В сердце войны - Александр Николаевич Карпов

– И учительница из Горького с ним занимается по школьной программе, –  сказал второй солдат. –  Витек, у тебя что с ней, роман? Или так, поматросишь, а потом бросишь?

По поляне снова прокатился громкий смех, поддержанный звонким хохотом юного бойца. Насмеявшись вдоволь, Витя закрыл под надвинутой на лицо пилоткой глаза. При упоминании его учительницы он вспомнил о последних проведенных ею занятиях, на которых он, являясь единственным учеником, под пристальным контролем преподавателя, усердно занимался. Именно усердно, потому что иначе не мог. Не мог подвести отца, своих друзей-сослуживцев, комбата Токмакова. Не мог иначе, потому что истосковавшаяся по своей мирной профессии, надевшая солдатскую форму учительница сполна тратила всю накопившуюся в ней за время войны энергию на одного ученика. Самого дисциплинированного в ее жизни ученика, старательно выполнявшего все ее задания. Послушного, смотрящего прямо в глаза при объяснении материала, впитывающего школьную науку после двух лет, проведенных в оккупации: без школы, без учебы, в борьбе за существование. Она находила для него чистые листы бумаги, ставшие на фронте большим дефицитом, от чего даже в штабе батальона порою донесения писали на вырванных из книг и журналов листах, нанося текст между печатных строк. По ее просьбе Витя писал мелко, стараясь уместить слова компактнее, тем самым экономя драгоценную бумагу. Он оставлял как можно меньше места между строк, а задачки и вовсе решал в уме, прежде чем выводил цифры рукой.

Несмотря на наступившее лето, он не просил ее о каникулах. А сам в это время начинал все чаще и чаще замечать, что его единственная учительница порою проводит с ним занятия, едва не засыпая после ночного дежурства в батальонном узле связи. Измотанная, смертельно уставшая, она не пропускала уроков и, казалось, совсем не радовалась тому, что иногда они прерывались из-за того, что ее единственного ученика отправляют с очередным донесением комбата. Тогда он с виноватым видом вставал из-за стола и, глядя в ее красные от недосыпа глаза, удалялся прочь. Потом стремительно бежал в штаб батальона, где получал от майора Токмакова или капитана Аксенова сложенный в несколько раз лист бумаги. Он прятал его в карман гимнастерки или в пилотку и двигался дальше в указанном ими направлении. За год службы он привык следовать наставлениям отца, своих друзей – Абзала и Михаила Дронова, помкомвзвода Крылова, которые учили его внимательно слушать приказы командиров и с точностью их выполнять, прикладывая к этому максимальное количество сил и энергии. Они приучили его не жалеть себя для выполнения поставленной задачи, так как в условиях войны все задания и приказы считались боевыми, а соответственно требовали полного самопожертвования и точного исполнения любой ценой.

Витя так и делал. Он внимательно присматривался к тому, куда какой взвод отправляется. Слушал командиров и научился ориентироваться по карте. Он почти безошибочно определял направление сторон света. По солнцу угадывал время. Он знал в лицо всех солдат и офицеров батальона, многих запомнил по имени, а потому мог просить любого о помощи в поисках того, кому предназначалось очередное донесение из штаба. Ему никто не отказывал. Помогали абсолютно все. Любой считал нужным оказать содействие воспитаннику своей части. При выполнении заданий командиров мальчик перестал считаться с погодой, с усталостью, с частым отсутствием возможности поесть или поспать. Он принимал пакет или донесение и в роли посыльного бежал в требуемом направлении в нужное подразделение. Со временем он настолько освоился с этой ролью, что его начинали отправлять и в другие части, находившиеся поблизости. Давали вооруженного солдата для сопровождения, если таковой был в наличии, но чаще Вите самому приходилось искать дорогу, а потом возвращаться назад.

Излюбленным же местом его пребывания стал взвод, где служили его лучшие друзья Абзал и Михаил Дронов. Куда бы они ни шли, где бы ни занимались установкой столбов или вешек для протягивания линий связи, мальчик всегда был поблизости. И всегда был готов отправиться по приказу взводного или кого другого с донесением в штаб батальона или в другое подразделение. И лишь поздно вечером он возвращался на ночлег в женский взвод, где почти каждая связистка считала его если не сыном, то младшим братом. Ему стирали форму и портянки, пришивали чистый подворотничок, стригли, помогали мыться и подкармливали чем-нибудь вкусненьким, если такое было в наличии.

– Да, Витек с бабами легко общий язык находит. Целый взвод его опекает и прислуживает, –  снова по поляне раздались колкие реплики все того же неугомонного бойца.

– Войдет к ним в землянку да как гаркнет! Чтоб все по его было! – добавил другой солдат, от чего новая волна смеха прокатилась по окрестностям поляны, где под летним солнцем отдыхали бойцы.

– А помните, когда в Белоруссию вошли, мы на постое в одной деревне стояли, –  приподнялся на локтях улыбающийся Дронов и обвел взглядом лежащих вокруг него солдат.

– Это где Витька нашего одна баба усыновить хотела? – отреагировал на его слова весельчак.

– Да! – засмеялся в ответ Михаил. –  Просила, чтоб оставили ей мальчика. Уж больно Витек ей по душе пришелся. Прямо-таки прикипела к нему.

– Ага, у самой четверо, все мальцы совсем. Мужик в партизанах сгинул. Старики мать с отцом на шее. Так она еще и Витька захотела себе забрать, –  ответил ему все тот же солдат.

– Точно, –  повернулся к нему Дронов. –  Мы ей говорим, что у него отец тут же служит, а она не верила, пока сама не увидела нашего старшину, когда он к Витьку приезжал.

– Хорошие там люди. Добрые. Встретили нас по-людски, –  медленно и негромко произнес солдат, ближе всех находившийся к Михаилу.

– Хутор у них чудом уцелел. Мужиков почти не осталось, все в партизаны ушли, а они к нам как к родным, –  добавил еще один боец, что лежал поблизости.

Слушая солдатские разговоры, Витя вспомнил, как батальон вошел в недавно освобожденную от немцев маленькую белорусскую деревню, с чудом уцелевшими домами и хозяйственными постройками. Вспомнил, как удивлялись тогда его сослуживцы тому, что везде по всей очищенной от врага территории им попадались только голые закопченные печные трубы, выглядевшие как безмолвные памятники стоявшим на их месте домам мирных людей. В этой деревне было все иначе. И о прошедшей войне ничего не напоминало, кроме испуганных глаз местных жителей, в основном стариков, женщин и детей.

Они поселились в стоявшей в центре хутора хате, где проживала хозяйка, ее родители и четверо детей. Их дом был занят половиной женского взвода, вторая половина которого облюбовала для себя соседний дом с примерно таким же количеством уцелевших в нем обитателей. Привыкший к службе и уже изрядно соскучившийся по мирному труду в огороде и по хозяйству, Витя принялся