Подводный флот Гитлера - Алекс Бертран Громов

Тайхман дважды падал с койки, хотя с большим трудом нашел такое положение, из которого, казалось, ничто не могло его вытряхнуть. О сне не могло быть и речи – нельзя было даже переодеться в сухое. Половина команды укачалась и блевала по всей лодке. От одного запаха можно было заболеть морской болезнью.

…Шум винтов эсминца быстро приближался. Вскоре он раздавался уже прямо над головой – эсминец находился непосредственно над лодкой. Подводники посмотрели вверх, как будто надеялись что-то увидеть. Тайхмана поразил ужас в их глазах. Похоже, ситуация была совсем не нормальной. Он тоже посмотрел вверх. И тут, чтобы не упасть, моряки схватились за то, что попалось им под руку, – субмарина резко наклонилась вперед. Глубиномер в переднем отсеке показывал 50 метров. Где-то открылся шкаф с посудой – на палубу с грохотом посыпались тарелки; пустой медный кофейник докатился до передней переборки.

– Срочное погружение, – сказал инженер. Через мгновение он произнес по громкой связи: – Всем откинуться на переборки.

Тайхман сидел рядом с переборкой, и ему нужно было лишь немного отодвинуться назад, чтобы выполнить команду. Другие моряки в носовом отсеке сидели кто на полу, кто на торпедах. Они встали, чтобы отойти назад, как вдруг пол с ужасным грохотом ушел у них из-под ног. Тайхман застыл на месте. Ему показалось, что внутри у него все оборвалось – все внутренности сплелись в клубок, трепеща и подрагивая. Он с удивлением обнаружил, что способен дышать. Он выглянул в открытые переборочные двери отсека – людей в центральном посту сотрясала дрожь; машинисты в кормовом отсеке тряслись еще сильнее. Очертания их выглядели расплывчатыми, как на нерезкой фотографии. Лодка напоминала туго натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть.

…Три недели они бороздили воды Карибского моря от Пуэрто-Рико до Тринидада, но не встретили ничего, достойного их внимания. Все это время море было таким спокойным, что казалось уснувшим, а когда поднималась зыбь, создавалось впечатление, что это колышется расплавленный свинец. Небо было покрыто дымкой, в воздухе не чувствовалось ни дуновения. Группы облаков висели неподвижно, словно аэростаты воздушного заграждения. Солнце было медно-коричневого цвета и немилосердно жгло палубу. Оно светило 14 часов в сутки и большую часть времени стояло вертикально над головой моряков, несших вахту на мостике. Его лучи, казалось, хотели расплавить стальной корпус лодки. Изнуряющая жара лишала людей энергии, убивала мысли и высасывала из них последние соки. Моряки несли вахту без головных уборов; защиты от солнца не было нигде. Но больше всего их донимала жажда. Вокруг расстилалась бесконечная водная гладь, сверкавшая, словно жестяная крыша, а у них почти не было питьевой воды. На моряков наваливалась усталость, руки и ноги с каждым часом становились все тяжелее. Вахтенные с трудом подавляли желание опустить бинокль, закрыть усталые глаза, задремать, заснуть, заснуть на вахте. Но они продолжали вглядываться в даль сквозь бинокли. Время от времени веки моряков закрывались от усталости, но только на несколько секунд. Они протирали глаза, и в полдень, в адскую жару, от которой кружилась голова, наклонялись вперед, чтобы усилить циркуляцию крови в мозгу. Если это не помогало, на них выливали ведро морской воды. Время от времени кто-нибудь из вахтенных терял сознание, и его спускали в центральный пост.

Внутри лодка напоминала турецкую баню. Средняя температура составляла 47 градусов. По каким-то необъяснимым причинам опреснительная установка перестала работать, и воды для питья стало меньше, чем всегда. На трех человек в сутки выдавалась бутылка теплой шипучки. Люди почти ничего не ели. Хлеб был заплесневелым, масло – расплавленным и прогорклым; а когда у кого-нибудь вдруг просыпался аппетит, и кок открывал банки с мясными консервами, они почему-то оказывались заполнены только наполовину и смешаны с песком.

У дизелистов от солярки по всему телу пошли фурункулы; у остальных подводников на коже выступила сыпь; на разъеденных соленой водой и обожженных солнцем лицах кожа лупилась, напоминая сухие картофельные очистки. На шее, прикрытой бородой, от грязи образовались огромные прыщи. Все страдали от тупой пульсирующей головной боли. Кожа на койках была скользкой от пота, вся лодка пропиталась потом и воняла. Из-за жары и миазмов, в которых смешались запах нефти, влажной кожи, пропотевшей одежды, гнилых лимонов и испарений от тел пятидесяти мужчин, было совершенно невозможно уснуть».

Они все-таки возвращаются из этого похода… «В газетах, в кино и радиопередачах их превозносили до небес, им льстили, им слали приветствия, но, узнав этих приводивших противника в ужас моряков поближе, вы убеждались, что они давно потеряли всякий интерес к газетам и радиопередачам.

Однажды несколько офицеров пошли в кино, и в хронике показали субмарину в подводном положении; в динамиках прозвучало «бух-бух», а комментатор пояснил: «Это взрывы глубинных бомб». Подводники тут же встали со своих мест и покинули зал, думая, что стало бы со зрителями, если бы они услышали взрыв настоящей глубинной бомбы на расстоянии 50 метров от лодки».

Валентин Пикуль об атаках на США

Валентин Пикуль в романе «Реквием каравану PQ-17» тоже не обошел стороной тему немецких подлодок: «Недавняя катастрофа Пирл-Харбора настолько ошеломила американский народ, что на фоне гибели целой эскадры явно померкло другое бедствие, испытанное Америкой у своих берегов в начале 1942 г. За очень короткий срок немецкие подводники – безнаказанно! – отправили на грунт сразу 150 кораблей. Действуя почти в полигонных условиях, мало чем рискуя, «волки» Дёница выбирали по своим зубам любую жертву. Но большую часть торпед они выстреливали в танкеры. Это создало панику среди команд, возивших сырую нефть из Венесуэлы, и матросы в ужасе покидали свои «лоханки». Засев в барах гавани Кюрасао, они попивали крепкий тринидадский ром и лениво посматривали на танкеры, застрявшие возле причалов.

– Сгореть живьем всего за двести паршивых долларов, кому это понравится? – рассуждали они. – Ведь скажи кому-нибудь, что у нас при взрыве даже стекла становятся мягкими, словно пшеничное тесто, – так ведь никто не поверит…

Подлодки Дёница обстреляли с моря нефтеперегонные заводы, и вскоре США (богатейшая страна!) ввела нормирование на бензин, на кофе, на сахар. Для борьбы с немцами был создан флот охраны из добровольцев, ищущих острых ощущений, который получил название «Хулиганский патруль».

В составе этого «патруля» был и Эрнест Хемингуэй, который от берегов Кубы уходил в море на своем личном катере, чтобы вести борьбу с германскими субмаринами. Об этой рискованной работе он до конца своих дней вспоминал с удовольствием.

…Вскоре караван PQ-17 и судьба его поступили на обработку во флотскую группу «Норд», а вся операция по уничтожению этого конвоя получила у немцев кодовое название «Ход конем».