Женщины - Кристин Ханна

Из глаз Фрэнки полились слезы.

Мама неловко встала, слегка прихрамывая, подошла к Фрэнки, взяла ее за руку и вывела из больницы. Они сели в «кадиллак», и мама тут же закурила.

— Тебе нельзя курить, мам, — отрешенно сказала Фрэнки. — Будет еще один инсульт.

— Кто этот парень?

Фрэнки почти засмеялась.

— Это мужчина, мама. Генри Асеведо.

— Врач, который хочет открыть реабилитационную клинику для наркоманов?

— Да, он.

— Но… когда это началось?

— После вашей вечеринки на Четвертое июля.

Мама слегка улыбнулась.

— Врач. Хорошо, вы с Генри поженитесь. Скромная церемония. Ребенок родится чуть раньше. Но это происходит сплошь и рядом.

— Я не выйду замуж, мама. На дворе не сорок второй год.

— Ты хочешь растить ребенка одна, Фрэнсис? Хочешь сдать его в приют? И что скажет Генри? Он кажется мне хорошим человеком.

По щекам снова побежали слезы. Если бы все было по-другому. Если бы это был Рай, они бы поженились, и она была бы готова.

Что скажет Генри?

Не тот мужчина. Не то время.

— Не знаю.

Через четыре дня доктор Месси позвонил, чтобы подтвердить ее беременность, и с этого момента тревожность Фрэнки росла не по дням, а по часам. Телефон на кухне разрывался от звонков, но Фрэнки не брала трубку. Она знала, что мама наверняка беспокоится, но ей нечего было сказать.

Генри тоже понимал, что дело неладно, — постоянно спрашивал, почему она притихла.

Фрэнки не знала, что ему ответить, не знала, что ответить себе или кому-то еще. Она жила по инерции: просыпалась, шла на работу, загружала себя делами и старалась не думать о будущем, которое так ее страшило.

Она стояла во второй операционной, готовилась ассистировать, это была последняя операция в ее смене. Из колонок неслась рождественская музыка.

— С днем рождения, Фрэнки, — сказал анестезиолог.

Его длинные волосы едва помещались под синей шапочкой. Напротив стоял хирург, изучал обмазанный йодом живот пациента, накрытого синей пеленкой. На операционный стол падал яркий свет.

— Спасибо, Делл.

Фрэнки взяла скальпель и протянула хирургу, прежде чем он успел его попросить. Доктор сделал разрез.

Фрэнки промокнула выступившую кровь.

— Здесь, — сказал доктор Марк Лундберг. — Идем дальше. Опухоль. Зажим.

Следующие два часа доктор Лундберг удалял опухоль из желудка пациента. Когда операция закончилась, а разрез был зашит, доктор стянул маску и нахмурился.

— Что-то не так? — спросила Фрэнки, опуская маску.

— Вот сколько ему лет, Фрэнки? Тридцать? Откуда, черт возьми, у него рак желудка? — Он покачал головой. — Отправь на диагностику.

Фрэнки сняла перчатки и бросила их в ведро. Когда пациент пришел в себя, она дала медсестре рекомендации по уходу.

После этого Фрэнки открыла карту пациента.

Скотт Пибоди. Учитель начальных классов. Почетное увольнение из армии. 1966 г. Вьетнам. Женат. Двое детей.

Она сделала несколько пометок и убрала карту в держатель у изножья кровати. Проходя по коридору мимо рождественских украшений, она вдруг осознала, насколько сильно ноют ноги и спина. Беременности каких-то два месяца, а ей уже тяжело? Она убрала форму в шкафчик, взяла сумку и вышла из больницы.

Фрэнки свернула на дорогу к новому мосту Коронадо. Окна в машине были опущены, Джим Кроче протяжно пел о времени в бутылке[44].

Подъезжая, она увидела дым из трубы своего бунгало и вспомнила, что сегодня должен был прийти Генри — отметить ее день рождения.

Двадцать семь.

Юность прошла. Большинство ее подруг из школы и колледжа уже замужем, обзавелись детьми. Этель прислала кучу фотографий своего малыша, Фрэнки даже собрала их в отдельный альбом.

Она припарковалась и какое-то время просто сидела в машине под уличным фонарем, глядя на черные изгибы пляжа через дорогу.

Пора рассказать Генри о ребенке. Она больше не может держать это в тайне. Не может нести этот груз в одиночку.

Она подойдет к дому, откроет дверь и все ему расскажет.

Фрэнки подбирала слова, снова и снова прокручивала их в голове, меняла местами, пыталась то смягчить, то завуалировать, то преувеличить, но, в конце концов, это были просто слова, оставалось только набраться смелости.

Она открыла дверь бунгало.

В доме пахло жареным мясом и печеным картофелем. Фирменный рецепт Генри: куриные бедра, картофель и лук обжаривались на сковородке, а затем запекались в духовке.

Он стоял у плиты в своем любимом фартуке с надписью «Если любишь, извинись», джинсах и толстовке с эмблемой бейсбольной команды.

— Я дома, — сообщила Фрэнки.

Генри развернулся.

— С днем рождения, крошка! — воскликнул он, развязал фартук и бросил его на спинку стула.

Подошел к ней, обнял и поцеловал. Когда он отстранился, она заплакала.

— Что случилось, Фрэнки?

— Я беременна.

Она не знала, что надеется от него услышать. То, чего она хотела на самом деле, все равно уже не случится. Это было не то время и не тот мужчина.

— Выходи за меня, — наконец сказал он. — Я перееду сюда. Откажусь от дома в Ла-Хойя. Тебе захочется быть ближе к родителям.

Он смотрел на нее так, будто она была центром его мироздания. Именно так влюбленный смотрит на предмет своего обожания.

— Генри…

— Почему нет? Ты ведь знаешь, я всегда хотел стать отцом. Во мне так много любви, а ты так в этом нуждаешься, больше всех, кого я встречал.

— Я не… — не люблю тебя, подумала Фрэнки, но вместо этого сказала: — Не думаю, что готова.

— К такому не подготовишься. Я постоянно слышу это от людей. Но родительство — это погружение. Всегда.

Он говорил так искренне и так преданно, что это тронуло ее сердце, зародилась надежда. Люди женятся каждый день, по разным причинам, из-за разных обстоятельств. Никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем.

Он хороший человек. Верный. Честный. Такие, как он, живут со своей женой долго и счастливо и умирают с ней в один день.

Ей нужна его сила. На этот раз она не справится в одиночку.

— Мы можем стать семьей, — сказал он.

Она положила руку на свой плоский живот и подумала: «Наш малыш». Она часто представляла себя матерью, мамой, но война во Вьетнаме и та девочка, что умерла у нее на руках, сбили ее с пути, поселили страх там, где должна быть радость.

Она удивилась, когда обнаружила, что мечта о материнстве все еще живет в ней — слабая, неуверенная, пугающая, эта мечта сплелась с надеждой, о которой Фрэнки тоже успела забыть.

Все случилось не так, как она представляла, и не с тем мужчиной, но это все