След у таежной реки - Александр Александрович Тамоников

— Уже бегу! А ты, Николаич, чайник пока ставь, — отозвался Кучеренко и затем с упрямством добавил: — Нет, ну ты представь, как развернуться можно. Здесь, в глуши, старательский поселок появится. Так и назовем его — Селивановка. А?

Он вприпрыжку направился к двум гнедым «монголкам», радостно закивавшим ему. В спину маркшейдеру раздалось хрипловатое хехеканье. Селиванов с укоризной качал головой. До чего нескладный и бесполезный человек этот Кучеренко, хотя, с другой стороны, доброе дело делает вроде бы. Опять перспективный рудник нашел, возможно богатый. И мечтает о хорошем — наладить правильную добычу золота, с обогащением песков. Поселок построить хочет, медвежий угол обживать. Надо сказать, это не первая находка. За истекшие пять лет Кучеренко отыскал уже шесть приисков, ранее разрабатывавшихся русскими и китайскими хитниками, а потом заброшенных и забытых.

Золотой промысел в этих местах возник еще при царях. При последнем, при Николашке, на дальневосточных приисках вкалывали по меньшей мере 35 тысяч человек. Большинство из них, свыше 25 тысяч, — китайские рабочие. Остальные русские. Иногда попадались корейцы, но их было мало. Старатели не объединялись в артели, трудились особняком, потому что все, включая и зарегистрированных, являлись, по сути, хитниками: с каждых десяти пудов добытого золота казна получала только один пуд, тогда как львиная доля контрабандой уходила в Китай и Корею. Иностранные рабочие либо нанимались на прииски официально (но таковых насчитывалось несколько сотен), либо проникали в тайгу и проживали на русских землях нелегально (этих были тысячи).

Казачий атаман Семенов, один из предводителей белых в годы Гражданской войны, пытался сделаться королем амурского золота и взять его добычу под контроль, но без заметных результатов, преуспев лишь в том, что переправил немалые богатства японцам «на хранение». Хитники продолжали господствовать в тайге, и чем дальше к югу от Амура, тем слабее контролировались прииски. Богатейший промысел в бухте Наездник на острове Аскольд, например, велся исключительно китайскими нелегалами.

Обогатиться сумели немногие старатели. Скупщики обсчитывали работяг, обдирали их до нитки. Мешочники спаивали спиртом, который обменивали на золотишко по высочайшему курсу. Грабители, те же хунхузы например, вели на старателей охоту, как на диких изюбров, окрасив таежные реки в багрянец. Сотни месторождений перестали разрабатываться, забытые и затерянные в непроходимых лесах, после того как трудившиеся на этих приисках хитники распрощались с жизнью от пьянки, голода, болезней или бандитского ножа.

Именно такие заброшенные, но вполне перспективные прииски искал и находил неутомимый Андрей Кучеренко. Ценные находки, казалось бы. Продуктивный горняк, о государственном деле радеет. И все-таки есть в нем нечто бестолковое.

Вот и седьмой прииск, найденный маркшейдером. Седьмая пустышка. Селиванов жалел потраченного на поездку времени, хотя не выезжать сюда не мог. Теплилась надежда, что наконец-то, в кои-то веки Кучеренко обнаружил нечто значимое. Да и начальство могло косо посмотреть на геолога, поставить на вид: «Тебе люди золотые прииски на блюдечке преподносят, а ты разведку провести не желаешь». Со стороны такое поведение выглядит неприкрытым вредительством.

