От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946 - Николай Николаевич Лузан

Они, вероятно, готовили Старикова для внедрения в ряды Красной армии под легендой военнопленного. Доказательства, подтверждающие эту версию, Махотин искал в уцелевших от пожара лагерных архивах и добытых поисковыми группами контрразведки материалах разведывательно-диверсионных школ из Петрозаводска и Рованиеми.

Он перелопатил все списки преподавателей и курсантов, просмотрел донесения так называемой «внутренней агентуры» финской разведки, присматривавшей за будущими диверсантами, но фамилии Старикова в них так и не обнаружил. Казалось бы, в деле предателя можно было ставить последнюю точку, но что-то останавливало Махотина от того, чтобы отправить шпионское досье в архив, а самого предателя передать в военный трибунал. Но что именно?! На этот вопрос он пока не находил ответа и, подчиняясь внутреннему голосу, снова принялся перечитывать доносы финских агентов и рапорты их хозяев.

Время перевалило далеко за полночь. Глаза Махотина слипались от усталости и хронической бессонницы. Буквы сливались друг с другом и превращались в большущие кляксы. В какой-то момент его будто что-то кольнуло. Он встрепенулся, смахнул рукой с лица невидимую пелену и склонился над доносом финского агента «Сергей». Эти характерно выписанные буквы «н» и «к» Махотин готов был поклясться, что уже где-то видел.

Все еще не веря в свою догадку, он бросился к сейфу, достал дело № 19950 на Старикова и принялся лихорадочно листать. Пальцы остановились на страницах с анкетой и автобиографией. И здесь Махотин с облегчением вздохнул. Они были написаны одним и тем же почерком, что и доносы финского агента «Сергея». Даже без графологической экспертизы становилось очевидным, что агент «Сергей» и изменник Стариков являлся одним и тем же лицом. Теперь в руках Махотина находилась еще одна важная ниточка, которая позволяла раскручивать новый, теперь уже шпионский клубок, сплетенный предателем.

Опытный оперативник, он не рассчитывал на быстрый успех, а тем более на откровенные признания Старикова. Весь предыдущий опыт общения с ним, когда каждое слово приходилось доставать из него буквально клещами, говорил за это. Предатель оказался тертым калачом, за его плечами были не только месяцы учебы в финской разведывательной школе, а и не менее суровые «университеты». Незадолго до войны Стариков провел два с лишним года в тюрьме города Йошкар-Олы, за совершенное хулиганство. Поэтому «расколоть» такой крепкий «орешек», как он, Махотин рассчитывал неожиданным и неординарным ходом.

Очередной допрос Старикова он начал с рутинных вопросов. Допрос вяло шел к завершению, осталось только подписать протокол допроса. Стариков подсел к столу, взял ручку, и здесь Махотин сделал тот самый ход – вместо протокола положил донос агента «Сергея». Выдержка изменила предателю, кровь прихлынула к лицу и выдала его с головой. Он с ужасом смотрел то на серый клочок бумаги, навсегда похоронивший надежду выбраться из той мерзости, в которой существовал последние два года, то на Махотина. Воспользовавшись растерянностью Старикова, контрразведчик спешил закрепить успех, достал чистый протокол допроса и потребовал не вилять, а говорить правду.

И Стариков заговорил. Каясь и обвиняя во всем капитана Паациала, он признал факт своего сотрудничества с финской разведкой и стал давать правдивые показания:

«…В августе месяце 1942 года из-за угрозы жизни я был вынужден дать письменное обязательство капитану Паациала сотрудничать с финской разведкой и получил от него псевдоним «Сергей»… Потом он дал мне задание…»

Оно мало отличалось от тех, которые финская разведка давала начинающим агентам, и заключалось в том, чтобы писать доносы на бойцов и командиров, сохранивших в плену верность воинской присяге и отказавшихся идти на сотрудничество с лагерной администрацией. Но и на этот раз Стариков сказал только часть правды, рассчитывая скрыться под личиной мелкого доносчика.

Предпринятая им очередная уловка не ввела в заблуждение Махотина. К тому времени Управлению контрразведки Смерш Карельского фронта удалось захватить значительную часть архива Петрозаводской разведшколы. В них нашлось немало интересных материалов, раскрывавших деятельность агента «Сергея». Теперь Махотину окончательно стало понятно, почему финская разведка прятала его под «крышу» лагерника. Он, как оказалось, был далеко не рядовым в ее шпионской иерархии. Капитан Паациала и не без оснований полагал, что такой перспективный негодяй, каким был Стариков, будет весьма полезен и в будущем. Ему отработали задание по внедрению в ряды Красной армии с целью сбора и передачи информации связнику от капитана Паациала. Но этого последнего задания агенту «Сергею» уже не суждено было выполнить. Под давлением неопровержимых доказательств он шаг за шагом признавался в совершенных преступлениях. На глазах контрразведчиков виртуальный образ оборотня приобретал все более реальные очертания.

