Белорусское небо - Сергей Иванович Зверев

фугас довольно быстро, теперь оставалось только оставить следы своего недавнего присутствия, чтобы немцы заинтересовались этой частью развалин. На видном месте перед проломом бросили старые рабочие ботинки и промасленную спецовку. На видном месте развели костер, чтобы враг увидел, понял, что костер тут горел совсем недавно, что здесь были люди. Собрав с пола стреляные гильзы там, где недавно расстреляли предателей, Романчук насыпал их кучкой на листе фанеры возле костра. Пусть увидят, пусть поймут, что это гильзы от патронов, которыми стреляли не месяц назад, а совсем недавно.

— Немцы! — закричал Сорока, подбегая к командиру. — Немцы со стороны дороги сюда едут.

Романчук посмотрел в глаза особисту. Ничего, хорошо стал держаться Олег Гаврилович. Страха, паники в его глазах нет, только озабоченность. И он верит командиру. Вон как смотрит, уверен, что командир все придумает, что командир знает, как действовать. А ведь молодец Сорока, как он ловко и умело раскусил предателей, немецких агентов, которых так неосторожно привели в лагерь Лещенко и Бурсак. Раньше пограничник беспокоился, что Сорока в трудную минуту подведет, испугается. Но нет, особист все же не был трусом. Просто у него было свое мнение насчет того, как вести партизанскую войну. Но, кажется, он стал смотреть на это уже по-другому.

— Сколько? Показывай! — приказал Романчук и крикнул Канунникову: — Саша, всех к бою! Немцы!

Взобравшись на крышу цеха, командир приложил к глазам бинокль. Так и есть, вдоль насыпи железной дороги в сторону разрушенного моста двигалась небольшая колонна; первым шел легкий колесно-гусеничный бронетранспортер. В кузове над кабиной за броневым листом покачивалась каска солдата и торчал ствол пулемета. Следом за бронетранспортером двигались два грузовика, крытых брезентом. Самым худшим предположением было, что в машинах сидели солдаты, а не перевозился какой-то груз.

Опытным глазом командира Романчук сразу определил, что машины не очень большой грузоподъемности — не больше тонны или полутора тонн. Если в кузове солдаты, значит, не больше 10–15 человек в каждом. И в бронетранспортере кроме экипажа помещается десант всего из четырех человек. Значит взвод, человек 30–40. А у немцев на взвод минимум два пулеметчика. Часто по штату положен ручной пулемет на отделение. Многовато на шестерых партизан. И из шестерых неопытный сын командира Игорь да летчик. Седов мужик боевой, но он летчик, а не пехотинец.

Куда свернут? Романчук стиснул зубы, продолжая следить за немцами. Поедут к разрушенному мосту или к железнодорожному депо? У моста им делать нечего. Если только это не какой-то инженер с охраной, который будет оценивать возможность восстановления моста. Но скорее всего это рейдовая группа, которая ищет партизан. По самой простой тактике пресечения диверсий в своих тылах немцы должны высылать такие группы для поиска партизан, обследования подозрительных мест возможного их базирования. Деревни, другие строения, где могут укрываться вооруженные русские.

— Всем разбиться на две группы, — приказал Романчук, спустившись с Сорокой с крыши. — Лошадей привязать в лесу на пути нашего отхода к дому лесника. Бурсак, берешь пулемет, Сорока прикрывает. Ваша позиция левее на опушке возле тропы к железной дороге. Канунников, ты со вторым пулеметом в лесу, где стог сена. Седов и ты, Игорь, прикрываете. Я остаюсь здесь и имитирую сопротивление, заманиваю врага на фугас. И сразу после взрыва оба пулемета открывают огонь. Я буду прорываться вдоль цехов к реке, а там — как получится по обстановке. Запомните главное, товарищи! Главное — наши женщины. Поэтому не ввязываемся в долгий бой. Наша задача — нанести наибольший урон врагу в этом бою, чтобы он не имел ни возможности, ни желания нас преследовать. Вот и вся наша диспозиция. Первыми отходят Бурсак с Сорокой, как только отстреляют всю пулеметную ленту. Канунников со своими ребятами прикрывают его отход и уходят следом.

— А вы? — удивился Сашка.

— Обо мне не беспокойтесь. Если я не выйду к вам, то уходите, а я вас догоню. Я выберусь самостоятельно. Меня им в этих развалинах не взять, да и побоятся они после взрыва фугаса соваться туда. Это же очевидно! Все, если вопросов нет, то по местам! Немцы близко!

Каждый понял, что действительно спорить нет времени, да и нельзя, если есть командир и он принял решение, отдал приказ. Дисциплина должна быть, иначе как воевать, если каждый станет тратить время на отстаивание своей точки зрения. И две группы партизан побежали занимать позиции, а Романчук еще раз проверил шнур, который тянулся от гранат, уложенных в яму. Все, теперь нужно ждать немцев.

Капитан вышел к пролому в стене цеха и стал ждать. Рука машинально прошлась по кобуре на ремне, который перепоясывал старую куртку, добытую еще в Польше на вырученные Агнешкой деньги. За голенищами немецких солдатских сапог по запасному полному автоматному магазину. Еще два за пазухой. Гранат больше нет, есть только немецкий штык-нож в ножнах, но это уже для рукопашного боя, когда ничего больше не останется, как вступить в драку.

Как Романчук и ожидал, немцы остановились метрах в двухстах от депо и стали высаживаться из грузовиков и разворачиваться в цепь. Партизаны с волнением смотрели с опушки на это действие. Получится или нет? Сейчас больше всех рисковал, конечно же, командир. Если взрыва не будет, то ему не выбраться из этой ловушки, которую он сам для себя организовал. Но если задуманное удастся выполнить, то фашисты получат здесь такой отпор, что у них надолго пропадет желание соваться в леса.

Немцы приближались очень осторожно. Их было около сорока человек, и их прикрывал бронетранспортер, который остановился и теперь наводил пулемет на развалины.

Романчук вдруг, поддавшись интуиции, решил изменить первоначальный план. Слишком редкой цепью идут немцы. И если открыть по ним сейчас огонь из автоматов, развалины накроют пулеметным огнем, а цепь солдат рассыплется и станет еще реже. Часть солдат заляжет, а другие будут перебежками приближаться к цеху со всей возможной осторожностью. У них не должно быть опасения, решил пограничник, и, выждав момент, когда немцы подошли метров на пятьдесят, он положил автомат на камни и открыто показался в проломе.

— Эй, сюда! — крикнул он и стал призывно махать рукой и добавлять по-немецки фразы, которые знал: — Zu mir! Schneller! [1]

Немцы насторожились, но стрелять не стали. Офицер махнул рукой в кожаной перчатке с зажатым в ладони пистолетом и стал отдавать какие-то приказы. Больше десятка немцев бросились к пролому, в котором стоял Романчук, остальные двинулись следом все той же цепью, но осторожности у врага поубавилось. Романчук приветственно помахал рукой и скрылся в развалинах. У него как раз оставалось несколько