След у таежной реки - Александр Александрович Тамоников

пройти всего ничего, менее полукилометра, как появились знаки, явно указывавшие на то, что ею пользуются не только животные. На ближайшей прогалине Тимофеев подошел к ничем не примечательному с виду кусту и указал на метки, оставленные топором. Кто-то расчищал подступы к орешнику, чтобы пополнить запасы съестного. Назаров не сомневался в выводах Михаила.

— Предлагаю организовать здесь привал, пора дать ногам отдых, — шепотом произнес капитан. — Не шуметь, не курить, огня не разводить… Тимофеев, Петраченко — в дозорные. На тропе могут появиться незваные гости, сами понимаете.

Назаров с Остапенко принялись обсуждать, как наилучшим образом взять тропу под контроль, потому что этот путь требовалось во что бы то ни стало блокировать.

Их разговор прервал Тимофеев, показавший жестами, что по тропе осторожно движется человек. Опергруппа рассредоточилась, чекисты заняли позиции для захвата нарушителя границы.

Дозорные видели гостя все лучше. В какой-то момент невысокая худая фигура замерла, словно человек что-то услышал. Заметил засаду? Нет. Возобновил движение. Идет медленнее, но все-таки уверенно, чувствует себя на тропе как на знакомой улице. Это его топор гулял здесь по корягам и кустам, открывая подходы к лещине. Судя по внешнему облику, китаец или кореец. Вот он вновь сбросил скорость, стал озираться.

По сигналу Назарова опергруппа выскочила из кустов, требуя остановиться. Остапенко кричал на китайском.

Чекисты увидели перед собой, посреди полузаросшей тропы, немолодого китайца среднего роста, сухого, жилистого. Назаров через Остапенко спросил имя незнакомца.

— Шэнь, — с подобострастием проговорил контрабандист, — Шэнь из Шаньдуна.

3

В разговоре с русскими глазки китайца суживались в щелочки, лицо принимало заискивающее выражение. Несведущему человеку было бы противно смотреть на такое угодничанье, которое легко принять за низость натуры, лицемерие, двуличность. На самом деле это признак элементарного холопства перед вышестоящими, воспитанного в народе веками раболепия. Китаец приучен жить в безропотном повиновении властям предержащим — от тумаков до тумаков. Назаров знал это, поэтому не морщился, научился относиться к китайскому жеманству без предубеждений. Он понимал, что в настоящий момент в глазах пойманного бандита является начальником, обращаться к которому надлежит с теми льстивыми ужимками, каких от «черной кости» требовали маньчжурские чиновные самодуры.

В Китае и Маньчжурии даже матерые бандиты, попадая в лапы чиновников, обычно пресмыкаются и стараются притвориться маленькими и жалкими, чего, кстати, не встретишь среди наших рецидивистов, которые на допросе у «гражданина начальника» зачастую склонны к браваде и показному презрению, называя свое нарочитое хамство «оскалом на Советскую власть».

— Полное имя! — скомандовал Назаров.

— Цзао Шэнь.

Николаю Ивановичу понравилось лицо китайца, несмотря на приторную улыбочку. В те секунды, когда она исчезала, перед капитаном возникал смелый мужчина лет за пятьдесят, уверенный в себе, любивший и хорошо знавший тайгу, видавший виды и стойко переносивший тяготы лесных переходов.

Назаров распорядился обыскать мешок, где обнаружилось всякое барахло, галантерея, табак и прочие мелочи на продажу. Оружия при китайце не имелось, кроме топорика и качественного охотничьего ножа, вероятно дорогостоящего; небогатый скарб дополняли напильник и коробок спичек.

— Не разоряй, начальник! Жене и детишкам подарки купил! — слезно умолял контрабандист, сочиняя на ходу и ни капельки не надеясь, что кто-то поверит в эту примитивную ложь. Но наивный спектакль был обязателен.

«Есть ли у него на самом деле полноценный домашний очаг? — мельком подумал капитан и сам себе ответил положительно: — Нельзя исключать».

