Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

острова разбогатели особенно, процветание с ними разделяли и те порты метрополии, которые вели индийскую торговлю. Тропический климат Мартиники, Гваделупы и Луизианы, а также обработка тамошних полей невольниками хорошо гармонировали с отеческим полувоенным управлением, которое свойственно всем французским колониям, но которое принесло менее счастливые результаты в более суровом климате Канады. В Вест-Индии Франция добилась решительного преобладания над Англией, доходность одной только французской половины Гаити равнялась доходности всех английских вест-индских владений, а французские кофе и сахар вытесняли английские с европейских рынков. Французские историки говорят также о сходном превосходстве французов над англичанами в средиземноморской и левантийской торговлях. В то же самое время Ост-Индская компания заметно оживилась, и ее складочный пункт во Франции, самое название которого Лориан (L'Orient) говорит о сношениях с Востоком, быстро сделался блестящим городом. Пондишери на Коромандельском берегу и Чандер-Нагор на Ганге, главные оплоты французской силы и торговли в Индии, быстро развивались; Бурбон (ныне остров Соединения) и Иль-де-Франс (теперь остров Маврикий), положение которого столь удобно для господства на Индийском океане, сделались один богатой земледельческой колонией, а другой сильной морской станцией. Монополия компании ограничивалась торговлей только между отечественными портами и главными станциями в Индии, торговое мореходство по индийским морям открыли для частной предприимчивости, и оно развивалось еще быстрее. Это была пора расцвета частного предпринимательства, и даже недоверие к правительству – которое олицетворяли две фигуры, Дюпле в Чандер-Нагоре и Лабурдонне в Иль-де-Франсе [124] – не мешало затевать предприятия, созидавшие силу и славу Франции в восточных морях. Начавшемуся движению к соперничеству с Англией в Индостане, открывшему Франции перспективу великого колониального владычества (в итоге украсившего новым титулом корону Великобритании), было суждено, впрочем, оборваться и покориться морской силе Англии. О развитии французской торговли в рассматриваемую эпоху, вследствие мира и отмены ограничений, без всякой связи с покровительством государства, свидетельствовал рост французского коммерческого флота: число судов выросло за двадцать лет после смерти Людовика XIV от трехсот до тысячи восьмисот. Этот факт, по словам французского историка, опровергает «порожденные нашими несчастиями печальные предубеждения, будто Франция неспособна к морской торговле – единственной торговле, которая бесконечно расширяет силу нации вместе с областью ее деятельности»[125].

Это свободное и счастливое проявление деятельности народа ничуть не радовало Флери, который как будто взирал на него с недоверием курицы, высидевшей утят. Они с Уолполом сходились в желании мира, но Уолпол поневоле обязан был считаться с английским народом, который чутко относился ко всякого рода соперничеству на море и в торговле. Сверх того, Флери унаследовал ошибочную политику Людовика XIV: его взор то и дело обращался на континент. Он не желал следовать политике регентства и ссориться с Испанией, склонялся скорее к сближению с той; хотя из-за непрерывной вражды Испании к Англии ему не удалось добиться этого, не жертвуя мирными усилиями, его заботила главным образом мысль об усилении положения Франции на суше через утверждение принцев из дома Бурбонов где только можно и через налаживание единства между ними посредством семейных союзов. Что же касается военного флота, то при Флери тот все больше слабел. «Французское правительство отвернулось от моря в тот самый миг, как нация деятельностью частных предпринимателей прилагала усилия, чтобы опереться на него». Количество кораблей сократилось до пятидесяти четырех линейных кораблей и фрегатов, пребывавших по большей части в неудовлетворительном состоянии. Даже когда Франции пять лет подряд угрожала война с Англией, в строю оставалось всего сорок пять линейных кораблей на девяносто английских. Разница эта предсказывала исходы последующих войн, длившихся четверть века.

В рассматриваемый период Уолпол, полагаясь на содействие Флери, решительно возражал против открытой войны между Англией и Испанией. На затруднения, которые доставляли досадные и угрожающие действия Испании и тех союзников, каких время от времени той удавалось привлекать на свою сторону, Англия отвечала вполне успешными морскими демонстрациями, напоминая о той морской силе, которую признавала и перед которой склонялась одна нация за другой. В 1725 году испанский король и император согласились прекратить свою продолжительную распрю и подписали в Вене договор, который обязывал императора поддерживать притязания Испании на Гибралтар и на Порт-Маон силой оружия, если понадобится. Россия также выказала желание присоединиться к этой конфедерации. Между Англией, Францией и Пруссией был заключен контрсоюз; английские флоты направились в Балтийское море для устрашения русской царицы и к берегам Испании, в угрозу испанскому правительству и для защиты Гибралтара, а третий флот отбыл к Порто-Белло в Карибском море для блокады флота испанских торговых галеонов, чтобы прекращением сообщения с метрополией напомнить испанскому королю одновременно о зависимости от американской монеты и об английском господстве на океанском пути, через который та доставлялась.

Отвращение Уолпола к войне ясно передает его приказ английскому адмиралу не сражаться при Порто-Белло, а только блокировать порт; как следствие, эскадра долго оставалась в нездоровой местности, отчего на ней стали происходить болезни со смертельным исходом, которые напугали нацию и способствовали, кроме других причин, отставке министра много лет спустя. Умерло от трех до четырех тысяч человек, матросов и офицеров, в том числе сам адмирал Гозьер. Правда, цель Уолпола была достигнута: Испания предприняла безрассудное нападение на Гибралтар с суши, но присутствие английского флота обеспечило крепости снабжение провизией и боеприпасами и предотвратило формальное объявление войны. Император разорвал союз с Испанией и под английским давлением отнял привилегии у Ост-Индской компании, учреждение которой он сам ранее одобрил в Австрийских Нижних землях и которая получила свое имя от порта Остенде. Английские купцы требовали полного уничтожения этой компании заодно с другой, учрежденной в Дании, и в обеих случаях удовлетворение этого требования было осуществлено английским министерством при поддержке Голландии. До тех пор, пока английская торговля не страдала серьезно, мирная политика Уолпола, сопровождавшаяся, что вполне естественно, годами достатка и изобилия, принималась обществом, пусть Испания продолжала свои настойчивые попытки вернуть Гибралтар и даже не стеснялась угрожать. К несчастью, испанцы зашли слишком далеко в стремлении ставить препоны английской торговле. Об уступке Англии права «асьенто», или права торговли невольниками, а также о разрешении ежегодно отправлять корабль в Южную Америку уже упоминалось, но эти привилегии были малой частью тех, какими уже пользовалась английская торговля. Система, которой Испания придерживалась в торговле со своими колониями, носила крайне узкий, в высшей степени избирательный характер: стараясь оградить эти колонии от иностранного доступа, Испания сама пренебрегала заботой об их нуждах. Вследствие того развернулась громадная тайная, или контрабандная, торговля, что велась во всех ее американских владениях главным образом при посредстве англичан, которые пользовались правом «асьенто» и отправкой упомянутого