Белорусское небо - Сергей Иванович Зверев

унтеру. Тот что-то ворчал, роясь под сиденьем, и тогда Архип размахнулся и ударил немца по затылку, вложив в этот удар всю свою ненависть и злость на фашистов. Унтер стукнулся лбом о железо и, сразу обмякнув, сполз по ступеньке вниз. Архип подхватил его и уложил на снег. Он хорошо видел, что ключ торчит в замке зажигания, как и всегда. Старик торопливо расстегнул кобру на поясе немца, вытащил пистолет и сунул за отворот своего полушубка. Затем быстро взобрался в кабину тягача и покосился на часового. Тот пока ничего не заметил и старательно смотрел в другую сторону, изображая образцовое несение службы в присутствии унтер-офицера. Но когда Архип завел мотор тягача, солдат резко повернулся и уставился на машину. Он за гусеницами еще не видел лежащего унтера и понятия не имел, можно ли заводить машину, был ли приказ что-то проверять в моторе, разрешал ли кто старику это делать.

Солдат все же пошел к тягачу, хмуро заглядывая через стекло на старика и на всякий случай снимая с плеча винтовку. «Если я сейчас включу скорость, он сразу выстрелит», — понял Архип и вытащил из-за пазухи пистолет. Немец подошел и показал рукой, чтобы русский открыл дверь. Архип, соглашаясь с ним, покивал и, держа пистолет на коленях стволом в сторону двери, левой рукой открыл ее. Часовой не успел ничего понять. Раздался выстрел, и немец рухнул на снег. Положив пистолет рядом на сиденье, Архип включил первую передачу, и тягач дернулся и покатил вперед прямо на бочки под навесом. Он проехал метров двадцать, все набирая скорость, когда стали слышны крики. Архип улыбнулся. Он давно уже не улыбался, потому что ему нечему было радоваться в жизни. А теперь повод был, да еще какой. Крики, паника, никто ничего не понимает. А сейчас случится еще такое, от чего паника только усилится. Архипом овладел такой азарт, какого он не испытывал со времен своей молодости. «Они не станут стрелять, пока я не врезался, они стрелять не станут, — думал старик. — Да и потом тоже».

Арматура мощной лебедки, укрепленной в передней части корпуса тягача, врезалась в бочки. Старик услышал скрежет, с которым рвется тонкий металл, ощутил запах бензина. Тягач разбросал бочки, распорол нескольким из них бока, а потом подмял под себя столб навеса и выскочил на пустырь к самой колючей проволоке. Навес рухнул на бочки. Архип остановил тягач и буквально вывалился из него на снег. «Сейчас я подожгу, а потом на тягаче уеду в лес, и им не на чем меня будет догонять», — со злорадством подумал Архип, падая. Но тут острая боль пронзила его бедро. Он вскрикнул, хотел вскочить, но жуткая боль заставила его снова упасть на снег. Старик понял, что или сломал ногу, или вывихнул ее в бедре. Темная полоса бензина тянулась от развороченного навеса следом за тягачом. К навесу уже бежали люди, он видел много солдат, кто-то был с винтовкой. Несколько офицеров выскочили на улицу даже без шинелей. И тогда Архип достал спички. Превозмогая боль, от которой в глазах темнело, он непослушными пальцами достал термитную спичку, рассыпав остальные. Чиркнул ее о коробок, и огонь отразился в его глазах. От серы на кончике спички разгорелся термитный состав, он искрился и шипел с брызгами, медленно передвигаясь по деревянной палочке. Архип бросил спичку в темную дорожку впитавшегося в снег бензина и попытался откатиться в сторону.

Синим пламенем дорожка побежала к изуродованному навесу и бочкам, старик стонал и отползал назад, понимая, что ему не взобраться в тягач, не тронуться на нем с места, он просто отползал от огня. И у самого забора Архип лег на бок лицом к немцам и достал пистолет унтер-офицера. Сначала огонь охватил всю кучу металла и дерева, в которую превратился навес, а потом… Все взорвалось с таким грохотом, с такой яркой вспышкой, будто вспыхнуло новое солнце. В воздух взлетели изуродованные бочки и какой-то хлам. В лицо пахнуло нестерпимым жаром, аж кожа затрещала на лице, а в ноздри ударил запах горящего бензина и паленого волоса. Архип слышал крики немцев, стрельбу. Дышать было нечем, но старик все же поднял пистолет и выстрелил в сторону фигур, которые бегали вокруг огня. Он выстрелил еще и еще и даже, кажется, в кого-то попал. А потом что-то ударило его в грудь, прямо напротив сердца. Архип даже не почувствовал боли, просто как-то сразу остановилось дыхание, безвольно упала на колени поднятая рука с пистолетом… «Ванюшка», — хотел прошептать Архип, но губы уже стали чужими, безжизненными.

…Зарево от взорвавшегося бензина поднялось выше леса. Лещенко, стоявший перед мотором самолета на самодельном стеллаже, повернул голову. Бурсак, протягивая Николаю гаечный ключ, постучал его по руке.

— Где это так рвануло? — спросил Лещенко. — Слушай, а это не в стороне того самого аэродрома, а?

— Может быть, и там, — тихо ответил Сенька. — Ничего себе. Это что же там такое случилось? Самолет при посадке взорвался? Или кроме нас тут еще партизаны орудуют в лесах?

Канунников и Седов стояли возле бронетранспортера, который пришлось поставить так, чтобы фарами светить на самолет и помогать инженерам чинить двигатель. Они тоже обернулись в сторону зарева. Сашка поморщился от яркого света и отвернулся, чтобы в глазах перестали плясать «зайчики».

— Жалко, что мы к этому не имеем отношения, а так хочется нанести врагу такой урон, чтобы ему надолго запомнилось.

— Если останетесь здесь, в тылу, то у вас будет такая возможность, — ответил летчик. — У немцев тылы растянуты, они пытаются маневрировать, потому что сопротивление Красной армии нарастает. Наши часто контратакуют, и блицкрига у фашистов уже не получается.

— Чего не получается? — не понял Канунников.

— Блицкриг — это у них понятие такое, план такой у них был, чтобы сокрушить нашу армию за месяц и взять Москву. Не думали, сволочи, что до зимы тут завязнут! Просчитались гансы и фрицы! Не на тех напали. Мы вам не Франция, не Бельгия и не Чехословакия. Так что, Саша, вам и карты в руки. Тут по тылам можно такой шорох навести, что вам наше командование не только спасибо скажет, а в ножки поклонится.

— Ты думаешь? — удивился Канунников.

— Уверен, — кивнул летчик. — Знаю. У нас много частей в окружение попадало в первые месяцы. Выходили с боями. А раз с боями, значит, на себя фронтовые части оттягивали, на штабы нападали, тыловые части, связь нарушали. Я слышал, как кое-кто из генералов говорил, что система нужна, что большая польза от действия таких групп в тылах. Только