Что ни говори, китайцы — народ с прочными семейными узами. Даже «вольные птицы», промышляющие разбоем, порой обзаводятся женами — неплохими, работящими хозяйками, которые следят за жилищем, растят детей и терпеливо ждут возвращения своих благоверных с богатой добычей. Цзао Шэнь, как видно, не принадлежал к грабителям-головорезам, он занимался контрабандой.

Торговец имел свой умысел в притворстве, так как изучал реакцию русских, проверял, кто из них жестокий, кто наивный, кто сердобольный. Каждый человек по-разному реагирует на ложь: кто-то ведется и торжествует, насмехается, кто-то ведется и жалеет, кто-то не ведется и злится. Назаров вел себя деловито, сдержанно, не проявляя эмоций по поводу баек о подарках жене и детям. Этот русский — человек понимающий, он знает, что каждому под солнцем положено делать свою работу: Шэню — торговать на чужой земле и плутовать, пограничникам — ловить его.

Николай Иванович задал еще несколько дежурных вопросов, затем распорядился забрать Цзао в райотдел.

«Дерьмо, а не человек!» — разозлился китаец, немедленно изменив свое первоначальное, положительное мнение о капитане.

Еще бы! Маньчжурский чиновник конфисковал бы товар да велел выпороть хунхуза до бесчувствия. Это нормально, можно вытерпеть. Потом отлежишься на постоялом дворе у приятелей, напьешься хуанцзю, очухаешься — и вернешься к прежней жизни. Красный командир намеревался изменить торговцу жизнь безвозвратно. Шэнь напрягся. Неужели принудит следить за проклятыми самураями?

Опергруппа повезла пленника в Лесозаводск, поскольку тащить его до Бикина или тем более до Хабаровска — тратить уйму времени. Когда приехали в город, китайца доставили в местное отделение НКВД, где хорошо накормили. Шэнь догадывался, что его хотят задобрить, и злился еще пуще, но виду не подавал и поел от души, как не в себя.

Допрос возобновился. Тимофеев откуда-то привел рыбака-удэгейца средних лет, заверив, что он в совершенстве владеет китайским. Поскольку вызвать Марию Михайловну сюда из Хабаровска не представлялось возможным, то любой способный переводчик сейчас пригодится.

— Давно торгуешь?

— Всю жизнь, начальник.

— Хорошо знаешь лес?

— Никто тайгу не знает по-настоящему. Она больше и древнее самых больших и древних городов, разве можно человеческим умом постичь ее?

Назаров лукаво улыбнулся, ему нравилось, как юлил пленник, изрекая на восточный манер банальные мудрости. Шэнь перехватил эту улыбку и льстиво заулыбался в ответ, отвесив несколько поклонов. Кажется, диалог налаживается и красный комиссар не такое уж дерьмо, понимает, что контрабандистам тоже нужно зарабатывать на хлеб.

— Но ведь опасные тропы ты знаешь? Есть тропы, по которым ты не ходишь? Тигриные, например? — Капитан задавал странные вопросы, которые обескураживали китайца.

«Чего же тебе от меня надо? О каких таких тиграх ты толкуешь?» — ломал голову Шэнь и уклончиво ответил, придерживаясь выбранной манеры восточного иносказания:

— Только глупец пересекает путь опасному хищнику.

— Это по-умному. Осторожность никому не повредит.

Оба замолкли. Время текло…

— Есть разные тигры, — вдруг громко заговорил Назаров, отчего китаец вздрогнул. — Одни передвигаются на четырех ногах, другие на двух.

Контрабандист выжидающе напрягся.

— Знаешь ли ты тропы, по которым ходят двуногие «тигры»? — прямо спросил Николай Иванович.

— До меня доходили слухи о двуногих «тиграх», — произнес пленник, тщательно подбирая каждое слово.

— Слушайте, гражданин Цзао, — сменив тон, по-деловому сказал капитан, — вы в плохой ситуации. Мне полагается арестовать вас за пересечение с невыясненными целями государственной границы СССР. Возможно, с