

В наиболее крупных терских станицах устраивались по пятницам и воскресеньям большие базары. У казаков издавна существовал обмен, обусловленный обоюдными потребностями, с горцами Северного Кавказа. Из-за Терека и из Кабарды в станицы пригоняли лошадей, привозили черкески, бурки, башлыки, лес, таркалы, обручи.

Местные кавказские традиции проявились и в одежде казаков и казачек. Они переняли более приспособленную к местным условиям удобную, практичную, в то же время – изящную одежду горцев. Одежда и манера ее ношения гребенскими казаками являлись подражанием чеченским и кабардинским джигитам. Казаки носили кавказскую бурку, мягкие сапоги, папаху, башлык, черкеску, бешмет. Украшали себя кавказским поясом, кинжалом и газырями с металлическимм или серебряными наконечниками. В большей степени горский покрой одежды повлиял на костюм казачек. Гребенские казачки носили сверх юбки и кофточки черный сатиновый бешмет с широкими отворотами рукавов, на груди нанизывали на цепочку серебряные монеты… Костюм казачки вполне походил на костюм, который носили осетинки или чеченки.

Но самое главное, то, почему они оставались русскими среди множества иных народов и племён – так это то, что они сохраняли свой язык и свою веру, унаследованную ими от отцов и дедов. Но в местах ранних поселений казаков со второй половины XVII века распространилось старообрядчество, так как многие представители древлеправославной веры, гонимые правительством, бежали на Терек и распространили там своё вероучение, нашедшее благодатную почву среди значительного числа беглых и гулящих людей. Казаки в массе своей, не одобрявшие крепостнической политики правительства, активно проводившейся во второй половине XVII – XVIII века, явно сочувствовали проповедям старообрядцев, обвинявшим власти и официальные церковные круги, в проведении крепостнического курса.

Среди казаков особенно активно распространилось беспоповство, хотя возможно иногда казаки прибегали и к услугам беглых попов. Их проповедники-священники явно отличались от священнического сословия официальной Православной Синодальной Церкви, так как вели жизнь мирскую, как и все остальные казаки. От казны священникам-старообрядцам выплачивалось мизерное жалование и существовать им приходилось, в основном, за счёт приношений станичных казаков-прихожан. Правда часовни и молельные дома, казаков-староверов порой находились в весьма ветхом состоянии. Часто там отсутствовали даже самые необходимые богослужебные принадлежности. Да и сами священнослужители казаков-старообрядцев не отличались особенно чистотой нравов и часто были замечены в пьянстве.

Обозревая историю терских казаков-староверов обнаруживаем в политике российского правительства по отношению к ним явные отличия, в сравнении с той, которая проводилась в других областях России. Уже в середине XIX столетия какое-либо силовое давление на терских староверов практически исчезло, ибо их принадлежность к военно-служилому сословию являлось надёжным гарантом от посягательств на их веру. Поскольку Россия нуждалась в казаке-воине, она была готова оставить без внимания его конфессиональную принадлежность. На основе анализа архивных материалов видно, что наибольшее число старообрядцев служило в полках раннего образования: Гребенском, Кизлярском и Моздокском. В других полках, образованных из числа переселенцев с Дона и с Кубани в более позднее время (в XVIII – начале XIX века), влияние старообрядчества было менее значительным.

К началу XX-го века общая численность терских казаков превышала 278 тысяч человек. Самым древним ядром их являлись староверы, число