Технофеодализм - Янис Варуфакис

и коммунальные службы (как поставщики электроэнергии, компании водоснабжения и канализации, железнодорожные сети или телефонные провайдеры), за исключением того, что Большая цифра использует облако для сбора наших данных, чтобы усилить свою монопольную власть над нами. Хотя мне были симпатичны их тезисы, я был убежден, что за Большой цифрой стоит нечто гораздо большее, чем простое усиление капиталистами Кремниевой долины своей рыночной власти над нами с помощью облачного надзора.

Но была одна книга, которая придала мне смелости поверить в то, что я не ошибся, предполагая, что за всем этим стоит нечто более фундаментальное и что под вопросом само существование капитализма, — это замечательная книга Маккензи Уорк 2019 года «Капитал мертв: это что-то хуже?»[102]. Я не могу слишком настоятельно рекомендовать ее. Многие из моих идей резонировали с ее предположениями, за исключением, пожалуй, главной: Уорк пишет о новом «векторальном» классе, контролирующем информационные каналы, — векторы, по которым распространяется информация, связывающая все этапы производства от поставщиков материалов до распределения товаров таким образом, что это узурпирует власть капитала. Я представлял себе это не так. То, что она называет вектором, душащим капитал, показалось мне новой мутацией капитала, настолько заразной, что она создала новый правящий класс со способностью к извлечению выгоды, схожей с феодальной властью, — облачный капитал.

Читатели, которые уже немного знакомы со мной, не удивятся отсылке к сериалу «Звездный путь», которую я собираюсь сделать. Хотите верьте, хотите нет, но мой термин «облачный капитал» восходит к двадцать первому эпизоду третьего сезона (первоначально показанному 28 февраля 1969 года) под названием «Витающие в облаках» (The Cloud Minders). В сценарии, написанном Маргарет Армен (и основанном на рассказе Дэвида Герролда и Оливера Кроуфорда), действие разворачивается на Ардане, планете, где правящий класс ведет роскошную жизнь в Стратосе — городе, неподвижно парящем над облаками, окутывающими планету. При этом вся физическая работа выполняется на поверхности планеты и в подземных туннелях троглитами, чей мозг постоянно травится ядовитым газом, который успокаивает и притупляет их разум и чувства. Искушение совершить прыжок от облачных надзирателей «Звездного пути» к облачным капиталистам технофеодализма оказалось непреодолимым. Затем, в 2022 году, я почувствовал себя реабилитированным, когда Бретт Скотт опубликовал замечательную неолуддитскую книгу с критикой пластиковых и цифровых денег под названием «Облачные деньги: наличные, карты, криптовалюты и война за наши кошельки»[103].

Кори Доктороу — еще один автор, помимо Маккензи Уорк, чьи аргументы и идеи наиболее близки моим. Я настоятельно рекомендую всё, что он пишет в своем блоге и в различных журналах (например, Wired), а также, конечно, книгу 2022 года, которую он выпустил в соавторстве с Ребеккой Гиблин, под названием «Капитализм бутылочного горлышка: как Большая цифра и Клика правообладателей захватили рынки творческой рабочей силы и как мы вернем их себе»[104].

И последнее, но не менее важное: я должен поблагодарить моего редактора Уилла Хэммонда, работать с которым — одно удовольствие, и Джудит Мейер, друга и товарища, которой я обязан многим из того немногого, что я знаю о современных алгоритмах, программировании, облачных технологиях и т. д.

Зачем технофеодализм?

Зачем технофеодализм?

Беседа с читателем о новом термине

Задумывался ли ты когда-нибудь, читатель, как наиболее точно охарактеризовать мир, в котором ты живешь? Не в смысле эпитета — «ужасный» или «прекрасный», а в смысле какого-то специфического термина или словосочетания, которым можно было бы обозначить всемирно-исторический период. Если ты никогда об этом не задумывался, то сообщу тебе, что сегодня, буквально прямо сейчас кто-то живет в эпоху метамодернизма (вытеснившего, как заверяют сторонники тезиса, эпоху постмодернизма), кто-то — в эпоху постправды, кто-то — в эпоху надзорного капитализма (популярной ныне концепции). Да, когда ты ходишь в магазин или смотришь телевизор, кто-то искренне плачет (метамодерн), активно не доверяет новостям (постправда) или старается не заходить в Google, чтобы сохранить свои «поведенческие излишки» (надзорный капитализм). Скорее всего, читатель, раз уж ты читаешь книгу под названием «Технофеодализм», ты слышал все эти термины и, может быть, догадываешься, что они означают. Возможно, ты даже выбрал для себя один, чтобы определять «эпоху» именно им. И вот, ты получаешь еще один «эпохальный» термин. Технофеодализм. Зачем он нужен, что значит и что описывает, ведь мы вроде бы живем при капитализме, как бы его ни понимали?

