След у таежной реки - Александр Александрович Тамоников

воскресила сладкий миг, когда Шэнь впервые попробовал русскую сгущенку. В тот день произошло то, чего не случалось с ним никогда прежде: он не хотел делиться с женой. Сидя в лесу, в точности так же, как и теперь, на здоровенном валуне, торговец пробил ножом днище баночки и выпил ее всю, давясь и задыхаясь, жадно глотая приторную тягучую жидкость, боясь уронить хоть каплю на траву. Пил, когда уже насытился, когда не хотелось, когда чувствовал, что отяжелел и не может двигаться. Ему стало плохо. Час отлеживался он в траве, корчился от приступов тошноты и жутчайших болей в приученном к скудной пище желудке. И все-таки выдержал, подавил рвоту, сумел переварить это невероятное количество сгущенки. Впоследствии ничего подобного с Шэнем не происходило, все деликатесы он неизменно делил со своей старой «лао-по», причем добычу супруги съедали не за раз, а за день или, чаще всего, за несколько дней.

Ту победу над желудком, рожденную в муках, Шэнь вспоминал с улыбкой. И сейчас улыбка вновь наползла на смуглое лицо, иссеченное морщинами; в глубоких черных глазах играла хитринка, появляющаяся всегда, когда он погружен в размышления или воспоминания, радуясь своей выносливости или своему плутовству, и при этом норовит провести собственную память, словно ведет сам с собой какую-то непрерывную игру.

Пора продолжать путь. Китаец поднялся, поправил на плече мешок с товарами, котомку с провиантом, проверил, на месте ли нож. Подобно большинству хунхузов, Шэнь называл свой замечательный охотничий нож «гуан-цзы», то бишь «блестяшка». Самый дорогой предмет из тех, которые носил при себе торговец. Обычно хунхуз хорошо одет, не оборванец, иные носили наряды под стать купцам. Шэнь не показушничал в нарядах, справедливо полагая, что нельзя зоркому японскому глазу заметить обеспеченного китайца. Новые порядки приучали к скромности. В лесу, где контрабандист проводил больше всего времени, дорогая одежда тем более не нужна, здесь она только помеха. Зато на «блестяшку» потратился не скупясь.

Широкую долину под ногами Шэня разрезал вдоль горный ручей, по берегам которого рос чистый, хороший лес из ровненьких кедров. В таком лесу любят пастись изюбры, здесь их легко выслеживать, в редком древостое они видны как на ладони. Человек здесь тоже хорошо заметен. Если за тобой погонятся, то настигнут за милую душу. Поэтому торговец не рискнул спускаться к ручью, он предпочел продвигаться через чащу, изобиловавшую корявыми дубами. Там проще найти укрытия от посторонних глаз.

В чаще продвигаться непросто, в любой момент можно оставить глаза на ближайшем суку. И все-таки Шэнь не боялся, он твердо знал, что делает. Потому что много лет назад не раз видел изюбров — большую копошащуюся бурую массу, которая с шумом, хрустом и чавканьем ломилась вперед. Сверху, с горной кручи, они воспринимались как одно чудовищное существо, исполинский слизень или нечто неописуемое, порождение ночных кошмаров больного лихорадкой. Хорошо, что ветер не заносил на вершину жутких звуков, издававшихся монстром, кроме самых громких визгов. Кабаны, огромное стадо. Оно протаптывало в лесу тропы, о которых не ведали ни русские пограничники, ни японские шпионы, знали лишь самые матерые таежники, такие как охотники-старожилы и собиратели женьшеня.

Кабанья тропа надежно укрыта под пологом леса. Временами с нее нетрудно сойти, чтобы подняться на очередную сопку и обозреть окрестности в поисках ориентиров или чтобы выйти на открытую местность к руслу реки, ручья. Шэнь знал кабаньи пути и умел ходить по ним. Даже когда память подводила или менялись ориентиры, например заметное дерево падало от старости, маршрут всегда удавалось вовремя поправить и не заблудиться. Конечно, следовало остеречься и тех, кто эту тропу создал, — кабанов, которые могли растерзать потревожившего их. Но только новичок в лесу способен случайно натолкнуться на целое стадо кабанов и спровоцировать их нападение.

Единственное, чего стоило опасаться по-настоящему на такой тропе, — тигра.

Но в этот раз торговец почувствовал иную опасность. Уже спустившись в долину и уверенно пройдя пару ли по кабаньей тропе, он запоздало ощутил близкое присутствие более опасного существа. Об этом свидетельствовала неприятная тишина — молчание боязливых птиц, не желавших петь над головой человека. Интересно, кто впереди. Пограничники? Лазутчики? Дезертиры? Грабители? Браконьеры? Выбор велик. Шэнь остановился, нырнул в кусты и прислушался. Непонятно. Если там действительно люди, то почему они не двигаются? Если устроились на привал, то почему не жгут огня и не курят?

Ответ напрашивался один. Впереди засада. Но где именно? Шэнь испытывал сильнейшее желание повернуть назад, но желание распродать товар оказалось сильнее.

«Нет, никто не знает об этой тропе», — отмахнулся от дурного предчувствия торговец и решительно зашагал вперед.

Когда он понял, что допустил роковую ошибку, вокруг раздались крики на русском и китайском:

— Стой! Стрелять будем!

Мужчина схватился было за нож, но затем одумался, разжал пальцы на рукоятке, послушно опустился на колени и поднял ладони над головой.

2

Утро следующего дня началось с невеселого сообщения от Мелентьева. Человек, похожий на Тигра, был замечен на поезде в Имане, но затем бесследно исчез. Итак, агент ночью покинул Хабаровск по железной дороге (чего от шпиона менее всего ожидали) и, вероятно, спрыгнул где-то в пути. Сейчас он уже на полпути в Маньчжурию. Назаров, повесив трубку, после секундного раздумья направил запрос в Иман, чтобы получить подробный отчет о ночном происшествии, а затем поспешил донести новые сведения до опергруппы.

— Что же нам теперь делать? — растерялся Рябцев.

— Операцию самураи отменять не будут, — без колебаний ответил Николай Иванович. — То есть мы обязаны готовиться к массовой выброске на нашу территорию. Где это произойдет? Я полагаю, севернее озера Ханка, где-то в долине Ли-Фудзин. К таким выводам меня подвела «карта Зайцева».

«Карта Зайцева» — крайне неудачное название. Во-первых, создатель документа вовсе не Петр Зайцев, а кто-то неизвестный, работавший на японскую разведку. Во-вторых, документ представлял собой текст, а не картинку, то есть нечто вроде древнерусских подорожников, подробно расписывавших маршрут. Но фраза «подорожник Тигра» звучала дико, словно речь шла о каком-то уссурийском растении, которое поедают захворавшие звери, чтобы исцелиться. Поэтому Назаров решил называть фальшивое письмо от брата «картой Зайцева».

Бояркина перевела львиную долю зашифрованных топонимов, споткнувшись лишь на некоторых, неизвестных за пределами Китая. Капитан сразу обратил внимание, что большинство из них группируется немного южнее Лесозаводска, в междуречье Уссури и Ли-Фудзин, в направлении озера Ханка. Скорее всего, коридор пролегает чуть севернее Гнилых озер. Неудивительно — там издавна проходили тайные тропы китайских бандитов-хунхузов. Пограничники перекрыли большинство из этих троп, но какие-то еще должны существовать и наверняка используются, потому что полностью контролировать эту болотистую местность невозможно. В других местах шпиону