Военные конфликты на Дальнем Востоке и Беларусь. 1921–1941 гг. - Ирина Юрьевна Воронкова

В мае 1939 г., т. е. к началу вооруженного конфликта, 57-й Особый корпус под командованием комдива Н. В. Фекленко насчитывал 30 тыс. военнослужащих, 265 танков, 280 бронемашин, 107 боевых самолетов разных типов[365]. Войска корпуса были расквартированы в основном вдоль восточной и юго-восточной границы МНР с целью охраны этой пограничной линии протяженностью 2 тыс. км, где не дислоцировались регулярные войска

МНРА, а монгольские пограничные заставы находились в 20–30 км от границы и на расстоянии 40–60 км друг от друга[366]. Штаб корпуса размещался в столице МНР Улан-Баторе. В состав корпуса входили: 7-я мотоброневая бригада в Дзамин-Удэ; 8-я мотоброневая бригада в Баин-Тумэне; 9-я мотоброневая бригада в Улан-Баторе; 11-я легкотанковая бригада в Ундур-Хане и на станции Песчанка железной дороги им. В. М. Молотова (ныне Забайкальская железная дорога) на территории СССР; 36-я Забайкальская мотострелковая дивизия в Сайн-Шанда, Дзамын-Удэ, Улан-Баторе; 6-я отдельная кавалерийская бригада в Югодзыре; 100-я смешанная авиабригада в составе 70-го истребительного и 150-го бомбардировочного полков (70-й полк до переброски в Монголию дислоцировался в БОВО, на территории Могилевской (Бобруйск) и Витебской (Оршанский район) областей)[367].

Среди командно-начальствующего состава 11-й легкотанковой бригады в монгольский период, включая халхин-гольские события, встречаются несколько типично белорусских фамилий, однако подтверждение белорусского происхождения этих людей пока установить не удалось. Так, начальником оперативной части бригады являлся капитан Иосиф Агеевич Ляховский, начальником строевой части – старший лейтенант Александр Владимирович Михалевич, начальником инженерной службы – майор Иван Васильевич Мурашкевич[368]. Согласно архивным данным, Ляховский служил в 354-м механизированном артдивизионе бригады, погиб 3 июля 1939 г. уже в звании майора, был похоронен в братской могиле у высоты Баин-Цаган, посмертно награжден орденом Красного Знамени[369].

Размещение штаба 57-го корпуса в Улан-Баторе, на значительном расстоянии от расположения войск, негативно сказалось на их боевой подготовке и в целом на оценке военной ситуации: угрожаемый район фактически не изучался, не было рекогносцировок на местности. Несмотря на очевидную угрозу, охрана монгольско-маньчжурской границы, проходившей по восточному берегу реки Халхин-Гол, оставалась слабой. Не лучше обстояли дела на западном берегу, который лишь изредка патрулировали монгольские конные дозоры. Однако командование корпуса долго считало, что все происходившее в районе Халхин-Гола – это не более чем «мелкие пограничные пустяки и дело до войны не дойдет»[370].

Первые выстрелы на берегах Халхин-Гола прозвучали утром 11 мая 1939 г., когда, согласно советским источникам, отряд маньчжурской конницы в количестве около 200 человек, при поддержке броневиков напал на монгольскую погранзаставу у сопки Номон-Хан-Бурд-Обо и продвинулся в глубь монгольской территории на 20 км. Под давлением превосходящих сил противника монгольские пограничники отступили на западный берег Халхин-Гола. Но вскоре с помощью ударно-разведывательного отряда старшего лейтенанта А. Е. Быкова и двух полков монгольской 6-й кавдивизии противник был отброшен за пределы границы.

Совершенно противоположную картину рисуют японские источники. По их данным, никакой погранзаставы в этом районе не было, а в то утро монгольские кавалеристы переправились через реку, т. е. нарушили монгольско-маньчжурскую границу, и напали на маньчжурскую конницу, после чего были отброшены.

