Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

но в том месте, где сам выезжал с проселка на шоссе, видны были следы колес, которые вели направо. Теперь скорее, гнать и гнать! Машин на шоссе еще нет, никто не помешает. Хотя хотелось бы встретить милицейский патруль или военный…

Солнце показалось наконец над горизонтом, и видимость улучшилась. Сразу стало видно все вокруг на сотни метров. Виден и черный бугор впереди на обочине… нет, в кювете! Когда буквально через пару минут Сосновский подъехал к этому месту, то понял все. Водитель не справился с управлением, машину занесло, и она опрокинулась, слетев с дороги. Правда, встала снова на колеса, но стекла разлетелись, крыша помята, и вокруг сильно пахло бензином.

Увязнув по колено в снегу, Сосновский добрался до машины. Водитель находился без сознания, уткнувшись окровавленным лицом в рулевое колесо. Он, это точно он, узнал незнакомца Михаил, стал дергать дверь, которая никак не открывалась, и вдруг услышал звук мотора и голоса. На шоссе остановилась военная машина, в кузове которой сидели бойцы, а из кабины высунулся офицер:

— Эй, что там? Живой?

— Лом есть или монтировка? — заорал Сосновский. — Тащи скорее, а то может загореться!

Из кузова попрыгали солдаты, один из них тащил лом. Офицер принялся командовать, и через минуту дверь умудрились вывернуть. Сосновский сразу схватил пострадавшего под мышки и вытащил на снег. Тут что-то ярко мелькнуло, и солдаты, подхватив и раненого, и Михаила под руки, потащили их наверх. «Эмка» взорвалась сразу, как только люди оказались на безопасном расстоянии.

Михаил обессиленно упал рядом с раненым, ухватив его рукой за край куртки, как будто боялся, что тот исчезнет. И только когда солдаты привели в чувство мужчину и стали перебинтовывать ему голову, он наконец достал удостоверение и, показав его офицеру, сказал:

— Товарищ капитан, нужна ваша помощь. Это диверсант, враг, а там, у леса, остался еще один с простреленной ногой. Далеко не уйдет, но от потери крови мы можем его потерять, а он нужен живой, понимаете?

— Все понял, товарищ майор госбезопасности, приказывайте, — кивнул командир.

— Дайте мне пару солдат в кузов, я смотаюсь туда и привезу его, а вы пока покараульте этого. В разговоры не вступать, глаз не спускать. Давайте-ка я его сначала обыщу. Среди них бывают такие фокусники, что и не снилось ни одному циркачу.

Как только раненого обыскали, офицер распорядился поднять его в кузов своей машины и держать под прицелом автоматов. Двух бойцов он отправил с Сосновским.

И снова гонка по рыхлому снегу, и снова машина не слушается, пытается съехать с дороги. Михаил вел машину, а сам мысленно приговаривал: «Только не исчезни, только не убеги! Сдохнешь ведь от потери крови. Дождись, и все будет хорошо». Человека на снегу он увидел издалека. Раненый шофер пытался передвигаться на трех конечностях. Простреленная нога волочилась за ним, почти не оставляя крови, значит, сумел перетянуть ее жгутом, значит, не все так плохо.

Он остановил машину и вместе с солдатами побежал по глубокому снегу к раненому. Тот успел отползти от дороги метров на двести, и назад его пришлось тащить волоком. Мужчина молчал, не задавая вопросов, не прося о снисхождении. Или придумывал себе оправдание, или решил вот так молча дожить до расстрела. «Ничего, — подумал Михаил, — Коган таких, как ты, в два счета раскалывает. Не на того нарвались, ребятки».

Александра Смирнова смотрела на рацию со смешанным чувством страха и облегчения. «Поверили! Поверили или просто будут использовать меня, а потом… Нет, такого не может быть, ведь я была честной с ними, я во всем созналась, раскаялась. В трусости, в слабости, в дурости своей. Все ведь как люди, а я…»

— Ну вот, теперь ты здесь будешь жить, — сказал Шелестов, прохаживаясь по комнате. — Жить и работать. Я рад, что ты решилась на это, рад, что ты нашла себя, Саша. Не многие могут вот так в этом страшном мире, но ты смогла, и теперь все зависит от тебя самой. Бери себя в руки, настраивайся. Через три часа тебе слушать эфир. С тобой здесь надежные товарищи, хорошие специалисты. Ты не будешь одна, и тебе всегда подскажут, посоветуют. Теперь это твой фронт, «Мария», личный твой фронт против фашистов и за твою Родину!

— Да, спасибо, гражданин начальник… простите, Максим Андреевич…

Шелестов приехал на Лубянку, когда Коган уже заканчивал работу с Адвокатом. Идя по коридору, он увидел, как мимо него провели двух диверсантов, взятых той ночью в лесу.

Коган сидел в комнате для допросов, откинувшись на спинку стула, и курил, что называется, в потолок, выпуская струи дыма строго вверх. В комнате было сильно накурено, и Максим даже закашлялся, помахав перед лицом рукой.

— И дым отечества нам сладок и приятен? — усмехнувшись, спросил он.

— М-да, — неопределенно ответил Коган, — приятен. Слушай, а когда Платов вернется?

— Есть новости или какие-то неприятности? — спросил Шелестов и кивнул на дверь: — Слушай, пойдем отсюда. Дышать же нечем.

— Ну а кто говорил про «дым отечества»? — рассмеялся Коган, затушив в пепельнице папиросу.

— Так то дым отечества, а ты же куришь табак, который привезен из-за океана. Не наше это отечество, чуждое оно нам!

— Ага, как и картошка, как кофе… что там еще привезли из-за границы к нам в Россию-матушку? Ну ладно, это все пустое. Есть примерный список ответственных работников ряда наркоматов, кому делались красивые, а порой и дорогие подарки — из числа тех, что добывали скупщики Адвоката. Ну и я в том числе, но немного.

— Ты думаешь, что Феникс лично им дарил? — удивился Шелестов. — Тебе Адвокат так сказал? Врет же!

— Нет, он как раз только иногда передавал, был в роли посыльного, причем безымянного. И он, и кое-кто из его людей. А презентовал, я думаю, все же Феникс. Надо понять, за какие заслуги они получали эти подарки. Заслуги или услуги. Это знает только Феникс, а Минаев не знает, он только добывал их. И вот нам с тобой предстоит познакомиться с этими людьми и понять, какую услугу они могли оказать Фениксу.

— Обыск? — сразу же спросил Шелестов. — Слушай, а если не сам Феникс, если кто-то другой вроде от своего имени? Не станет же он так открыто подставляться.

— Может, и не станет. Не уверен, — покачал головой Борис. — С обыском я тоже не торопился бы. Может быть и какая-нибудь оперативная комбинация…

Глава 9

Платов был хмур и крайне сосредоточен. Его глубоко посаженные глаза сейчас не выражали ничего, кроме глубокого размышления где-то там, в недрах его удивительного