Звезда героя - Сергей Малинин

том, чтобы никакие ищейки не смогли напасть на его след. Нанятый им литературный агент пребывал в блаженном неведении по поводу того, с кем сотрудничает; гонорары от обеих изданных книг почти целиком пошли на сохранение инкогнито, но Льва Георгиевича деньги не интересовали: он развлекался, а за развлечения надо платить. И чем старше и состоятельнее ты становишься, тем дороже они тебе обходятся…

Волошин сидел в кабинете на втором этаже загородного дома, из широкого панорамного окна которого открывался вид на молодой сосновый бор. Второй этаж волошинского особняка можно было с чистой совестью именовать третьим, так как внизу разместились гараж и подсобные помещения, и редкая сосна из тех, которыми заросла большая часть его огромного участка, успела подняться достаточно высоко, чтобы испортить вид. Письменный стол был установлен таким образом, что хозяин, сидя за ним, располагался лицом к окну и мог, отдыхая от работы, насладиться пейзажем.

Купленный исключительно для литературных экзерсисов ноутбук чуть слышно шуршал вентилятором, вертикальная черточка курсора размеренно мигала в начале нового абзаца, приглашая заполнить белый лист экрана убористым пунктиром печатных строк. Волошин смотрел остановившимся взглядом поверх экрана на мокнущий под затяжным дождем сосновый лес. Сейчас, когда он не контролировал выражение лица, уголки его широкого рта опустились, нижняя губа брюзгливо оттопырилась, а брови сошлись к переносице. Глядя на это угрюмое, раздраженное лицо, уже никому не пришло бы в голову назвать его обладателя милейшим стариканом, а человек с неустойчивой психикой, пожалуй, мог бы и испугаться, ибо более всего Лев Георгиевич Волошин в данный момент смахивал на персонаж третьесортного фильма ужасов – не какими-то ярко выраженными уродствами, которых не имел, а именно выражением лица, в чертах которого, когда мимические мышцы расслабились, появилось что-то нечеловеческое.

Волошину не работалось – отвлекали посторонние мысли. Легализация и продажа контрабандного золота была лишь частью его бизнеса, и притом далеко не самой важной. Механизм поставок был отлажен, как швейцарский хронометр, и до недавнего времени действовал безупречно – как, впрочем, и все остальные составляющие того, что Лев Георгиевич порой шутливо именовал своим подсобным хозяйством. Он потратил годы на то, чтобы «подсобное хозяйство» могло успешно функционировать без его прямого вмешательства, и преуспел: дела шли как будто сами собой, а он мог с чистой совестью распевать комические куплеты, ходить под парусом в тропических широтах и писать мемуары.

И вдруг идеально отрегулированный, тщательно смазанный механизм дал странный сбой. Очередная партия контрабанды попросту не пришла, задержавшись в пути по неизвестной Льву Георгиевичу причине. Полученные им по этому поводу объяснения звучали туманно и неубедительно. Впрочем, ничего иного ждать было нельзя: переговоры велись по телефону, а новороссийский партнер Волошина, как и он сам, был не настолько глуп, чтобы доверять свои деловые секреты телефонной трубке. Новороссийск уверял, что задержка временная, что вызвана она чисто техническими причинами и что в ближайшие дни товар будет доставлен в столицу в наилучшем виде.

Лев Георгиевич прожил бурную жизнь и знал, что подобные накладки в бизнесе неизбежны, особенно если бизнес этот криминальный. У капризной Фортуны всегда наготове миллион нелепых случайностей, которые могут нарушить самые стройные планы и намертво заклинить ход событий. Однако всякий раз, когда кто-то из партнеров просил его подождать, не торопясь выполнить взятые на себя твердые обязательства, душу Льва Волошина начинали терзать сомнения самого неприятного свойства. А хуже всего было то, что в восьми из десяти случаев подозрения его оказывались небеспочвенными: ссылаясь на форс-мажорные обстоятельства, люди чаще всего попросту пытались его надуть.

В данном случае сделать это было технически несложно: достаточно найти другого партнера, который станет сбывать товар на более выгодных условиях, и дело в шляпе: доля поставщика автоматически увеличится, а Лев Волошин останется ни с чем.

Это было решительно недопустимо, тем более что в цепочке, по которой контрабандное золото текло в Москву, помимо Волошина, были задействованы и другие люди, перед которыми он тоже имел обязательства. У него хватило ума не торговать контрабандными ювелирными изделиями в своих собственных магазинах и антикварных лавках. Прибывая в Москву, тонкий ручеек новороссийского золота бесследно терялся в море ювелирных изделий, что составляли ассортимент целой сети крупных ювелирных гипермаркетов. Лев Георгиевич негласно, через цепочку подставных лиц, являлся ее совладельцем, но и только. Решающее слово, увы, было не за ним, и с этим приходилось считаться. Прибыль от реализации поступающего из Новороссийска товара, как и любая другая прибыль, была заранее подсчитана и распределена. Деньги не лежали без дела, они работали, и их несвоевременное поступление означало остановку в делах – увы, не одного только Льва Георгиевича Волошина, но и людей, от которых он во многом зависел. Волошин никогда даже не пытался узнать, насколько далеко и высоко тянутся нити деловых связей и взаиморасчетов, участником которых он являлся. Он достаточно пожил на свете, чтобы твердо усвоить: подобная информация может нанести непоправимый вред здоровью. Здоровьем же Лев Георгиевич привык дорожить, особенно теперь, когда жизнь ему улыбалась и все, чего бы он ни пожелал, было к его услугам.

Срыв очередной поставки, независимо от его причин, ставил благополучие Льва Георгиевича под угрозу. Положим, время пока терпело, но Волошин понимал: благодушествовать нельзя. Потому что неведение в такого рода делах страшнее самой грозной опасности. Ведь форс-мажор тоже бывает разный. Быть может, задержка, как и утверждает новороссийский партнер, действительно вызвана сугубо техническими причинами – например, мелкой аварией на корабле, поломкой радиобуя или не ко времени начавшимися в бухте военными учениями. Быть может, там, в Новороссийске, просто крутят динамо, пытаясь сбыть золотишко в обход Льва Георгиевича и его московских коллег. Но не исключен и третий вариант, согласно которому новороссийский партнер говорил с Волошиным по телефону под диктовку оперуполномоченного службы таможенного контроля, а то и ФСБ. Тогда наступившее затишье объясняется просто: Лев Георгиевич под колпаком, и не взяли его до сих пор только потому, что ищейки пытаются полнее установить его связи и круг лиц, принимающих участие в сделке. В этом случае дело не ограничится одними финансовыми потерями. За решетку Волошину не хотелось; кроме того, он не без оснований предполагал, что, угодив на нары следственного изолятора, не доживет не только до суда, но даже и до первого допроса: заинтересованные лица позаботятся о том, чтобы он ушел из жизни, не успев открыть рот. Смерть его будет болезненной, быстрой и грязной, как у раздавленного подошвой таракана, и все из-за того, что поверил человеку на слово – по телефону, даже не видя глаз собеседника и не