Пока играет флейточка - Николай Федорович Иванов

– Вот так губки вытягиваешь, вот так. Дуй!

Под шипение и присвист новоявленного духовика рядом с привалом плюхнулась Бабой Ягой на живот «птичка». Операторы вытащили её за шиворот из снега, начали зыркать по сторонам, выискивая пути отхода.

– Смотри, – флейтист выпростал свои губы-ниточки, уложил их на чашечку мундштука. Хватанул воздуха и курочкой принялся клевать перед собой невидимые нотные зёрнышки. Из них полилась умиротворённая музыка, под которую, как под дудочку пастушка, послушно поплёлся за хозяевами вновь поднявшийся над просекой квадрокоптер.

Десантники в ожидании взводного натаскали сухих веток, разложили костёр. В выигрыше оказались Васьки, вольготно расположившиеся перед огнём на колесе, остальные переминались на ногах или довольствовались сидением на корточках. Служба для солдата идёт не только во время сна, но в ещё большем блаженстве при отсутствии командира.

– Ермак, оставь на затяжку.

– Вот я удивляюсь нашему Купцу. У самого целое Подмосковье сигаретных ларьков, а он стреляет бычки.

– Потому и ларьки, что стреляет. Угу, да! – вывел формулу успешного бизнеса Синяк. – Хорошие учителя были.

– А у нас в Махачкале поставили первый в мире памятник русской учительнице, – попросил не трогать профессию Историк.

– Ленушок, роднуш, да не волнуйся ты. Не отвечал, потому что занятия, – Москвич занялся привычным увещеванием жены, не обращая внимания, что разговор влетает в чужие уши.

– Выдыхай в прорезь, – на молодожёна не обращал внимания только флейтист, продолжая измываться над сержантом, взводом и сидящими на ветках снегирями. Несмотря на «пивные» животы, те легко сгибались в три погибели и выклёвывали из веточек под тоненькими ножками вкусности. Чем не ресторан с живой музыкой на свежем воздухе! В отличие от дятла, не перебивали они и мужские разговоры. – Верхняя и нижняя губа, каждая должна рождать свой звук. Прессом выдавливай изнутри воздух, животом работай…

– Композиторы, заткнитесь, а? Дайте Москвича послушать, – попросил Ничей.

– А я со своей плохо расстался, – вдруг ни с того ни с сего поделился проблемами семейной жизни Купец. Скорее всего, музыка вкупе с воркованием молодожёнов всколыхнула воспоминания, в которых он чувствовал свою виноватость. И вот перед боями вызрело желание то ли повиниться перед женой, пусть и заочно, то ли оправдать себя. Невысказанность бередила душу, она тоже выглядывала из прошлой жизни, которая вдруг оказалась невероятно дорога.

– Расставаться надо без злобы, – Ермак, грея над огнём выскобленные снегом, как наждачкой, руки, попробовал поучить семейной жизни сослуживца.

– Так заколебала ревностью, – всё же оправдался, но без злобы, обладатель сигаретного ларька на каком-то рынке в Подмосковье. – Перед отправкой подошли к озеру уток подкормить. Подплыла одна уточка, селезень куда-то, идиот, отвлёкся. Даже в этом попрекнула – такой же кобель, одну оставляешь…

Степень доверия к семейной тайне на этом закончилась, да и не проявилось у окружающих особого интереса к чужим воспоминаниям. А скорее, щадили что-то своё, потаённое и в чём-то похожее: из гражданской жизни, несмотря на домашние неурядицы, веяло уютом. А угли в собственном костре нельзя доверять ворошить чужой кочергой. Война нынешняя хотя и считается войной позывных, но у каждого солдата есть собственное имя. Вон Цыган, третий Василий на колесе, кутается в воротник с носом, молдавские глазки остекленели на морозе.

– Цыган, как тебе русская заграница?

– В Европе теплее.

– О-о, мы ещё и по Европам покатались? – не поверил Синяк, наверняка дальше гастронома никуда не отлучавшийся. Хотя не с первого же класса попрошайничал, какая-то биография же имелась…

Молдаванин на иронию не отреагировал, остался сидеть недвижимо. После прозвучавших семейных драм беседа не клеилась, а морозец крепчал. Без разговорной толчеи он всегда ядрёнее, и Синяк, удивляя телевизионными познаниями, подтолкнул беседу дальше:

– По шенгенской визе?

– По фронтовой карте.

Выбор между Шенгеном и военной картой был слишком противоположен, и все обернулись – рассказывай.

– И куда вывела? – попросил уточнений Историк, которого любопытным делала профессия.

– В Берлин. К Рейхстагу.

Сопоставить Великую Отечественную с войной нынешней оказалось сложновато даже учителю истории, но на этот раз молдаванин сам не стал томить:

– У нас в Кишинёве отряд поисковый был. Поднимали останки бойцов. У одного из солдатиков прочли медальон, нашли родственников в Туле. Те попросили привезти прах. Кости хорошие оказались, кофейного цвета, хотя солдат оказался из штрафников.

– А какие ещё могут быть кости? – не упускал ни одной возможности уточнять незнаемое Историк.

– Белого цвета. Такие надо зарывать обратно в землю и отмаливать человека. А туляка приняли решение доставить на родину. Границы уже были закрыты, ехать пришлось через Европу, Польшу, Беларусь. Вот и решил завезти бойца к Рейхстагу, до которого тот не дошел в 44-ом.

Неизвестно, сколько бы стояла над поляной тишина, нарушаемая лишь треском сучьев в костре да тихой мелодией флейточки, если бы не Купец. Он что-то подсчитал в уме и с удивлением сообщил:

– Мужики, а ведь мы все родились в Советском Союзе. Мы с вами, чёрт побери, последние оттуда. Получается, что это СССР защищает сейчас Россию. Дела…

Каждый попытался окинуть время от дружбы народов до войны с некогда братской Украиной. Не выходило. Шёл сбой в сознании.

– Хорошо, если кто-то и нас вот так найдёт и развезёт по домам, – помечтал о более житейском Синяк.

– Идиот, – вторично выпихнул в снег соседа Ермак. Вернулся к совсем безобидному: – Тувинец, твоим воем только духов вызывать.

– Причём злых!

Накаркали: у костра вырос Брусникин. Стёр шапкой светящийся на солнце ореол из бусинок пота на стриженой голове, перерезал взглядом каждого, кто попался в прицел глаз. Рейд в кафе, судя по всему, результатов не дал, и «птичка» уже через минуту снова наблюдала бег пятнистой десантной гусеницы с автомобильным колесом на хвосте.

– О-о-о, – стонал Синяк, не умещаясь на тропе и проваливаясь в снег глубже остальных. – Хоть бы побыстрее или по домам, или на войну.

4

У войны любимая дорога – узкоколейка, не дающая никаких шансов увернуться попавшемуся навстречу солдату!

* * *

Для прибывшего на фронт пополнения сделалось исключение: новобранцев встретила свадьба, где танкисты бережно покрывали покатые плечи своих Т-72 белой фатой. Похлопав «невест» по не менее покатым аппетитным бокам, заводили их на ночь в капониры-горницы. У новобрачных из-под вуали торчали перебинтованные носы орудийных стволов, но то списывалось на маскировочный макияж, а не спор за чужих женихов.

– Ленушок, чудушко, да какие могут быть тут женщины! – прилюдно обманывал жену Москвич. – А вот связь точно пропадёт…

Разлуку с домом обещало компенсировать свадебное угощение: из подскочившего тылового фургона с развевающейся от скорости маскировочной шевелюрой два шустрых солдатика принялись разносить термосы с кашей