Мозаика Великой Отечественной. От 22 июня до Курской дуги - Алексей Валерьевич Исаев

Константиновичем отдельным приказом. В нем, в частности, говорилось следующее: «Захват каждого опорного пункта поручать особому ударному отряду, специально отобранному, организованному и сколоченному, если нужно, с предварительной репетицией в тылу своих войск»[204]. Репетиции в тылу станут одним из краеугольных камней тактики штурмовых групп. Для этого будут даже строиться полномасштабные макеты оборонительных сооружений противника. Определялся также состав штурмовой группы: «Отряды должны быть вооружены автоматическим оружием, минометами, отдельными орудиями. В состав отрядов должны обязательно включаться саперы, огнеметчики и танки»[205].

Однако то, что понимал командующий фронтом, понимали не все его командиры. Также одним из препятствий к полноценной реализации тактики штурмовых групп была нехватка боеприпасов к минометам и артиллерии средних калибров. Резюмируя вышесказанное, приходится констатировать, что достижению решительного результата советскими войсками в контрнаступлении под Москвой препятствовал целый ряд объективных факторов. Соотношение сил сторон по людям и технике, а также жестокий «снарядный голод» отнюдь не благоприятствовали амбициозным планам советского командования по разгрому группы армий «Центр».

Признавая наличие объективных неблагоприятных факторов, нельзя отрицать возможность влияния факторов субъективных, лежащих в плоскости оперативного искусства. Не было ли упущено каких-то возможностей разгрома немецких войск, каким бы чудом ни казался такой разгром, исходя из объективных возможностей Красной армии?

Обычно в подтверждение этого тезиса приводят цитату из работы бывшего начальника штаба 4-й армии Гюнтера Блюментрита «Московская битва» о чудесном спасении немцев под Москвой вследствие неверных решений, принятых лично Г. К. Жуковым. Блюментрит пишет следующее: «Что-то вроде чуда произошло на южном фланге 4-й армии. Нам было непонятно, почему русские, несмотря на их преимущество на этом участке фронта, не перерезали дорогу Юхнов – Малоярославец и не лишили 4-ю армию ее единственного пути снабжения. По ночам кавалерийский корпус Белова, который во второй половине декабря причинил нам так много беспокойства, продвигался в нашем глубоком тылу по направлению к Юхнову. Этот корпус достиг жизненно важной для нас коммуникации, но, к счастью, не перерезал ее. Он продолжал продвигаться в западном направлении и скрылся где-то в огромных Богородицких болотах»[206].

Мнение противника, безусловно, является весьма ценным для понимания ситуации в целом. Однако немецкие мемуаристы также могли преувеличивать возможности противника и занижать свои собственные. Кроме того, мало кто упускает случай беллетризовать повествование и усилить драматичность тех или иных моментов. Помимо процитированного фрагмента, в книге Блюментрита мы можем найти такие слова: «25 декабря штаб 4-й армии в самый последний момент переместился в Юхнов»[207]. В этой связи тезис о беззащитном Юхнове несколько бледнеет: глупо было бы перемещать штаб армии в незащищенную точку. Еще бледнее тезис о легкоперерезаемой линии снабжения 4-й армии становится, стоит ознакомиться с описанными немецким военачальником контрмерами германского командования: «Был отдан приказ провести рекогносцировку новой линии обороны. Одна моторизованная дивизия уже выступила в район Юхнова»[208].

Здесь Блюментрит допустил неточность и говорит о выдвижении к городу моторизованной дивизии, в то время как к нему выдвинули 19-ю танковую дивизию из центра построения 4-й армии. Моторизованная дивизия (10-я) прибыла позже. Взяли ее на сравнительно спокойном участке фронта: в начале декабря 1941 г. части 19-й танковой дивизии участвовали в вялом наступлении под Наро-Фоминском. Также довольно странно звучит тезис Блюментрита о расположении Юхнова в «глубоком тылу». К 25 декабря 1941 г. линия фронта проходила через Калугу, всего лишь в полусотне километров от Юхнова. Несмотря на все эти сведения, существенно изменяющие оценку обстановки даже глазами Блюментрита, критики Г. К. Жукова охотно используют вышеприведенную цитату. Так, В. В. Бешанов пишет: «Даже по признанию германских генералов, положение под Юхновом складывалось исключительно удачно для наступавших. Группа Белова, уже достигнувшая Варшавского шоссе, имела все шансы, повернув на Медынь, окружить и уничтожить во взаимодействии с 43, 49 и 50-й армиями главные силы 4-й полевой армии генерала Людвига Кюблера. В этот момент Жуков, которому окружения одной армии противника было недостаточно, и сотворил для немцев «чудо»: он приказал Белову наступать на Мосальск, а оттуда – на Вязьму. Овладеть Юхновом поручалось 50-й армии генерала Болдина»[209].

Однако не следует думать, что оценка юхновского эпизода строится исключительно на словах Блюментрита. Схожие оценки мы находим у некоторых мемуаристов, в частности бывшего командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса П. А. Белова. Он являлся непосредственным участником описываемых событий с советской стороны.

Командир 2-го гв. кавалерийского корпуса П.А. Белов (справа) размышляет над картой.

Относительно «стоп-приказа» с поворотом от Юхнова на Мосальск в своих мемуарах П. А. Белов пишет следующее:

«Нужно было прежде всего окружить и разгромить немецкие войска в районе Юхнова, занять или блокировать этот город. Тем самым мы успешно завершили бы рейд. После этого наши дивизии могли бы двигаться на Вязьму, не опасаясь за свой тыл. Обстановка требовала действовать именно таким образом. Но вскоре после того, как я отправил командующему фронтом план действий, был получен новый приказ. Он не только не учитывал выдвинутые мной доводы и соображения, но и во многом противоречил директиве от 2 января, полученной сутки назад. Этот приказ отразился впоследствии на боевых действиях не только моего корпуса, но и всего Западного фронта. Привожу его в полном виде:

«Тов. Белову. От 3.1.42 г. Ваше решение о повороте главных сил группы против щелканово-плосской группировки не отвечает оперативной обстановке и нашему плану в целом. Отход ваших главных сил от мосальской группировки противника даст возможность противнику быстро закрыть образовавшийся прорыв и организовать оборону. Приказываю:

1. Оставить часть сил против плосской группировки противника, а главные силы повернуть на Мосальск для уничтожения группировки противника в районе Мосальска и выхода западнее Юхнова. [168]

2. Против зубовско-плосской группировки противника ударить 217 сд, действующей в районе Зубово. В этот же район выйдут 154 сд и 112 тд 50 А.

3. Ускорить выдвижение в Мещовск и Мосальск двух сд 10 А.

Жуков. Хохлов. Соколовский».

Приказ удивил меня своей непоследовательностью. Во-первых, мое решение о повороте главных сил корпуса против щелканово-плосской (то есть юхновской) группировки противника соответствовало полученной накануне директиве: она требовала уничтожить на первом этапе юхновскую группировку гитлеровцев. Во-вторых, вызывал недоумение упрек за то, что будто бы мы отводим свои главные силы от Мосальска. При чем тут Мосальск? Мы не вели и не намеревались наступать главными силами на этот город, да никто и не приказывал нам этого. Против мосальской группировки гитлеровцев были выделены 239-я и 325-я стрелковые дивизии, переданные в мое подчинение из состава 10-й армии. Кроме того, противник в Мосальске не был в то время достаточно сильным,