Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

– Молодец Иван.

Григорий, обходя вокруг, сказал, радуясь лежанке:

– Теперь перезимуем.

Потом поднял глаза на Ивана и спросил:

– А трубу-то как?

– Из листа согну, кирпич от взрывов растрескается.

– Дело, – заключил Григорий, соглашаясь с Иваном.

– Побелить бы, – сказал Иван, закончив затирать печку.

Старшина согласно кивнул и сказал:

– Я спрошу, обязательно спрошу. Может, у них на складе побелка завалялась. Эт не кальсоны. Если есть, дадут. Но тут такое дело, скажи им про печку – и к тебе, Иван, очередь выстроится, только работай, воевать некогда будет.

– Раз такое дело, пусть стоит непобеленная, – заключил Григорий. Хотел добавить: «Главное, чтоб не растрескалась», – но промолчал, понимая, что такими словами обидит Ивана.

Все любовались на печку, осознавая, что зима не за горами, а обсушиться, согреться и просто кашу разогреть будет проще простого.

Григорий, собравшись с мыслями, сказал всем:

– Надо, ребятки, о дровах подумать, печка без дров – пустое место. Так что, увидели, какое подходящее дерево, тащите сюда. Хорошо бы топорик и пилу, да где в этой неразберихе взять.

И, повернувшись к старшине, сказал:

– Может, где на складе есть.

Старшина встрепенулся и произнёс ласковым голосом:

– Пошукаю, может, и попадётся. Они, тыловики, тоже люди. Когда лишнее просишь, глазами сверлят, готовы шкуру содрать.

– А что же им надо? – поинтересовался Григорий.

– Что надо, что надо. Пистолетик немецкий покажи, да с кобурой кожаной. За это чёрта из-под земли достанут. Нацепит какой-никакой интендант и будет перед своими бахвалиться: вот я какой трофей у немцев добыл, а сам немца только на картинке и видел.

– Пистолетик хорошо, да где взять, – с сожалением произнёс Григорий.

– Тут я не разумею, – развёл руками старшина.

Все задумались, а старшина вдруг сказал:

– С дровами разберёмся. Глядишь, Раиса нам и супчик сварганит. Во оторвёмся. После казённых харчей, рай да и только.

И все согласно закивали головами. Будущие перспективы хорошей еды согрели очерствелые сердца.

– А и то правда, – возник из темноты писклявый голос. – Казённый харч водянистый, навару нет. Хлебаешь, хлебаешь – одна вода. Хорошо, хоть соли хватает.

Все, вспомнив домашнее мирное хлебосольство, поддержали сказавшего. Из всех углов, как по команде, прозвучало одобрительное:

– Да-а.

И кто-то добавил:

– Вот отъедимся.

Вернувшийся в подвал Иван сказал Григорию:

– Завтра пойду железо искать.

Григорий удивился:

– Да посмотри, кругом полно листов валяется.

– Валяется-то оно валяется, а как ни посмотришь, одно решето. Всё осколки иссекли, а нам целый нужен. Дырки-то затыкать нечем.

– Ну, шукай, Иван, может, и попадётся.

– С утра и займусь.

Утром небо загудело, так что с железом пришлось пока отложить.

Поэтому все, задрав головы, глядя на черные кресты, проползающие над головами, думали, им ли гостинцы везут или других сегодня одарят. Но бомбовозы поползли к Волге. Вдруг ястребки наскочили на них, и те, побросав бомбы в воду, поспешили улепетнуть.

Один отставший, дымя правым мотором, спешил догнать остальных. Вдруг на него сверху свалился ястребок и клюнул огненными струями по второму мотору. Бомбовоз, качнув серыми крыльями с крестами, с протяжным воем, дымя, стал падать. Столб воды поднялся вверх, и река приняла в себя очередной кусок исковерканного металла.

Но утро ещё не кончилось, и каждый понимал, что бомбовозы к себе вернутся, бомб нацепляют, бензина дольют и обратно. И «мессеров» сверху пустят, чтоб ястребки отгонять.

Как думали, так и произошло. Кресты на крыльях проползли над всеми опять в сторону Волги. Может, там, на той стороне реки, и грохотало. Здесь своего грохота хоть продавай. И снаряды, и мины – все грохочет так, что мало не покажется.

День прошел без бомбёжки, считай тихо. И Григорий, и Иван, и все, все облегчённо вздохнули. Только надолго ли это. Не могли немцы про них забыть, так что свою порцию бомб рано или поздно получат. Вопрос только когда, к вечеру или с утра. А пока порадовавшись, что одну напасть пронесло мимо, сидели и курили, радуясь восходящему солнцу.

Григорий не унимался, напомнив про дрова. Во дворе разобрали раздавленный взрывом сарайчик. С забором было бы проще, но где взять, давно всё растащили и, наверное, сожгли.

Иван пошел искать листовое железо. Долго бродил среди разрушенных домов. Два мятых с крыши листа, полузаваленных колотыми кирпичами, лежали на виду. Долго Иван возился, освобождая их из хлама, сложил вместе и потащил в подвал. По дороге встретил Леонида и сказал:

– Где проволоку увидишь, тащи.

Тот кивнул головой и умчался.

Конечно, сделать железную трубу, да с замком, как положено, да на коленке, нет никакой возможности. И молоток нужен, и киянка, и верстак. Это не дома, где всё под рукой. Поэтому мудрствовать не стал, а скрутил железо в трубу, проволокой обвязал – и в дело.

Конечно, когда разжигал, волновался. Ну как, что не так. Хотя, если разобраться, лежанка прямая, как грабли, должна гореть, как ракета. Только дверцей поддувала тягу регулируй. Труба дымила на улицу.

Конечно, немецкие лётчики заметят. Но Сталинград всё время тлеет и дымит, тлеет и дымит, так что лишний дым не стоит внимания.

В общем, печь подняла настроение, было в ней что-то домашнее, тёплое. И каждый хотел накидать побольше дров и, открыв дверцу, глядя на огонь, порадоваться. Иван остановил и сказал:

– Хватит, пусть потихоньку сохнет, а то потрескается.

Дрова сложили в угол. Печка, согреваясь, отдавая тепло, радовала всех.

Даже Рая, незаметная, как тень, стояла и улыбалась. Вдруг Григорий, глядя на неё, сказал громко:

– Надо какую-никакую кастрюлю прииметь.

Тут старшина не выдержал:

– А я что говорил. Дайте время, Рая вам такое приготовит, за уши не оттащишь.

От таких слов Рая смутилась, покраснела и готова была сквозь землю провалиться, так, словно сейчас ей придётся готовить, а она ничего не умеет. А старшина не унимался:

– А ты не стыдись, тут все свои. Смотри, какие бойцы, таких и не накормить. Орлы, а не люди.

Но Григорий успокоил его:

– Будет день, и будет пища.

Но старшина не унимался:

– Я уж интендантов потрясу. Есть, есть у них и перец, и лаврушка, и лук, если порыщут, всё найдут. С луком закавыка, но найду. С интенданта с живого не слезу, все внутренности вытрясу. Пусть всё даёт.

Григорий улыбнулся словам старшины, но ничего не сказал, а только почесал лоб. Остальные порадовались, надеясь, что сказанное старшиной рано или поздно произойдёт.

Лейтенант вместо Григория

Шестинедельной выпечки взводные никуда не годятся. Как офицеры они безграмотны, как юнцы, у которых молоко на губах не обсохло,