Кукла на цепочке - Алистер Маклин

к черту, Тэлбот! – Уотерспун говорил негромко и сдержанно, но белые костяшки на сжатых кулаках свидетельствовали о глубине его гнева. – Речь идет о моем судне. Оно не собственность вашего чертова военного флота!

– Я знаю, профессор, и очень об этом сожалею. – Тэлбот вместе с Хокинсом, Уотерспуном и его женой находились сейчас в адмиральской каюте. – Но вы никуда не пойдете. Неужели вы действительно считали, что королевский военный флот будет смирно стоять в сторонке, пока вы, гражданские, рискуете вместо нас жизнью? – Тэлбот улыбнулся. – Это не только наш долг, нам еще и платят за это.

– Да это самое настоящее пиратство! Угон судна! Незаконные действия, которые вы сами клялись пресекать! И наверное, вы готовы прибегнуть к силе, чтобы остановить меня?

– Если придется, то да. – Тэлбот кивнул в сторону дверного проема.

Уотерспун повернулся и увидел три массивные фигуры, наполовину скрытые темнотой. Он пришел в такую ярость, что у него перехватило горло.

– Нам вовсе не хотелось бы так поступать с вами, – сказал Тэлбот, – и надеюсь, это не понадобится. – Он подпустил холодка в голос. – Если уж начистоту, Уотерспун, больше всего я забочусь не о вашем благополучии. Вы ведете себя чрезвычайно эгоистично и невнимательно по отношению к другим. Как давно вы состоите в браке, миссис Уотерспун?

– Как давно… – Она попыталась улыбнуться, но получилось неубедительно. – Почти шесть месяцев.

– Меньше шести месяцев. – Тэлбот сурово посмотрел на Уотерспуна. – И все же вы готовы подвергнуть ее опасности или даже – шансы вполне реальны – отправить ее на смерть, и все потому, что ваша жестковыйная гордыня уязвлена. Да, вам есть чем гордиться. Вы действительно хотите отправиться в это плавание, миссис Уотерспун?

– Ангелина, – машинально поправила она и на этот раз все-таки улыбнулась. – Вы поставили меня в безвыходную ситуацию. – Она немного помолчала, потом быстро заговорила: – Нет. Нет, я не хочу идти. И не хочу, чтобы Джеймс уходил. Наше дело – античные древности, а не война и смерть. Видит небо, я не современная амазонка, и, если здесь есть какие-нибудь драконы, ожидающие, чтобы их убили, я не хочу, чтобы мой муж был святым Георгием. Пожалуйста, Джеймс!

Хокинс впервые подал голос:

– Я не апеллирую к вашим чувствам, профессор. Я всего лишь прошу вас поставить себя на место коммандера Тэлбота. Думаю, вы согласитесь, что он не может поступить по-другому.

– Да. – Уотерспун разжал кулаки. – Я понимаю.

– Я думаю, Джон, – сказал Хокинс, когда Уотерспуны ушли, – пора отправить три сообщения. Одно в Белый дом, второе – генералу Карсону в Рим и третье – контр-адмиралу Блиту. Одно и то же сообщение, закодированное конечно. Примерно такое: «Установилась погода с благоприятным северо-западным ветром. „Ангелина“ собирается отплывать со взведенной миной. Перемещение водородных ракет на „Килхарран“ идет нормально». Это соответствует ситуации?

– В полной мере. Это станет настоящим потрясением для каждого из них.

– Должен признать, в последнее время мы не баловали их хорошими новостями.

Небольшая группа заинтересованных зрителей собралась возле трапа, спустившись по которому легко можно было попасть как на корму «Ангелины», уже поднявшей паруса, так и на нос катера «Ариадны». Среди самых заинтересованных был и Андропулос.

Он повернулся к Тэлботу и спросил:

– Сколько еще осталось, капитан?

– Десять минут. Что-то около того.

Андропулос недоверчиво покачал головой:

– И тогда со всеми нашими проблемами будет покончено?

– Становится похоже на то, верно?

– Действительно. Скажите, пожалуйста, а зачем здесь катер?

– Все очень просто. Он идет с нами.

– Идет с вами? Я не понимаю. Разве шум его двигателя не…

– Заставит мину сработать? Катер не двинется с места, пока мы не отойдем минимум на три мили. Он будет кружить вокруг нас, опять же на расстоянии трех миль, чтобы предупреждать любые суда, идущие на двигателях, что к нам подходить нельзя. Мы зашли так далеко не для того, чтобы рисковать, мистер Андропулос.

– Эта предосторожность даже не пришла мне в голову. Увы, боюсь, из меня никогда не получится человек действия.

