Улица цвета крови - Александр Александрович Тамоников

диверсии и акции, которые мы проводили в течение почти девяти месяцев, — говорил Филипковский, а Шубин едва успевал переводить за ним мысленно на русский язык, — то войска Красной армии не смогли бы продвинуться сейчас так далеко и понесли бы большие потери.

Он сделал многозначительную паузу и горделиво посмотрел на Садовского. Тот с серьезным видом кивнул и ответил. Шубин перевел его ответ примерно так:

— Да, мы признаем тот вклад, который внесла Армия Крайова в разгром немецких оккупантов. Наше командование благодарно польским партизанам и польским формированиям за неоценимую помощь. Мы считаем, что дальнейшее сотрудничество с вами будет столь же значимым для приближения освобождения от фашистов не только Львовской области, но и Польши.

Последние слова Садовского явно не очень понравились Филипковскому, и он поджал губы, но промолчал, переведя беседу в несколько иное русло.

— Давайте поговорим о том, что должно произойти в ближайшем будущем, — о восстании, — сказал он. — А то получается, что мы еще не забросили сети, а уже делим улов, — улыбнулся он своей шутке.

Следом за ним заулыбались и остальные поляки. Садовский тоже из вежливости улыбнулся. Начались обсуждения предстоящей операции по освобождению Львова. Филипковский объяснял Садовскому, как будет проходить восстание, сколько людей будет задействовано, хвалился тем, что у них уже все подготовлено, чтобы оперативно раздать оружие добровольцам, которые примут участие в очистке города от украинских националистов и немцев. Шубин слушал речь польского полковника в половину уха, его сейчас куда больше интересовали не детали предстоящих боев за город, а где находится Порошин.

«И Крупы нет среди прибывших с Филипковским, — заметил он. — Поляки явно что-то затевают. Но что? Могли ли они каким-то образом узнать о том, что мы захотим достать письмо-инструкцию по проведению «Бури»? Если да, то будут следить за всеми, кто прибыл с Садовским, а значит, и за мной. Возможно, что и Порошин сбежал только потому, чтобы ему было удобнее присматривать за мной. А сделать это, пока Энтин следит за ним, было сложно. Но тогда получается, что Порошин неплохо ориентируется во Львове…»

И тут, словно в ответ на его размышления, он почувствовал на спине чей-то пристальный взгляд.

«Оглянуться или сделать вид, будто я не чувствую, что на меня смотрят? Может, это Крупа появился и теперь сверлит меня взглядом?» — подумал Глеб и все же оглянулся. На него и вправду смотрели. Но это был не Крупа. Среди польских командиров, которые пришли на встречу с Филипковским, стоял человек в обычной гражданской одежде. Это был молодой мужчина лет тридцати, черноволосый и черноглазый, с явно выраженными еврейскими чертами лица. Он не стал отводить взгляд от Шубина, когда тот посмотрел на него, и продолжал смотреть в упор. Встретившись с Глебом глазами, он кивнул ему и улыбнулся. А потом неожиданно для Глеба подмигнул.

Сначала Шубин подумал, что все это ему привиделось. Казалось бы, к чему какому-то незнакомому мужчине подмигивать Глебу? Поначалу он даже подумал, что это был только обман зрения, но человек снова кивнул ему, не отрывая от него взгляда.

— Это и есть Читрус, — услышал вдруг Шубин у себя над ухом шепот Садовского, который сидел с ним рядом. Оказывается, он решил посмотреть, на кого оглядывается Шубин, и узнал агента.

Шубин кивнул Кацперу Вроне, давая ему понять, что ему сообщили о том, кто он.

Вскоре после этого общая часть встречи закончилась, и командиры стали расходиться. Вечером, по словам Филипковского, каждому из них вручат приказ о начале восстания и инструкции, где и в какое время их подразделения должны будут начать действовать. В штабе оставались только Садовский с Шубиным и Роженеком да Филипковский с Червинским и еще двумя военными, которые должны были уже более подробно обсудить нюансы начала восстания.

— Капитан, вы можете быть свободны, — отпустил его Садовский.

Подполковник впервые заговорил с Шубиным по-русски при поляках, и это должно было сказать Филипковскому, что он, Садовский, не просто поляк, которого выбрали для переговоров с АК, а поляк, который представляет Генеральный штаб Красной армии и привержен советской власти.

Шубин вышел из квартиры. На ступенях лестницы, что вела вниз, к выходу, сидел какой-то паренек лет шестнадцати, одетый в светло-голубую рубаху и черную кепку. Он встал, когда Шубин подошел, чтобы спуститься, и сказал:

— Доводка, чодцс за мна.

Сказал и, не оглядываясь, быстро стал спускаться. На улице паренек все так же, не оглядываясь и держа руки в карманах, поспешно зашагал по улице. Глеб, чуть помешкав и оглядевшись по сторонам, отправился за ним.

Они свернули несколько раз в какие-то проулки и очутились на другой улице. Парнишка пошел вдоль дороги. Но через несколько метров остановился возле усатого чистильщика сапог — дядьки лет пятидесяти или даже старше. Тот встал, огляделся и, уступив место пареньку, кивнул Глебу, приглашая его следовать за собой.

Пройдя метров двести, дядька неожиданно свернул в какой-то подъезд, и тотчас же из дверей вышла девушка в легком ситцевом платье и в шляпке. Она с улыбкой посмотрела на Глеба и, когда тот подошел ближе, не церемонясь, взяла его под руку.

— Пан не должен си разцгладык, — сказала она, продолжая улыбаться Глебу и ведя его под руку дальше по улице.

Теперь они шли уже не торопясь, сворачивая то вправо, то влево, и девушка делала вид, что разглядывает витрины редких магазинов, которые встречались им по пути. Мимо них пару раз прошли быстрым шагом обычные горожане, а один раз, обогнав их, пробежал какой-то мужчина в пиджаке и котелке. Он оглянулся, удивленно посмотрел на неторопливо идущую парочку и что-то крикнул. Что именно — Глеб не разобрал. Спутница его тоже что-то крикнула в ответ и рассмеялась.

— Вон кацзал, ще взорвцлы магацин з джакас броние йюлисе Заленей.

— Взорвали склад с оружием на улице Зеленой? — переспросил Глеб, чтобы понять, правильно ли он понял слова девушки. — Кто?

Та пожала плечами и, оглянувшись, сказала:

— Пордзиме.

— Подполье, — кивнул Глеб.

Ну, конечно же, кто же еще. Он мог бы и не спрашивать.

— Куда мы идем? — поинтересовался он, но, когда девушка посмотрела на него вопросительно, понял свою оплошность и спросил уже по-польски: — Докад идсцеми?

Девушка вместо ответа свернула в проулок, отцепившись от руки Шубина, послала ему воздушный поцелуй, рассмеялась и убежала куда-то в глубину двора, в котором они очутились. Шубин с недоумением смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вбежала в один из подъездов и не скрылась с глаз. Глеб глядел на подъезд, ожидая, что оттуда кто-нибудь выйдет, но никто не выходил. Шубин