Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

в Неаполе и на Сицилии, а сама Англия завладела Гибралтаром и Порт-Маоном. Сэр Роберт Уолпол, новый английский министр, не сумел впоследствии сохранить этот благоприятный союз и тем изменил традиционной политике своей страны. Крепнущее господство Савойского дома в Сардинии длилось долго – лишь в наши дни титул короля Сардинии сделался почетным титулованием короля Италии.

Одновременно с коротким эпизодом власти Альберони и притязаний Испании разворачивалась борьба на берегах Балтийского моря; о ней следует упомянуть потому, что она отражает другую характерную особенность морской силы Англии, проявлявшейся на севере и на юге вполне непринужденно, словно в сказке о легких ударах лапы тигра. Долгое состязание между Швецией и Россией на время прервалось в 1718 году переговорами, клонившимися к миру и к союзу между названными государствами для улаживания спора за престолонаследие в Польше и для восстановления Стюартов в Англии. Развитие этого проекта, на котором покоились многие надежды Альберони, было остановлено смертью шведского короля, погибшего в сражении. Война продолжилась; русский царь, видя истощение Швеции, помышлял о совершенном ее покорении. Это нарушение равновесия сил в Балтийском море, угрожавшее превратить последнее в «русское озеро», виделось нежелательным в Англии и во Франции, особенно в первой, морская сила которой как во время мира, так и во время войны нуждалась в материалах, вывозившихся главным образом из прибалтийских стран. Оба западных королевства вмешались в дела северных держав дипломатическим путем, также Англия направила в Балтийское море свой флот. Дания, которая тоже участвовала в войне против своего традиционного врага – Швеции, сейчас же покорилась, но Петр Великий сильно разозлился на это давление и долго не уступал; пришлось приказать английскому адмиралу соединиться с флотом шведов и повторить в Балтийском море историю инцидента при мысе Пассаро. Царь испугался и отозвал свои корабли. Это случилось в 1719 году; однако Петр уступил не до конца. В следующем году вмешательство Англии повторилось уже весомее: хотя оно не было достаточно своевременным для спасения шведских берегов от опустошительных нападений со стороны русских, но все-таки царь, осознав настойчивость планов, с которой ему приходилось считаться, и ведая из личного наблюдения и практического опыта, на что способна морская сила Англии, окончательно согласился на мир. Французы нередко приписывают этот счастливый результат влиянию своей дипломатии и говорят, что Англия поддерживала Швецию слабо, желая, чтобы та лишилась провинций на восточном берегу Балтийского моря, поскольку Россия, сделавшись таким образом пограничной с морем, могла бы предоставить английской торговле доступ к своим обширным внутренним ресурсам. Вполне вероятно, что это так, и, конечно, британские интересы, особенно по отношению к торговле и морской силе, имелись в виду при соглашении; но сам характер Петра Великого служит залогом того, что наиболее сильным доводом в его глазах была боевая сила британского флота и способность последнего дойти до самых дверей русской империи. По Ништадтскому миру, заключенному 30 августа 1721 года, Швеция вынужденно освободила Лифляндию, Эстляндию и другие провинции на восточном берегу Балтийского моря. Этот результат был неизбежен: для маленьких государств с каждым годом становилось труднее сохранить целость своей территории.

Ясно, что Испания осталась крайне недовольной теми условиями, на которые ее обязал Четверной союз. Последовавшие затем двенадцать лет назывались годами мира, но мир этот был весьма непрочен и изобиловал элементами будущих войн. Три большие обиды заставляли Испанию страдать: захват Австрией Сицилии и Неаполя; занятие Англией Гибралтара и Маона; наконец, обширная контрабандная торговля, практиковавшаяся английскими купцами и при посредстве английских кораблей в Испанской Америке. Мы увидим, что Англия была главным источником всех этих обид, а потому считалась главным врагом Испании, но сама Испания не была единственным врагом Англии.

Спокойствие, наступившее после падения Альберони, каково бы оно ни было, обусловливалось в первую очередь характером и политикой двух министров Франции и Англии, которые сошлись в желании общего мира. Политика французского регента и ее основания нам уже известны. Движимый теми же побуждениями, а еще желая загладить случайную обиду, нанесенную Англии, Дюбуа добился другой уступки от Испании, в дополнение к коммерческим привилегиям по Утрехтскому миру, а именно – права ежегодной отправки торгового корабля в Вест-Индию. Говорят, что этот корабль, стоя всегда на якоре, непрерывно снабжался товарами с других судов, так что новый груз поступал на него с одного борта тотчас же, как старый свозился на берег с другого борта. Дюбуа и регент оба умерли во второй половине 1723 года, после восьмилетнего управления страной, в котором изменили политике Ришелье союзом с Англией и Австрией и пожертвовали в их пользу интересами Франции.

Регентство и номинальное управление Францией перешло к другому представителю королевской фамилии, но подлинным правителем стал кардинал Флери, наставник молодого короля, которому исполнилось тринадцать лет. Усилия приближенных короля сместить Флери не принесли результата: кардинал в 1726 году получил должность и полномочия министра. В это время сэр Роберт Уолпол сделался первым министром в Англии и обрел влияние и власть, которые дали ему практически полное руководство политикой государства. Главным желанием обоих, Уолпола и Флери, был мир, особенно в Западной Европе. Франция и Англия поэтому продолжали действовать сообща для достижения этой цели; хотя им не удалось полностью заглушить всякий ропот, тем не менее они на протяжении нескольких лет успешно предотвращали возмущение. Но если цели двух министров были сходными, то мотивы, побуждавшие их к одинаковому образу действий, различались. Уолпол желал мира по причине нерешенного вопроса об английском престолонаследии и для мирного роста английской торговли, которая, так сказать, всегда была перед его глазами, а еще, вероятно, потому, что из-за своего властного характера он не терпел равных себе в правительстве и боялся войны, которая могла бы поставить рядом с ним более сильных людей. Флери, которому нечего было беспокоиться ни за трон, ни за собственную власть, желал, подобно Уолполу, мирного развития своей страны и уклонялся от войны вследствие любви к покою, естественной в его преклонном возрасте, ибо ему было семьдесят три года, когда он принял министерский портфель, и девяносто, когда смерть взяла от него этот портфель. При его управлении благосостояние Франции возросло. Даже гости замечали перемены в облике страны и народа, однако справедливо усомниться в том, насколько эта перемена обязана правлению спокойного старца, а насколько – естественной жизненности народа, не истощавшегося более войной и не изолированного от остального мира. Французские авторитеты говорят, впрочем, что земледелие в стране не оживилось. Как бы то ни было, морское процветание Франции удивляло, благодаря прежде всего отмене торговых стеснений в годы непосредственно после смерти Людовика XIV. Вест-Индские