Военные конфликты на Дальнем Востоке и Беларусь. 1921–1941 гг. - Ирина Юрьевна Воронкова

обкома комсомола. Сразу ушел в армию, защищал Беларусь, оборонял Москву. В 1942 г. в составе разведывательно-диверсионной группы был заброшен в Брестскую область для организации партизанского движения. В одном из боев был тяжело ранен, эвакуирован на «Большую землю», затем вернулся на фронт: участвовал в Курской битве, освобождении Беларуси, Польши. Был отмечен многими боевыми наградами. После войны продолжал военную службу, в 1949 г. поступил в Военно-воздушную академию им. Н. Е. Жуковского. К сожалению, его жизнь закончилась трагически: 7 ноября 1949 г. майор Георгий Черных был убит бандитами во время пребывания на родине[214].

В 1932–1936 гг. комендантом пограничного Гродековского укрепленного района на Дальнем Востоке являлся белорус комдив (1936 г.) Иван Иванович Василевич, родившийся в 1895 г. в д. Подстарин Слонимского уезда бывшей Гродненской губернии. На военной службе с 1915 г. Участник Первой мировой войны. В Красной Армии с 1918 г., в период Гражданской войны прошел путь от командира красногвардейского отряда до военкома стрелковой бригады. Позже на ответственных командных и политических постах в войсках и военно-учебных заведениях. С декабря 1928 г. – начальник и комиссар Белорусской объединенной военной школы. В 1936 г. с должности коменданта Гродековского УРа назначен командиром 26-го стрелкового корпуса ОКДВА. Награжден орденами Красного Знамени, Ленина, Трудового Красного Знамени БССР. Арестован в июне 1937 г. по обвинению в принадлежности к военному заговору. Расстрелян 25 августа 1938 г. Реабилитирован в 1957 г.[215]

В июне – августе 1938 г. предпринимаемые японцами меры по концентрации своих войск у советских границ с Маньчжоу-Го и на Южном Сахалине достигли апогея. Наращивание военной мощи сопровождалось активном антисоветской кампанией в японских средствах массовой информации, которые твердили о коммунистической опасности, исходящей от Советского Союза, и призывали японские войска к маршу до Урала.

Многочисленные проявления агрессивных намерений Японии были не только результатом постепенного осуществления амбициозных планов, но одновременно играли роль отвлекающего маневра для главного соперника Японии в Китае – Соединенных Штатов Америки и ряда европейских стран. Не скрывая в принципе своего желания вытеснить их не только из Китая, но из Азии в целом, Япония все же опасалась жесткой реакции, поэтому всячески демонстрировала свою готовность к войне с СССР.

К весне 1938 г. численность Квантунской армии на территории Маньчжоу-Го достигла 350 тыс. человек. На их вооружении находились 1052 артиллерийских орудия, 585 танков, 355 самолетов. Помимо этого, непосредственную угрозу Гродековско-Барабашскому и Посьетскому участкам советской границы в Приморье представляла дислоцировавшаяся на территории Кореи (находившейся с 1910 г. под протекторатом Японии) японская Корейская армия, включавшая более 60 тыс. человек, 264 артиллерийских орудия, 34 танка, 90 самолетов[216].

К началу июля 1938 г. противовес им составляла советская группировка в количестве 83 750 человек, 946 артиллерийских орудий, 890 преимущественно легких танков, 766 самолетов[217]. 1 июля ОКДВА была значительно пополнена личным составом и боевой техникой и преобразована в Краснознаменный Дальневосточный фронт (КДФ) под командованием Маршала Советского Союза В. К. Блюхера и Северную группу войск центрального подчинения. В составе фронта находились две общевойсковые армии: 1-я Приморская комбрига К. П. Подласа и 2-я Отдельная Краснознаменная комкора И. С. Конева. Дальневосточную авиацию объединили во 2-ю Воздушную армию. На наиболее угрожаемых направлениях продолжалось строительство укрепленных районов.

Активные маневры обеих сторон по наращиванию военной мощи неминуемо должны были вылиться и действительно вылились в вооруженное столкновение. Центром его стал район озера Хасан, где линия Государственной границы между Советским Союзом и Маньчжоу-Го была достаточно условной, не демаркированной, проходившей ориентировочно по вершинам местных сопок. Данный факт издавна служил причиной мелких и более крупных пограничных недоразумений сначала с Китаем, затем с Маньчжоу-Го и Японией.

Япония, позиционируя себя защитницей интересов Маньчжоу-Го, предъявила претензии на якобы спорную советскую территорию западнее Хасана. При этом японцы, не будучи еще готовыми к полномасштабной войне, рассчитывали лишь «прощупать почву», оценить уровень военных возможностей советской стороны и, как уже упоминалось, проявить себя перед союзниками по Антикоминтерновскому пакту. Но самое главное, захват хасанских сопок, расположенных в 10 км от берега Тихого океана и в 130 км по прямой от Владивостока, давал возможность держать под визуальным наблюдением все советское побережье, а под обстрелом – участок к югу и западу от залива Посьета.

К моменту начала хасанского конфликта противостояние двух стран достигло в этом районе фактически точки кипения. Одним из показателей являлось то, что советская сторона уже не скрывала самой возможности вооруженной схватки. Об этом свидетельствуют, в частности, слова маршала Блюхера, произнесенные еще в январе 1934 г. с трибуны XVII съезда ВКП(б): «Наблюдая военные мероприятия японского империализма, мы не могли и не можем оставаться безучастными… Воевать мы не хотим, но если нас заставят… то Особая Краснознаменная Дальневосточная Армия – от красноармейца до командарма… ответят таким ударом, от которого затрещат, а кое-где и рухнут устои капитализма»[218].

В мае 1938 г. японское командование с участием военных представителей Германии провело рекогносцировку местности в районе одной из главных хасанских высот – сопки Заозерная, после чего этот участок был окончательно определен для нанесения главного удара. Уверенности японцам придали сведения, полученные от опасавшегося ареста на родине и поэтому перешедшего на японскую сторону в районе озера Хасан в июне 1938 г. начальника управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара госбезопасности 3-го ранга Г. С. Люшкова о том, что район озера, низинная болотистая местность на стыке границ СССР, Кореи и Маньчжоу-Го, слабо охраняется советскими пограничниками. Понадобилась лишь искра, чтобы пограничные стычки вылились в кровопролитные боевые действия, в ходе которых впервые после Гражданской войны советские войска вступили в бой с опытной кадровой армией противника.

По некоторым данным, еще до развертывания боевых действий японская сторона начала применение химического оружия. Во всяком случае заместитель наркома иностранных дел СССР Б. С. Стомоняков поставил об этом в известность посла Японии в СССР М. Сигэмицу: «28 июня с. г. в Гродековском районе со стороны укрепленных высот на маньчжурской стороне стал поступать на советскую сторону и ясно ощущаться газ с запахом фиалок. У многих лиц на советской территории в результате появилось головокружение, и они были вынуждены надеть противогазы. В результате тщательно проведенного расследования был установлен факт пуска с маньчжурской территории нейтрального газа с концентрацией отравляющих веществ…»[219] Правда, российский исследователь А. Б. Широкорад, ссылаясь на публикацию В. И. Котельникова[220], утверждает, что советская сторона тоже не была безгрешной в отношении отравляющих веществ: советские оружейники и летчики якобы часто путали осколочные и химические бомбы и отправлялись бомбить японцев химическими бомбами[221].

Такое экстраординарное событие, как бегство и предательство высокопоставленного военного чина, каковым являлся Лушков, передавший противнику секретные документы, не могло не вызвать соответствующей реакции