Нет, не угроза собственной жизни, как утверждал Стариков в своих предварительных показаниях, вынудила его дать Паациала подписку о сотрудничестве с финской разведкой, а банальное желание сытой жизни толкнуло на путь предательства. За месяц до встречи с Паациала, в июле 1942 года Стариков обратился к командованию лагеря с заявлением о своем желании «добровольно служить в немецкой армии». Оно было положительно рассмотрено, и уже в августе Стариков щеголял в новеньком мундире, хлебал не лагерную баланду, а ел от пуза в столовой с такими же, как сам, отщепенцами. Там его нашел и затем завербовал Паациала.

С учетом вновь открывшихся обстоятельств Махотин и старший следователь отдела контрразведки Смерш по Ивановскому гарнизону капитан Андрей Залунин принялись и дальше распутывать запутанный шпионский «клубок» Старикова. Вскоре они выяснили, что агент «Сергей» являлся не просто рядовым доносчиком, а выполнял более важную задачу – вербовал из числа бывших красноармейцев кандидатов в шпионы и диверсанты. Вместе с Паациала он разъезжал по концентрационным лагерям военнопленных, втирался к ним в доверие, выискивал павших духом или таких, как и сам, перебежчиков, а затем, где щедрым посулом, где угрозой, склонял к сотрудничеству с финской разведкой. Только в одном Паркинском лагере военнопленных в ноябре 1942 года Стариков лично завербовал 22 человека, которых потом направили на учебу в Петрозаводскую разведывательно-диверсионную школу.

Захваченные архивы финской разведки и показания ее других, разоблаченных советской контрразведкой агентов не оставляли шансов Старикову вырваться из петли предательства, которая все туже затягивалась на его шее. На допросах он еще продолжал изворачиваться и лгать, но Махонин с Залуниным продолжали терпеливо, по крохам собирать доказательства совершенных им преступлений. А их на счету предателя оказалось предостаточно. Стариков не только склонил несколько десятков слабых духом военнопленных к сотрудничеству с финской разведкой, а и принимал непосредственное участие в проведении разведывательной и диверсионной деятельности в тылу советских войск.

Следствие установило, что после окончания разведывательно-диверсионной школы в Петрозаводске 6 сентября 1942 года Стариков в составе группы лейтенанта Линдимана, насчитывавшей в своем составе пятнадцать человек, совершил рейд в район Мурманска. В течение 7 дней они вели разведку позиций частей Красной армии и осуществили ряд диверсий на железной дороге. При возвращении, во время перехода линии фронта диверсанты попытались захватить «языка», но безуспешно: завязалась перестрелка, и Линдиман получил ранение в ногу. Старикову вместе с другими агентами пришлось выносить его на руках.

Первый «экзамен» на предателя Стариков сдал успешно. Паациала по достоинству оценил его действия и в феврале 1943 года направил повышать свой уровень в школу разведчиков-диверсантов, располагавшуюся в окрестностях города Рованиеми. Там под руководством опытного мастера шпионажа и диверсии обер-лейтенанта Койла, прошедшего одну из лучших спецшкол абвера в лагере «А» в Латвии, Стариков усиленно занимался лыжной подготовкой, учился стрелять из всех видов стрелкового оружия и осваивал минно-взрывное дело.

В апреле 1943 года после сдачи экзаменов Стариков уже не рядовым агентом, а инструктором в составе разведывательно-диверсионной группы перешел линию фронта. В течение нескольких недель она совершала поджоги, подрывы и убийства в тылу частей Карельского фронта. После успешного выполнения задания он получил очередное повышение – был назначен инструктором в Петрозаводскую разведывательную школу. С учетом богатого практического опыта ему поручили проведение начальной подготовки с начинающими шпионами и диверсантами.

Так продолжалось до лета сорок четвертого года. К тому времени обстановка на Восточном фронте радикально изменилась и не в пользу Германии и ее союзника Финляндии. Для спецслужб этих стран наступил новый период в разведывательно-подрывной деятельности. Они стали готовиться к затяжной тайной войне и сделали ставку на наиболее подготовленных, надежных и хорошо проявивших себя в деле предателей. Среди них оказался и «Сергей», его в числе других агентов стали готовить на «глубокое оседание». Ему пришлось сменить добротный мундир на лагерную робу, чтобы