Тэлбот одарил его улыбкой, которую Андропулос ошибочно принял за доброжелательную:

– Нельзя объять необъятное, сэр.

– Вы готовы, капитан? – сказал Хокинс, только что подошедший к ним.

– Еще несколько минут, сэр. Паруса хорошо наполняются ветром, вы согласны?

– Как, вы тоже плывете, капитан? – Казалось, эта новость смутила Андропулоса.

– Конечно. Я всегда мечтал стать шкипером эгейского люгера. Вы, кажется, удивлены, мистер Андропулос?

– Удивлен. Точнее, был удивлен. Но это уже прошло. – Он взглянул на палубу «Ангелины», где ван Гельдер поправлял фал на фок-парусе. – И разумеется, ваш неизменный спутник, лейтенант-коммандер ван Гельдер. Отобранные люди, да, капитан? Отобранные, по-видимому, вами лично. Я горжусь вами. Отдаю вам честь. Я подозреваю, что это гораздо более опасная миссия, чем вы нам внушили, настолько опасная, что вы решили не делегировать кого-то из членов вашей команды для ее выполнения.

– Чепуха, мистер Андропулос. Вы преувеличиваете. Адмирал, мы готовы. Если взять медианную оценку сроков, установленных доктором Викрамом, мы должны избавиться от мины через девять часов, то есть завтра примерно в шесть утра. Если ветер сохранится – что, конечно, не гарантировано, – мы к этому моменту уже будем на пути к проливу Касос.

Хокинс кивнул:

– И если повезет – хотя я не понимаю, почему мы должны примешивать фактор удачи, – мы подберем вас завтра в первой половине дня. Мы останемся с капитаном Монтгомери, пока выгрузка водородных ракет не будет завершена и пока эсминец, с которым я связался по рации, не придет, чтобы сопроводить водолазное судно в Салоники. Это должно произойти в девять или десять часов утра. Потом мы отправимся искать вас. – Он повернул голову. – Вы уходите, мистер Андропулос? Я думал, вы хотите стать свидетелем этого исторического момента.

– Хочу, и не просто свидетелем. Я намерен запечатлеть этот исторический момент. Я иду за моей верной «лейкой». Точнее, за верной «лейкой» лейтенанта Денхольма. Он одолжил ее мне около часа назад.

Тэлбот коротко переговорил с Хокинсом, попрощался с ним, спустился по трапу, перекинулся парой слов с Денхольмом, стоящим на катере, и взошел на борт «Ангелины». Ван Гельдер уже смотал носовой швартов. Тэлбот шагнул к полуюту, чтобы проделать то же самое с кормовым швартовом, когда почувствовал какое-то волнение и возгласы над своей головой. Он выпрямился и посмотрел вверх.

Андропулос вернулся, но не со своей верной «лейкой», а с таким же верным, но куда более неприятным флотским кольтом сорок четвертого калибра, дуло которого было приставлено к виску явно напуганной Ангелины Уотерспун. За ним маячили Александр и Аристотель, вооруженные точно так же. Они держали свои кольты у виска Ирены Шариаль и ее подруги Евгении. Девушки выглядели не лучше Ангелины, то есть были очень испуганы. Дуло пистолета, прижатое к виску, стало бы неприятным ощущением даже для самых стойких людей. А для трех молодых женщин, которые не сталкивались с насилием нигде, кроме как на страницах детективов или в каких-нибудь популярных телесериалах, эффект был ошеломительным.

– Не отчаливайте пока, капитан, – сказал Андропулос. – Мы идем с вами.

– Что за чертовщина? – На лице Хокинса отразились потрясение и гнев. – Вы что, с ума сошли?

– Вовсе нет. Просто мы прощаемся с вами.

– Я не понимаю, – сказал Хокинс. – Я действительно не понимаю. Это так вы благодарите нас за то, что мы спасли вам жизнь и оказали гостеприимство?

– Мы признательны вам за доброту и заботу. Однако мы не желаем злоупотреблять вашим гостеприимством и продолжать навязываться вам. – Он ткнул Ангелину в висок с такой силой, что она охнула от боли. – После вас, миссис Уотерспун.

Шестеро успешно спустились по трапу и взошли на борт «Ангелины». Андропулос немедленно взял на прицел Тэлбота.

– Пожалуйста, не нужно ничего опрометчивого, героического или галантного, – посоветовал он. – Особенно галантного. Это будет иметь только самые печальные последствия, как для вас, так и для трех молодых леди.

– Это шутка? – спросил Тэлбот.

– О! Неужели я почувствовал некоторую потерю самообладания, трещину в монолитном спокойствии? На вашем месте, капитан, я бы не принимал меня за шутника.

– Я этого и не делал, –