Рейс без обратного билета - Александр Александрович Тамоников

– Беда в том, что они краденые. И украл их ты. У государства. А ваше государство, насколько я знаю, очень не любит, когда кто-то что-то у него крадет. Не любит прямо-таки до высшей меры. Какая там у вас высшая мера? Расстрел? Виселица? Электрический стул? Хотя, собственно говоря, какая разница…

Уж чего-чего, а такого поворота в разговоре Марсель никак не ожидал. И потому смешался и не знал, что сказать. То есть испугался еще больше. И это, конечно же, не ускользнуло от внимания Эжена.

– А еще беда в том, – продолжил Эжен, – что ты и меня, честного человека, пытаешься втянуть в это нехорошее дело. И между прочим, свою мать тоже. Ведь именно она предложила мне от твоего имени купить эти побрякушки. А что из этого следует? А следует то, что и она, и ты – преступники. А значит, вместе вам и отвечать перед законом. Это не мои выдумки, юноша, а просто такова логика.

Эжен умолк и посмотрел на Марселя коротким пытливым взглядом. Ему нужно было понять, как чувствует себя этот юнец после таких слов. Ему надо было это видеть. На лице человека можно прочесть много чего, а Эжен умел читать по лицам. И то, что он прочитал, его вполне устроило. Все шло по плану, и притом как нельзя лучше.

– Но ведь и это еще не все! – сказал Эжен. – Насколько я понимаю, побрякушек у тебя на руках нет. Они у кого-то другого. Не так ли? Ну а раз так, то и этот кто-то другой также замешан в этом скверном деле. И что же получается в итоге? А в итоге получается совсем нехорошо. По советским законам ты, твоя мама и тот господин, который имеет доступ к ценностям и который в любой момент может их украсть, – организованная преступная группировка. Банда, как любит выражаться ваш народ. А советский закон очень не любит бандитов. За такие дела, юноша, можно и впрямь схлопотать электрический стул. Или что там у вас вместо электрического стула?

Эжен опять умолк, и опять с тем же самым умыслом, что и прежде. Ему нужно было почувствовать, как трепыхается в его цепких ладонях эта глупая пташка, сидящая сейчас напротив. Пташка, конечно, трепыхалась, но Эжен и не думал ослаблять хватку. Наоборот, он еще крепче сжал гипотетические ладони, тем самым давая пташке понять, что из этих самых ладоней ей не вырваться. Даже и пытаться не стоит.

– Но самое скверное, – сказал Эжен, – даже не в этом. В конце концов, что воровать, у кого воровать и воровать ли вообще – это дело ваше. Тут, знаешь ли, каждый решает за себя. Но ты пытался втянуть в это дело меня! Меня, честного человека! Тем самым ты нанес мне оскорбление. Равно как и твоя мама. Впрочем, оскорбление я готов вам великодушно простить. Но если бы дело было только в оскорблении! По сути, вы с мамой втянули меня в очень опасное дело. Вы и меня заставили совершить преступление! Да-да! А это уже совсем другое дело.

– Но какое преступление? – пролепетал Марсель. – Ведь вы еще ничего у нас не купили…

– Дело не в том, купил я что-нибудь у вас или не купил. Но я держал в руках краденые перстни, а также список прочих краденых вещей. И главное, я знаю, что они – краденые. Стало быть, и я причастен к вашей афере. Стало быть, и мне придется вместе с вами отвечать по советским законам. Мне, честному коммерсанту, иностранному гражданину! Вот это и есть самое скверное. И что я в этом случае должен делать? Как я обязан поступить?

Марсель молчал, не зная, что ответить.

– А поступить я обязан так, – сказал Эжен. – Немедля донести на тебя и твою маму в правоохранительные органы. В милицию. И сказать там, что я ни при чем и это вы пытались втянуть меня в вашу преступную шайку. И предъявить доказательства – те самые перстни и список. Ничего другого мне не остается. Потому что у меня нет никакого желания участвовать в ваших аферах. С чего ты взял, что я собираюсь покупать у тебя краденые вещи? Тебе об этом сказала твоя мама? Ну а она с чего взяла? Ах, ей так хотелось думать… Ну, так она ошиблась в своих предположениях. Я не скупщик краденого, я честный коммерсант.

Эжен опять умолк, и на этот раз надолго. Ему было нужно знать, как поведет себя его собеседник – этот юноша, решившийся на опрометчивый шаг и вздумавший перехитрить его, Эжена. В принципе Эжен знал, как Марсель себя поведет и что скажет, но ему хотелось в этом убедиться, что называется, визуально. Страх – плохой советчик в делах, а в опасных ситуациях – тем более. Со страху человек может потерять голову и способность действовать обдуманно, сделать какой-нибудь непредвиденный поступок, выкинуть этакий фортель, как любит выражаться советский народ. Все могло быть.

Но ничего такого не случилось. Марсель повел себя так, как Эжен и предполагал. Он долго молчал, и вид у него был удрученный. А затем он несмело произнес:

– Ну зачем же доносить? Ведь никто ничего не знает. Ведь вы ничего еще не купили.

– И что же с того? – непримиримо произнес Эжен.

– Давайте сделаем так. Вы возвращаете мне перстни и список, и мы расходимся. Больше встречаться мы не будем. Никто ничего не узнает. Я никому ничего не скажу.

– Не верю, – нарочито равнодушным тоном произнес Эжен, потянулся и делано зевнул.

– Э… Чему вы не верите?

– Тому, что ты ничего никому не расскажешь. Если тебя как следует схватят за жабры, то расскажешь как миленький! Со всеми подробностями! Взахлеб будешь рассказывать! В прозе и в стихах!

– Почему вы так думаете?

– Потому что я это знаю! – отчеканил Эжен. – И ты это тоже знаешь. А ведь есть еще и твоя мама! Уж она-то тем более не станет молчать. Разве не так?

На это Марсель не сказал ничего, да и что он мог сказать? Те слова, которые произнес его собеседник-иностранец, были не просто словами, в них явственно читался приговор. Приговор ему, Марселю.

– Так что же делать? – спросил он, едва не плача.

Именно такого вопроса и ожидал Эжен. Более того, он с самого начала построил разговор так, чтобы Марсель, в конце концов, задал такой вопрос. И он его задал.

– Что делать? – переспросил Эжен. – Что делать… Ситуация, конечно, скверная, но из любой ситуации можно найти выход. Даже