Как следствие — семь безрезультатных разведок, семь поездок впустую, в трех из которых участвовал Селиванов. У маркшейдера, безусловно, талант отыскивать по старым отчетам, пожелтевшим картам, пьяным слухам и собственным наблюдениям забытые в лесных дебрях рудники. Но все месторождения сильно истощены, нуждаются в длительных разведках и переоценке запасов, удалены от промышленных центров и дорог, потребуют больших финансовых вливаний и трудозатрат, прежде чем начнут выдавать на-гора. Сейчас, пока идет война, у страны нет возможностей вернуть народному хозяйству прииски, обнаруженные Кучеренко. Он этого не понимает как будто, хотя любому мало-мальски грамотному горному инженеру ясно, что золото нужно советской экономике сегодня, а эти рудники заработают в лучшем случае спустя год-другой после войны.

Странно даже. Разница в возрасте у них в четверть века: Селиванову еще не исполнилось тридцати, а Кучеренко скоро стукнет пятьдесят пять. Вроде бы маркшейдер должен быть умнее, кумекать, что к чему да почему, а он ни разу не указал на россыпь, которую можно промывать уже сейчас. То есть полезные находки горняка все до единой бесполезны. Умудриться суметь так надо!

Селиванов не вытерпел и попенял спутнику:

— Вот неужели ты не понимаешь, что нет у страны возможности «золотую» гору разрабатывать? Представляешь, сколько оборудования сюда требуется завести? А еще дороги прокладывать, снабжение организовать, связь провести…

— Ой, да! — со вздохом признал маркшейдер. — Жаль, не удалось спасти царское оборудование, сейчас бы оно пригодилось. Семеновцы все попортили, гады, когда в Харбин бежали. Столько ценной техники загубили, чтоб нашим не досталась… Мне часто вспоминается: был октябрь двадцать второго, я тогда молодой, лет на пять старше тебя, помощник горного инженера, осматривал на Амуре группу рудников. Представь только: прямо под открытым небом валяются экскаваторы, мониторы, бутары, все покореженные, в грязи, в дерьме, их песком заносит. Валяются и ржавеют. Сердце кровью обливается, как вспомню.

— Да что там бутары! Мне старики рассказывали, что целые паровозы вот так валялись, взорванные, поломанные, — поддержал Селиванов.

— Ой, да, — повторил Кучеренко.

Отдохнув и вспомнив былое, маркшейдер с геологом оседлали лошадей, которых геолог в силу казачьего происхождения называл конями, и отправились обратно на селивановское зимовье, куда вернулись задолго до темноты. Кучеренко даже подумывал не оставаться в избушке на ночлег, а вернуться в Бикин, как снаружи раздался топот копыт. Оба выбежали проверять, не отвязались ли кони, но животные мирно стояли на привязи, дергая ушами, тоже заслышав приближение незнакомого ездока.

На лесной тропе показался мужчина в милицейской форме, ехавший верхом на — подумать только! — кабардинском аргамаке вороной масти, совсем непохожем на обычных лошадок, которых держали в лесничествах и патрулях.

— Кучеренко Андрей Петрович? — спросил милиционер, приближаясь к избушке.

— Он самый, — заулыбался Кучеренко, — милости прошу на чай!

— Откажусь, не обессудьте, — ответил гость и представился: — Сержант Герасимов. Велено сопроводить вас в Бикин, в районное отделение НКВД.

Селиванов удивленно посмотрел на маркшейдера, а тот беспечно пробасил:

— Не впервой пограничникам помогать. Опять будут спрашивать про тайные тропы, по которым золотишко в Китай вывозили. Бывай, Николаич, скоро увидимся!

Кучеренко быстренько собрал вещи в котомку, закинул ее за спину и, отвязав коня, с неожиданной для своего возраста прытью вскочил в седло. Геолог махал приятелю рукой и долго всматривался вслед.

2

Можно подумать, будто в мирное время люди более склонны к правонарушениям, а угроза возможной войны заставляет сидеть тихо, опасаясь за свою жизнь. Это неверно, и советско-японская граница в сорок третьем году являла собой типичное тому доказательство. Назаров вспомнил цифры. За семь месяцев задержано более полутысячи человек, из них агентом японской разведки был только каждый пятый. А остальные четыре сотни? Да кто