Магнат. Люди войны - Николай Соболев

точно не натолкали никакой подпорченной дряни. Горластая тетка, перевязанная платком крест-накрест, приняла деньги рукой в перчатке с обрезанными пальцами и затолкала их куда-то в обширную пазуху, а взамен ловко свернула кулек и доверху наполнила его еще горячими орешками.

— Мы за отказ от индивидуальных выступлений в пользу общего действия, за которое несут ответственность все члены организации…

Уже не слушая, что там вещал Махно, Крезен выбрался с площади, сунул нос в скрученный из газеты пакетик и вдохнул сладковатый аромат, похожий одновременно на запахи картошки и арахиса.

А когда поднял глаза, то уперся взглядом в накатывающие по Кортесам с запада, со стороны Рамблы, грузовики с гвардейцами. Перед въездом на площадь они встали бок о бок, перекрыв улицу и с одного из них заговорил мегафон:

— Именем закона, разойдитесь!

Засвистел один человек, потом к нему присоединился второй, третий и через минуту свистела и ревела вся площадь. Дзынькнуло стекло — в ход пошли камни, у дальнего угла площади завязалась потасовка.

Уже втискиваясь в переулок, Михаил услышал взрыв хохота и обернулся — с одного из балконов вытряхнули мешок с мукой прямо в кузов грузовика, и белые, как снеговики, гвардейцы, протирали глаза, смешно отплевываясь.

Он успел выскользнуть из большой заварухи и добрался до станции в Сагрере в аккурат за пятнадцать минут до отхода поезда. И через три часа, неожиданно быстро, оказался в Хироне — как раз успел лениво прикончить кулек каштанов. Печеная мякоть напомнила ему оставшийся в прошлом дом и праздничную гурьевскую кашу, щедро посыпанную орехами, с дымком, но без цукатов. Вытерев руки, Крезен подхватил чемоданчик и отправился на привокзальную площадь искать транспорт — до поместья Баррона оставалось еще километров десять.

Майор в отставке принял его строго в правилах хорошего тона — церемонно, но куда менее радушно, чем семейство Ромералесов в Касас-Вьехас. Представил жене, вывел детей, мальчика и девочку, поприветствовать гостя и чинно пригласил выпить кофе.

Никаких разговоров о возможной службе он не вел, и Крезен получил редкую возможность отключить голову, чему не помешало даже маниакальное желание сеньоры Баррон продемонстрировать семейные фотографии. Снимались тут по любому поводу и все до единого, о чем свидетельствовал увесистый альбом, больше похожий на инкунабулу. Под монотонное перечисление родственников и поводов к тому или иному кадру, Михаил старательно кивал, порой издавая звуки согласия и восхищения.

Наутро завтрак сервировали в столовой, хозяйка убивалась, что на улице холодно и нет возможности сидеть за коваными столиками на чудесной террасе среди увитых плющом колонн.

Затем мужчины проводили сеньору с детьми до пригородной станции и посадили на поезд в Хирону. Едва состав проехал светофор, как Баррон изменился в лице и прорычал:

— Они решили делить мою землю!!!

— Кто? — опешил Крезен. — Жена и дети?

— Не будь дураком, ruso! — встопорщил густые усы майор. — Конечно, арендаторы! Двести лет они кормились с руки нашей семьи, а теперь им, видите ли, мало! Бездельники! Если им мало здесь, пусть идут в города!

За время пути от станции до пропахшего цветочными саше и лавандой дома Баррон рассказал все перипетии борьбы за землю. Начиная с давней истории об арендаторе, повесившимся назло Баррону, захвате небольшой части земли весной 1931 года, и до недавнего ареста гражданской гвардией агитаторов-анархистов.

Крупнейшее поместье по соседству, принадлежавшее герцогу Пласенсия, правительство выкупило больше, чем на половину, мотивируя тем, что часть находится в аренде более двенадцати лет, а часть вообще не обрабатывается.

— Вы не представляете, Мигель, как испортились нравы! Крестьяне вместо работы провозглашают коммунизм, громят магазины и раздают продовольствие бесплатно! Ничего, пуля — лучший аргумент! Мы еще вышвырнем проклятых шпаков из Мадрида и покажем, кто в Испании настоящая власть!

Крезен внутренне усмехнулся — уж он-то хорошо представлял, что может разбуженная крестьянская стихия, но не стал раззадоривать майора своими рассказами.

Немного успокоившись, Баррон налил себе и гостю хересного бренди, выпил и сразу перешел к делу.

— Хосе Варелу выпустили из тюрьмы.

Михаил приподнял бровь — ему доводилось слышать про бравого полковника и упертого монархиста, но какое это отношение имеет к перспективам службы?

— Сейчас он занят созданием организации в Стране Басков, ему нужны инструктора.

— Почему я?

— Многие из тех, кто мог бы принять участие, находятся под наблюдением директората безопасности, — скривился Баррон. — Ты же вообще иностранец, в худшем случае тебя просто депортируют.

Теперь скривился Крезен и продемонстрировал майору, как указательный палец трется о большой — дураков нет работать за бесплатно.

— Не только я или герцог Пласенсия недовольны происходящим, есть и другие люди, деньги будут.

— Как это все называется?

— Рекете. Варела — национальный jefe рекете. Ну что, ruso, по рукам?

— Мне надо посмотреть на месте.

Повозки с людьми прибывали на поле за богом забытой наваррской деревушкой с самого рассвета. Старики с белыми головами, выдубленные солнцем и ветром пастухи, нетерпеливо-радостная молодежь — съезжались все, кто готов сражаться за короля и Испанию. Через одного на груди нашито Сердце Иисуса, у глав семейств за поясами древние кинжалы, у многих — четки или даже крупные распятия на шее.

На гору больших валунов взобрался полковник Хосе Варела — чуть полноватый, с наметившимся вторым подбородком, в портупее поверх заправленной в галифе гимнастерки. Он оглядел собравшуюся толпу, пристукнул о камни тростью с серебряным набалдашником, а потом резко поднял ее вверх.

В ответ на краю поля запел горн.

Из часовни Сан-Мартин вышел священник с дароносицей. Рекете опустились на колени, снимая красные береты.

— ¡Viva Cristo Rey! — прогремело над полем, когда священник поднял облатку.

— ¡Viva! — ответила толпа.

Речь полковника Крезен не слушал, он смотрел на рекете и все пытался понять, кого они ему напоминают.

По команде Варелы новичков разбили на отряды, несколько помощников пытались создать подобие строя.

— Я должен отомстить за отца! — вскрикнул мальчик лет тринадцати, которого не пустили вместе со всеми.

Мальчишка сверкал глазами и вцепился в ручку навахи, заткнутой за пояс — еле-еле угомонили и отправили к молодежной сотне.

Тут до Крезена и дошло — это же самая настоящая «Дикая дивизия»! Такие же бешеные горцы, чернявые и горбоносые, только не кавказцы, а баски, не мусульмане, а католики. Будь они в чекменях, папахах и черкесках — вообще не отличить!

По окончании помощники и Михаил явились к полковнику. Варела сверкнул камнем на перстне, открыл серебряный портсигар, угостил всех, и принялся излагать план развертывания батальонов