Ученые и мыслители самых разных направлений придумали достаточно терминов, которые могут быть использованы в объяснении нынешних социально-экономических процессов, характерных практически для всего мира. Далеко не полный список капитализмов приведен в книге 2024 года с говорящим заголовком «Трансформации современного капитализма»[105]. Во введении к данному сборнику статей редактор — независимый исследователь Дэвид Дж. Эванс — перечисляет следующие капитализмы: «интегрированный мировой капитализм», «ризоматический капитализм», «гиперкапитализм», «технокапитализм», «каннибальский капитализм», «когнитивный капитализм», «цифровой капитализм», «информационный капитализм», «интеллектуальный монополистический капитализм», «семио-капитализм», «капиталоцен» (не капитализм, но все же), «связующий капитализм», «нематериальный капитализм», «некрокапитализм», «капитализм нажатия клавиши» («keystroke capitalism», не путать с «кликбейт-капитализмом»[106]), «надзорный капитализм», «абсолютный капитализм», «патримониальный капитализм», «платформенный капитализм», «некрокапитализм», «террор-капитализм», «нейрокапитализм», «зомби-капитализм». Я выбрал слова или словосочетания, в которых есть термин «капитализм», и опустил концепции типа «рантье-экономика», «гиг-экономика» (гигономика), «экономика знаний» и т. д. Подчеркну, читатель, это не все известные нам капитализмы. Эванс забыл «коммуникативный капитализм»[107], «аффективный капитализм»[108] и многие другие. Некоторые термины, как отмечает Эванс, еще даже не придуманы. Совсем недавно, уже после возникновения всех этих новых концепций «префикс-капитализма», Дилан Райли остроумно заметил, что мы живем в эпоху «прилагательного капитализма» (adjectival capitalism)[109]. Эванс обращает внимание на эту ремарку Райли, а также вскользь отмечает возвращение в дискурс социальной теории феодализма с его аватарами[110], правда, эту мысль не развивает.

 Ты спросишь, читатель, зачем нужны все эти капитализмы? Исходя из списка так или иначе очевидно, что с усложнением мира нам становится все тяжелее подбирать подходящие языки для его описания. Каждый из этих капитализмов в любом случае привносит что-то свое в осмысление происходящего и каким-то образом подсвечивает те стороны нынешней системы, которые не были на виду. Возможно, прилагательные для капитализма заканчиваются, и нам пора искать новые слова, которые бы помогали лучше понимать наш мир. Что если настала пора заменить само слово «капитализм»? Пусть бы даже и на «феодализм». То, что слово старое, не означает, что с новой приставкой — не важно, будет это прилагательное «цифровой» или префикс «нео» или «техно» — оно непременно должно соотноситься с классическим «феодализмом». Впрочем, сам «феодализм», как и «капитализм», разными учеными трактуется по-разному. Как бы то ни было, к феодализму как понятию, описывающему наш мир, мы уже вернулись. Поздравляю тебя, читатель. Помимо прочего, у тебя появилась опция пожить не только в мире «какого-нибудь капитализма» или метамодернизма, но также и «какого-нибудь феодализма».

Во всяком случае, греческий экономист, политик и социальный мыслитель Янис Варуфакис убежден в том, что именно феодализм — наиболее точный термин для описания мировой экономики сегодня. Ты уже хорошо знаешь Варуфакиса, читатель. Это не кабинетный ученый. Он министр экономики Греции в прошлом, профессор экономики в Афинском университете и автор популярных книг — в настоящем. Одна из них — «Беседы с дочерью об экономике» — была переведена на русский в издательстве «Ад Маргинем»[111] и выдержала, между прочим, три издания. Да, это не вполне академические работы — в них он беседует, как мы видим, с дочерью или с покойным отцом, — но это книги, которые активно читают. В них есть не только стиль, но и живая мысль. Иногда опережающая научные исследования. В своей новой книге — той, которую ты держишь в руках, Варуфакис прозорливо утверждает, что само слово для эпохального анализа имеет критически важное значение.