В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

На некоторое мгновение он пришел в себя и повернулся в сторону лагеря, откуда все еще доносились крики и брань. Вдоль ограды бежали несколько вооруженных солдат. А узники стремительно удалялись вглубь территории лагеря, видимо уже убедившись, что навестивший их ребенок смог уйти на безопасное расстояние. Витя растерянно метался по кустам, пытаясь найти своих товарищей. Но ни того, ни другого нигде не было. Он прекрасно помнил то место, где оставил их. Там все еще виднелась вытоптанная ребятами трава. Поняв, что те покинули укрытие, испугавшись появления в поле зрения солдата-охранника, мальчик немедленно побежал по пути возможного отхода своих друзей, надеясь настичь их где-то по дороге.

– Попался! – взревел из кустов чей-то голос, и ворот Витиной куртки схватила и резко дернула на себя чья-то сильная рука.

Ребенок повернулся, повиснув в цепком захвате, и понял, что очутился в руках местного старосты, напоминавшего своим видом и прежде всего поведением того самого бородача, что был фашистским прислужником в Мценске. Того самого бывшего торговца, что был повинен в смерти Витиной матери.

– Как я вас всех мценских ненавижу! – прорычал староста, сжимая в руках за грудки худенькое тельце мальчика.

Он впился злобным, хищническим взором в ребенка, показывая только одно желание – растерзать! Ноздри старосты вздувались, глаза наливались кровью, лицо багровело, щетина бороды и усов топорщилась. Он, казалось, хотел уничтожить взглядом попавшегося в его звериные лапы мальчика. Витя повис в его руках, обмяк и превратился в полуживого ягненка, приготовившегося принять свою участь. Горячее дыхание старосты обдавало его лицо зловонным запахом самогона и чеснока. Бешеные глаза парализовали волю ребенка. Но это длилось лишь мгновение. Пойманный маленький зверек в доли секунды превратился в отчаянного бойца, не собиравшегося покорно встречать свою погибель. Перед взглядом мальчика промелькнуло ненавистное ему лицо бородача, погубившего его близких, которому он желал лишь мученической смерти. Витя начал бешено брыкаться, стараясь как можно сильнее ударить старосту. Взрослый и сильный мужчина от неожиданности отшатнулся назад, замешкался, растерялся. Он ослабил хватку, чем непременно воспользовался мальчик и вырвался из его рук, но не побежал, а лишь мгновенно сгруппировался для отчаянного броска на обидчика, собираясь вести схватку до смерти.

Едва оказавшись вне захвата старосты и уже изготовившись для решительной атаки, Витя вдруг опешил, увидев, как на его соперника сзади навалилась его собственная жена. Женщина одной рукой схватила мужа за ворот куртки, дернула на себя, лишив его равновесия, а другой рукой, в которой держала большого размера половую тряпку, стала бить его, приговаривая и крича:

– Холуй немецкий! Ребенок-то чем тебе помешал? Нашел с кем воевать, окаянный!

Она неистово била мужа сжимаемой в руке тряпкой, продолжая кричать на него отборной бранью, слова которой чередовались с ненавистью к его прислужничеству фашистам.

– Иди, малый, иди с Богом! Не тронет он тебя больше! – женщина смотрела на Витю и говорила, через слово сдувая спадавшие на лицо растрепанные волосы.

Староста полулежал у нее в ногах, обезумевшими глазами глядя на жену и никак не решаясь подняться, сраженный последствиями алкогольного угара и унизительным избиением выступившей в защиту ребенка женщины.

…– Скорее бы грибы пошли. Хоть грибами наесться, –  Витя мечтательно смотрел в чистое летнее небо, сложив руки под головой и вытянув тело на мягкой луговой траве.

– Что толку, –  ответил ему лежавший рядом мальчик Митя, недавно подружившийся с ним. –  Нам взрослые все равно запрещают в лес ходить.

– Ну мы же ходим, –  спокойным и невозмутимым тоном проговорил Витя, продолжая разглядывать медленно проплывающие в небе редкие облака и перебирая губами длинную тонкую травинку.

– Ага! То на мертвеца набредем, что с прошлого года лежит там убитый, то еще чего увидим. –  Толик повернулся к друзьям, приняв в разговоре сторону Мити.

– Да и страшно там стало, –  продолжал отстаивать свою позицию мальчик. –  До войны так не было, а сейчас и подходить к лесу неохота. Да и староста лютует, говорит, что если кого в лесу встретит, то не пощадит.

– Ну и не ходите, раз вы старосты боитесь! А я его нисколько не боюсь! – начал злиться на товарищей Витя, но едва он это произнес, как уловил в воздухе странный нарастающий звук, похожий на затянувшийся гул, доносившийся откуда-то с высоты.

Он вскочил, что за ним проделали и ребята, и стал всматриваться сначала вдаль, вдоль линии горизонта, потом выше, на край голубого неба, скользя глазами по кромкам растущих неподалеку деревьев. Гул приближался, от чего все три мальчика неспокойно и дергано вертели головами, пытаясь рассмотреть источник звука.

– Точно вам говорю, что это самолет! – почти кричал Митя.

– И не один, –  спокойно прокомментировал его слова Витя, который уже перестал суетиться и безошибочно, по его мнению, определил сторону появления летающих машин.

Ребята негласно повиновались ему, посмотрев туда же. Они замерли, под стать своему самому смелому и боевому товарищу, уже не раз подтверждавшему не только словами, но и делом свою безграничную отвагу.

В мальчишеской среде Витя прослыл настоящим храбрецом, не жалевшим себя в самые трудные периоды жизни. Он смело приходил в дома сердобольных местных жительниц и просил у них что-нибудь из еды для томившихся за колючей проволокой концентрационного лагеря военнопленных. Ему редко кто отказывал, отдавая в основном то, что уже мало могло походить на съестное, часто думая, что мальчик снесет это домой своей бабушке. Но Витя упорно выполнял как будто кем-то поставленную перед ним боевую задачу по организации помощи узникам. Он ни разу не взял себе то, что нес пленным, и, порою шатаясь от голода и потери сил, пробирался к ограде лагеря и перебрасывал через нее свою скромную посылку. Его замечали охранники, из которых находились те, кто просто кричал, отгоняя непрошеного гостя, но были и такие, кто рьяно выполнял свою работу, бежал за мальчиком и клацал затвором карабина, намекая на возможную стрельбу в случае его повторного появления. Но это не останавливало его, превратившего свою деятельность в настоящую борьбу. Витя часто отправлялся к лагерю и вел наблюдение из укрытия. По солнцу он определил приблизительное время смены караулов, вычислил наиболее ретивых охранников, нашел самые безопасные места для подхода. Остальные ребята просто следовали за ним, стараясь безропотно выполнять его простые команды:

«Тише. Пригнуться. Не высовываться».

Они боялись его и по-мальчишески уважали. Но это был страх не перед сильным физически, заставлявшим других относиться к себе с позиции возрастного превосходства, как это часто делали старшие. Это было уважение к храбрости и смекалке, сполна наделившей характер маленького мальчика на девятом году его юной жизни. Он никому не навязывал своего лидерства, никого не подчинял и не заставлял что-либо делать. Он