Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

class="p1">И вот этот боец появился и направился на угол двухэтажки с подвалом. Поддержали его бросок огнём, из здания ответили, но быстро замолчали, а боец-подрывник вот он, у самого окошка-бойницы в обнимку с миной, и в следующий момент аккуратно бросает её в окно полуподвала. Сам же поворачиваться и, не обращая внимания на огонь прикрытия, бегом возвращается на исходный рубеж.

‒ За каждый такой проход надо Героя давать! ‒ восхитился Земляков и в этот момент раздался мощный взрыв, прошелестевший тугой волной над головами и осыпавший градом кирпичных обломков.

‒ В атаку! ‒ скомандовал Громов группе Землякова, и вся она поднялась, и, прикрывая огнём сама себя, оказалась у почти разрушенного здания, с сохранившимся лишь дальним углом, где, как оказалось, остался в живых один нацист ‒ выглянул из развалин припорошенный пылью и с поднятыми руками.

Он был без оружия, его обыскали, не нашли ничего подозрительного и жгутом связали руки. Громов спросил:

‒ Сколько вас там было?

‒ Шестеро…

‒ Почему не отходили?

‒ Приказа не было… ‒ и он неожиданно заплакал, и слёзы потекли по пыльным щекам и заросшему щетиной подбородку.

Громов связался со взводным, доложил:

‒ Частное здание взято, зачищено. Потерь личного состава нет, один неприятель взят в плен. Нужна эвакуация.

Поговорив, сержант приказал:

‒ Жуликову охранять пленного до прибытия машины! Остальные продолжают движение по улице.

‒ Есть! ‒ гордо козырнул боец и взял автомат наизготовку. Правда, долго столбом не простоял, прислонился к разлатому ясеню, и продолжая наблюдать за лежавшем на траве пленным, не спускал с него взгляда. Когда бойцы отдалились, пленный неожиданно вскочил на ноги и пустился наутёк в сторону леса.

‒ Стреляй! ‒ крикнули Жуликову, а тот растерялся, автомат поднял, а руки ходуном ходят.

‒ Стреляй… ‒ кто-то грязно выругался.

Спохватившись, боец стрельнул одиночным, потом перевёл рычаг предохранителя на стрельбу очередями и полосонул по убегавшему, выпустив чуть ли не весь магазин, и беглец в конце концов переломился в животе и через несколько шагов рухнул лицом вниз. К Жуликову подбежал Громов:

‒ Тебе что было приказано? Охранять, а не на деревьях виснуть. Ты что?

Понурившись, Жуликов молчал и было видно, как у него трясутся руки. Сержант подошёл к нему, хлопнул по плечу:

‒ Когда ты привыкнешь? Уже месяц воюешь, а руки всё трясутся!

Жуликов изобразил на лице что-то похожее на улыбку, спросил дрожащим голосом:

‒ Что теперь с ним делать? ‒ и указал глазами на двухсотого.

‒ А ничего. Пусть греется на солнышке. Кому полагается, заберут его. Это не твоя печаль.

В этот момент послушалось гудение дрона и Громов крикнул:

‒ Под дерево! ‒ и принялся наблюдать за дроном, появившимся, как только рассеялся туман.

Он уж было приложился к прикладу, чтобы запустить в него очередь, но кто-то стрельнул раньше и удачно, если от выстрела дрон занесло в сторону и в тот же момент он взорвался в воздухе. Громов оглянулся, а это Жуликов стоит и улыбается.

‒ У тебя, боец, геройство на геройстве, где только и научился этому. ‒ И ничего более не сказал, но спохватился: ‒ Кто проголодался, можете водички попить, но немного ‒ с полным желудком много не навоюешь, да и опасно это. Наши деды и прадеды воевали на пустой желудок, и многие выживали после ранения, не приведи Господь.

Земляков наблюдал за Жуликовым и не понимал его. «Не похож ты на картёжника ‒ слишком взгляд добродушный. Те уж такие прожжённые, а тебя чуть чего ‒ в краску бросает, ‒ думал Сергей. ‒ Видимо, втянули тебя в игру, а ты и не знал, с кем связался, и проигрался, а те пригрозили, мол, долг сразу не вернёшь ‒ на перо посадим! Известная история. Теперь врага подстрелил, хотя он тоже для кого-то человек. А всё из-за чего? Из-за неопытности ослабил за ним контроль, а тот сразу понял, кто перед ним, и наутёк ‒ лес-то в пятидесяти метрах. Поневоле соблазнишься. И так во всём. Все происшествия или многие из них происходят из-за собственной халатности, разгильдяйства и недосмотра, ‒ сделал вывод Сергей и добавил: ‒ В том числе из-за моей собственной: ведь видел, как ты обнимался с деревом, а ничего не сказал».

Что это так и есть, Сергей убедился через минуту, когда, увлёкшись сухпаями, все потеряли страх, а тут как тут дрон FPV приблизился и тотчас спикировал, видимо высмотрев прогал в низко свесившихся ветвях. Все врассыпную, попадали на траву, а он зацепился за ветку, спикировал на луговину и взорвался. К их счастью, никого сильно не зацепил, лишь осыпал землёй, но перекус сорвал, а Жуликову всё-таки раскровенил щёку.

‒ Повезло, боец! ‒ пожал ему руку Макариков и принялся накладывать повязку.

Все отряхнулись, но в это время впереди открылась стрельба, а глянули ‒ с десяток нацистов ломятся от заброшенного сарая огородами к лесу, почти мимо них бегут. Громов сразу крикнул: «К бою!». Бойцы тотчас заняли удобные позиции, умостившись кто где, и открыли огонь по беглецам. Несколько из них упали, но большинству удалось укрыться среди деревьев. Один из них не удержался, пустил очередь в ответ; пули попали и в их клён, срезав несколько веток и молодых резных листьев, недолго кружившихся в воздухе.

‒ Вот, суки! ‒ выразился Макариков, до этого молчавший. ‒ Подыхать будут, а всё равно отстреливаться не перестанут. И чего, спрашивается, они там сидели, кого ждали, что мы мимо пройдём и не заметим, чтобы после ударить в спину?! Товарищ сержант, разрешите добить их?

‒ Отставить!

‒ Тогда, может, им попить отнести, укольчик обезболивающий сделать, перевязать? Так, что ли?

‒ Убивать раненых противников ‒ это по международным правилам считается жестоким отношением.

‒ Может, они моего брата раненого так же убили полгода назад. Может, так же и их прикончить. А что ‒ зуб за зуб!

‒ Прекратите истерить, рядовой! Я вам не мамка, чтобы нянчиться.

И не успел Громов проявить себя командиром, как со стороны огородов раздалась стрельба, и пули одна за другой веером стеганули по постройкам, по деревьям.

‒ Ну, и что теперь, скажите? ‒ не унимался разошедшийся Макариков. ‒ Какой-то гадёныш-недобиток героя из себя строит!

‒ Я тебя услышал… Заходим: ты с одного фланга, а я с другого, а бойцы нас подстрахуют.

‒ Разрешите мне одному, чтобы честно было?!

‒ Ты всегда такой?

‒ На этой войне ‒ всегда, а каким буду на следующей ‒ не знаю.