Украденное братство - Павел Борисович Гнесюк

Его молчание и неестественная поза не ускользнули от Максима. Парень оторвался от пайки очередной платы и с любопытством посмотрел на босса.

— Что, шеф? — спросил он с легкой, едкой усмешкой. — И Дима теперь на мову перешел? Читал нам тут лекцию о «великом и могучем»? Скоро и мы с клиентами на «державной» общаться будем? «Добрый день, какая у вас проблемы с видеокартой?» — он передразнил высокий, нарочито правильный голос.

Андрей резко повернулся к нему. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было искажено вспышкой настоящего, неподдельного гнева. Он не кричал, но его тихий, низкий голос прозвучал как удар хлыста.

— Никогда! — отрезал он, и каждое слово было отчеканено из стали. — Мой бизнес — мои правила. Мой город — мой язык. Хотят говорить на украинском — пусть едут в Киев, во Львов, там куча других фирм. Мы работаем на русском. Здесь. В Донецке. Это наш дом. И нам в нашем доме никто не будет указывать, на каком языке дышать.

Он умолк, тяжело дыша. Максим, смущенный и ошарашенный такой резкой реакцией, отвел взгляд и снова уткнулся в плату. Андрей прошелся по комнате, сгреб со стола пачку документов и швырнул их обратно с таким треском, что Катя вышла из маленькой бухгалтерской ниши, где вела учет.

— Что случилось? — тихо спросила она, с тревогой глядя на его побелевшие костяшки, сжимающие край стола.

— Ничего, — буркнул он, отворачиваясь к окну. — Абсолютно ничего. Просто еще один кирпич в стене.

За окном медленно спускались на город ранние сумерки. Огни в окнах домов зажигались, один за другим, создавая призрачное, неровное полотно жизни. Андрей стоял и смотрел на этот знакомый пейзаж, но видел он сейчас не родной город, а ту самую, незримую, но крепнущую с каждым днем стену, которая медленно, но, верно, росла между ним и тем миром, что остался за линией фронта.

Этот звонок от Димы был не просто бюрократической помехой. Это был голос из-за той стены. Голос, который напоминал: ты — чужой. Твой язык — чужой. Твоя жизнь — чужая. И с этим приходилось жить. Каждый день. Последний клиент, пожилая учительница, забравшая свой починенный ноутбук, наконец, закрыла за собой дверь, и в офисе воцарилась непривычная, почти звенящая тишина.

Её нарушало лишь мерное гудение системных блоков и слабый шелест кулера в только что собранном игровом компьютере. Воздух, ещё недавно наполненный голосами и стуком клавиатур, теперь был густым и спокойным, пропахшим паяльной канифолью, свежей краской с только что распакованного корпуса и едва уловимым ароматом лаванды от саше, которое Катя развесила по углам, пытаясь бороться с техногенной атмосферой.

Андрей, сгорбившись от усталости, сидел на своём вращающемся стуле и смотрел на груду пустых картонных коробок, которые предстояло убрать. Его руки, умелые и чёрные от припоя и машинного масла, лежали на коленях. Катя, стоя у раковины в мини-кухне, мыла чашки, и звук льющейся воды был удивительно громким в этой тишине. Она вытерла руки, подошла к нему сзади и, не говоря ни слова, обняла. Прижалась щекой к его спине, чувствуя напряжение в его мышцах.

— Ну что, капитан, — прошептала она, — гавань приняла все корабли?

Он рассмеялся, коротко и устало, положил свои ладони на её руки.

— Приняла. Чуть не утонула от избытка груза, но приняла. Теперь бы самого капитана на ремонт поставить.

— Сейчас, — пообещала она. — Сначала покажи мне, ради чего весь этот сыр-бор.

Он кивнул, провёл рукой по лицу и потянулся к системному блоку, который стоял у него на столе, как алтарь нового технологического божества. Это был монстр — с массивной системой жидкостного охлаждения, подсветкой, меняющей цвет, и той самой видеокартой, за которой гонялись все геймеры города. Он нажал кнопку, и машина ожила. Вентиляторы закрутились с бархатным шепотом, подсветка заиграла всеми цветами радуги. На огромном изогнутом мониторе, занимавшем полстола, поплыла заставка, а затем загрузилась игра — последняя часть знаменитой фэнтезийной саги.

Мир, вспыхнувший на экране, был поразителен. Бескрайние изумрудные долины, уходящие к заснеженным пикам гор, древние леса, пронизанные лучами заходящего солнца, города с причудливой архитектурой, где по мостовым сновали не люди, а эльфы и гномы. Звук, идущий через мощную акустическую систему, был объёмным и глубоким — щебет невиданных птиц, шелест листьев, отдалённая эпическая музыка. Это была идиллия. Совершенный, продуманный до мелочей цифровой космос, где не было ни тревог, ни страха, ни разбитых дорог.

Катя, не отпуская его, смотрела на экран, и её глаза расширились от восхищения.

— Красиво… — выдохнула она. — Совсем другое измерение. Как будто и нет ничего этого… этого всего за окном. Ни шизофрении, ни этого вечного напряжения. Как будто можно просто дышать.

Андрей накрыл её маленькие, ещё влажные от воды руки своими большими, сильными ладонями.

— Вот видишь, — сказал он тихо, глядя на виртуальный пейзаж. — Мы здесь, в этой бетонной коробке, строим свой собственный мирок. Свой бизнес, свои правила, своё представление о красоте и порядке. Мы его создаём буквально своими руками, из этих вот микросхем и проводов. И этот мирок — наш. Никто нам здесь не указ. Никакие дурацкие указы о языке, никакие проверки, никакие… — он запнулся, — никакие глупые распри.

Он произнёс это с такой уверенностью, с такой верой в созидаемую ими крепость, что Катя на мгновение сама поверила в эту иллюзию. Они стояли, слившись в одном порыве, глядя на сияющий экран, за которым был лишь мир, подвластный логике и коду.

И в этот самый момент, когда иллюзия была почти совершенной, за окном, совсем не отдалённо, где-то в паре кварталов, грохнуло что-то тяжёлое и мощное. Звук был не похож на раскат грома — он был более плоским, более резким, более… металлическим. Стекло в оконной раме их полуподвального офиса звякнуло, затрепетало мелкой, нервной дрожью. На экране монитора картинка на секунду дрогнула, поплыла, и герой игры замер в неустойчивой позе.

Они замерли. Оба. Их объятия стали деревянными. Атмосфера волшебного царства рухнула в одно мгновение, разбитая грубым, материальным звуком реального мира. Тишина, наступившая после взрыва, была оглушительной. Где-то завыла сирена, потом другая.

Андрей первый пришёл в себя. Он медленно, очень медленно выдохнул. Воздух вышел из его лёгких со свистом. Он повернулся, всё ещё сидя в кресле, и притянул Катю к себе, прижав её голову к своей груди. Он почувствовал, как она дрожит.

— Никто… — повторил он шёпотом, но теперь это звучало не как утверждение, а как заклинание, как