Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

момента, когда судьба повернётся к тебе тем или иным боком. Только тогда, если с тобой произошло что-то серьёзное, начнёшь по-иному понимать себя и других, сравнивать свой опыт с чужим опытом.

К вечеру заглянул боец из другого взвода, прибывший тоже из отпуска по ранению, и судя по времени, тоже участник операции «Поток». Земляков внешне помнил его, даже знал фамилию. Поэтому теперь первым подошёл, спросил, вглядываясь в его тёмные глаза, или показавшиеся тёмными в блиндаже:

‒ Ты Аверьянов, кажется?

‒ Да. Анатолий.

‒ Участник «Потока»?

‒ Участник. Да я помню тебя по Щербаткину. Вместе у моста у отбивались. Моего напарника тогда задвухсотило. В тот день и меня ранило. Вместе потом на «Уралах» до госпиталя добирались.

‒ Тогда многие из наших пострадали. Тебя куда?

‒ Пуля по касательной в бедро попала ‒ легко отделался.

‒ Сильно пропахала-то?

‒ Да, считай, полноги прожгла.

‒ А у меня плечо разворотила, скрикошетила о край бронеплиты.

‒ Говорят, вечером пополнение прибудет и завтра всех на задание.

‒ Задание так задание ‒ где наша не пропадала. Тогда давай до завтра.

Они расстались, вскоре пришёл посыльный от старшины: «Вновь прибывшим получить боекомплект!». Земляков сходил, получил цинк, в блиндаже вскрыл его и долго набивал в магазины матово поблескивающие патроны. «Красивые, заразы, ‒ думал о них он, ‒ ровненькие, кругленькие, чуть промасленные пульки холодно блестят. Как игрушки!». Ладно, дело сделано. Решил перекусить. Бутерброды в поезде доел, теперь остались пирожки и полбутылки сладкой воды. Схомячил пирожки, чтобы о них более не вспоминать, запил. Рюкзак под голову положил на топчан и сам улёгся. Вскоре проснулся ещё один из караульных, спросил:

‒ Ты кто? Из пополнения?

‒ Из отпуска. Сергеем зовут, ‒ и подал руку.

‒ Жуликов Максим. ‒ представился тот. ‒ Он, видимо, привык, что по поводу его фамилии часто отпускают шуточки, но Земляков никак не отреагировал на это, лишь спросил:

‒ Давно здесь?

‒ Вообще или как?

‒ Ну, вообще?

‒ Четвёртую неделю. Здесь часто меняется состав.

‒ Это стаж! Сколько тебе лет?

‒ Двадцать семь. Дома мать, отец, семьи не имею, ‒ доложил он, а Земляков подумал: «Новый Карпов. Если так будешь думать о смене состава и далее, то недолго тебе воевать придётся».

Вслух же сказал:

‒ Ну почему же. В нашем взводе сержант Силантьев, наверное, год воюет, и ни разу не был серьёзно ранен. Или младший сержант Громов ‒ полгода на СВО. Так что здесь не угадаешь, у кого какая судьба. Сам-то как попал?

‒ Карточный долг был. На «счётчик» поставили. Пришлось кредит брать, возвращать долг и на СВО идти.

‒ Ну и как воюется? ‒ спросил Сергей и, усмехнувшись, подумал: «У него и фамилия, и вид, и глаза ‒ всё жуликоватое! Не зря картишками увлекается. Кому-то в них фартит, а кому-то не так уж и часто. Кому часто ‒ тот на СВО не пойдёт, а вот такие Жуликовы и попадают сюда. И когда он поймёт, что к чему, тогда, может, преодолеет тягу к запретному, а может, не успеет никогда».

‒ Нормально.

‒ Действительно, неплохо, если белым днём дрыхнешь.

‒ Это только сегодня. Нашу группу вывели на недельку с передовой, вот и приходим в себя: отсыпаемся, в караул ходим. Временную дислокацию надо кому-то охранять. Но завтра всех на передок отправят. Вместо нас другие прибудут. Так что всё чётко.

‒ Хорошо рассуждаешь, кое-чему успел научиться?

‒ Дело несложное. Главное ‒ не зевать. Поначалу, конечно, страшно становилось, а теперь освоился.

‒ Это хорошо, ‒ вздохнул Земляков и подумал: «Это ты, брат, настоящего дела не видел. Вот как попадешь в переплёт, будешь по-другому думать, а думать ты не особенно научился, если в карточные долги влез. Но ничего, месячишкой-другой покрутишься ‒ поймёшь, что к чему».

Поговорив, Максим вышел из блиндажа, а вернувшись, совершенно другими глазами посмотрел на Землякова:

‒ Говорят, в «Потоке» участвовал? Ну, и как там?

‒ Как видишь, живым остался.

‒ А в госпиталь как попал?

‒ Это уже в бою после выхода из трубы зацепило.

‒ Да, шума вы наделали тогда много! Дай руку, хочу пожать!

«А ведь ничего себе этот Жуликов», ‒ подумал Земляков и будто посмотрел на него с иной стороны.

На радостях он вспомнил о Екатерине. Позвонил ей и вздохнул:

‒ Ну, привет! Я на месте. Спасибо за пирожки ‒ только сейчас доел.

‒ Наконец-то обо мне вспомнил. Переживаю за тебя.

‒ А вот этого делать не надо. Позвони отцу, передай, что всё хорошо у меня. Добрался. Григория за меня поцелуй, а я тебя целую сто тысяч раз.

‒ И это всё? Ну, поговори со мной.

‒ Не могу долго говорить, сейчас построение будет.

‒ Вот всегда так! Всегда перед построением звонишь!

‒ Не обижайся. Всем привет. Будем на связи.

37

За месяц отпуска Земляков почти отвык от армейской жизни. Всё-то ему казалось не так, всё мешало: то дежурный свет в блиндаже, то жёсткий топчан. Он ворочался и ворочался, и всё никак не мог заснуть, хотя ночь перед этим, проведённую на вокзале, почти не спал, а если чуток и поспал, то сидя. Теперь же появилась возможность дрыхнуть по-настоящему, но и она длилась недолго: среди ночи прибыло пополнение, бойцы тыкались во все углы, не находя себе места, а когда более или менее улеглись, пришла пора вставать. С ними был и младший сержант Громов. Вот это более всего обрадовало. Земляков подошёл к нему, взял за локоть:

‒ Володя, привет!

Тот повернулся, расплылся в улыбке:

‒ Серёга! Каким ветром?!

‒ Днём прибыл из отпуска после ранения.

‒ Это ты молодец, а то никого почти не осталось из старой гвардии. Оклемался?

‒ Да вроде того. Через недельку должен подъехать Медведев.

‒ Тогда совсем хорошо.

‒ Ты-то как? Вижу, младшего дали? Поздравляю!

‒ Мелочи. Отказывался, но не смог. Вы-то все разъехались, ну а мне, значит, такая нагрузка подвалила. Хотя командиром себя не считаю, но если командование так решило, то взял под козырёк.

‒ Теперь-то где воюем?

‒ В Степановке. Полсела взяли, осталась вторая половина.

‒ И вторую возьмём! Ярик где?

‒ Там же. На линии огня. Взводом командует. Наш-то лейтенант Зимин опять в госпиталь угодил. То у него пневмония, то теперь перелом ‒ упал и руку сломал. Во как бывает на фронте.

К утру в блиндаже появились