14 мая на территорию МНР вторглись до 300 японо-маньчжурских конников, заняли Дунгур-Обо и вышли к Халхин-Голу. На следующий день в районе Дунгур-Обо были замечены уже более крупные силы, а японская авиация бомбила расположение монгольской погранзаставы западнее этого населенного пункта. Однако командование Особого корпуса должным образом не оценило данный факт, и лишь приказ Ворошилова от 16 мая, когда уже стала очевидной непрерывность боевых действий, заставил Фекленко принять меры для приведения войск в боевую готовность и организовать разведку.

К реке Халхин-Гол была направлена монгольская 6-я кавдивизия и оперативная группа советской 11-й легкотанковой бригады в составе стрелково-пулеметного батальона, роты бронемашин и артбатареи. 21 мая авангарду группы и монгольской кавалерии удалось вытеснить противника в Маньчжурию, выйти к границе и занять оборону

В сложившейся ситуации руководство СССР вручило японскому послу ноту протеста, оставленную правительством Японии без внимания, что фактически означало открытие военных действий. И они не замедлили развернуться, сначала в воздушном пространстве, затем на земле.

Первая воздушная атака над Халхин-Голом была зафиксирована, согласно советским документам, 21 мая, когда японцы сбили связной самолет, летевший в расположение монгольской 6-й кавдивизии. В этот же день командир японской 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенант М. Камацубара своим приказом потребовал «уничтожить войска Внешней Монголии (МНР. – И. В.) в районе Номонхана». (Заметим, что в историю Японии военный конфликт на Халхин-Голе вошел как «Номонханский инцидент», по названию пограничной сопки Номон-Хан-Бурд-Обо[371].)

В тот же день 21 мая на усиление советской авиагруппировки в Монголии началась переброска из ЗабВО 23-й авиабригады в составе 22-го истребительного и 38-го скоростного бомбардировочного полков. Однако дальнейшие воздушные бои продемонстрировали значительные недостатки в боевой подготовке советских летчиков-истребителей. К примеру, оказалось, что пилотов 22-го полка вообще не обучали приемам воздушного боя, чтобы исключить летные происшествия. Командир 23-й авиабригады полковник Т. Ф. Куцевалов в составленном им «Описании боевых действий ВВС 1-й армейской группы в период конфликта на реке Халхин-Гол» откровенно отметил: «В первоначальный период конфликта… воздушные силы 57-го особого корпуса потерпели явное позорное поражение… японские бомбардировщики безнаказанно бомбили наши войска»[372]. 28 мая комкор Н. В. Фекленко в донесении на имя начальника Генерального штаба РККА Б. М. Шапошникова констатировал, что в воздухе господствует японская авиация, советские летчики не в состоянии прикрыть наземные войска, поэтому удержать плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола можно только с большими потерями от авиации противника[373].

Действительно, майские воздушные бои были крайне неудачными для советских летчиков, хотя по количеству самолетов советские силы тогда превышали японские: 82 против 52. К примеру, 23 мая в бою над центральной переправой через Халхин-Гол участвовали 13 советских истребителей против 18 японских. Японцы сбили 9 самолетов, 1 сожгли при посадке, 2 машины вместе с летчиками пропали без вести. При этом противник потерь не имел. Большое преимущество ему давало то, что к Халхин-Голу были стянуты летчики, имевшие боевой опыт в Китае, а также оснащение японских самолетов радиосвязью[374].

Требовалось срочно переломить сложившуюся в воздушном пространстве ситуацию, и уже 29 мая на трех транспортно-пассажирских самолетах в Монголию вылетела элита советских ВВС: 48 летчиков и авиаспециалистов, среди которых было 11 Героев Советского Союза во главе с заместителем начальника ВВС РККА комкором Я. В. Смушкевичем, получившим оперативный псевдоним Отец. Большинство летчиков имели опыт участия в боевых действиях в Испании и Китае – помимо самого Смушкевича, белорусы С. И. Грицевец и П. Е. Смоляков, а также А. И. Гусев, Г. П. Кравченко,