Последний бой «чёрных дьяволов» - Сергей Викторович Нуртазин

Ему ответил подошедший командир взвода Манаков:

– Думаю, что поспать нам сегодня не придется.

Младший лейтенант оказался прав. Прошло чуть более получаса, как им сообщили, что капитуляция подписана. Теперь им была поставлена очередная задача: принимать сдающихся в плен немцев. Не прошло и получаса, как со стороны неприятельских позиций появились первые пленные, вылезая из окопов, они бросали оружие на землю и шли друг за другом по два-три человека с поднятыми вверх руками. Некоторые держали в руках белые тряпки. В темноте их лица, испачканные кровью, землей и сажей, казались черными. Александр внимательно вглядывался в медленно проходящих мимо солдат и гражданских людей, среди которых встречались и женщины. Лица у них были разные и взгляды разные: испуганные, настороженные, отрешенные, заискивающие, злые. Один из пленных, в черной офицерской фуражке с лакированным козырьком и кокардами в виде черепа и орла, в распахнутой на груди камуфлированной куртке, шел с улыбкой на лице, сжимая прикуренную сигарету ровными белоснежными зубами. В серовато-голубых глазах немца читалось презрение. Григорьев вспомнил первого, увиденного близко, немецкого солдата. Это было в захваченном фашистами Ростове-на-Дону, в доме его друга Тимофея Великанова, в конце ноября сорок первого года. У того на черных петлицах кителя тоже красовались две белые «молнии», знак СС. Александр с силой сжал автомат, указательный палец правой руки потянулся к спусковому крючку. Крепкая ладонь ухватила его за локоть. Тихий, но строгий голос изрек:

– Не вздумай.

Григорьев резко обернулся. Рядом с ним стоял старший лейтенант Тихомиров. Желваки играли на побледневшем лице командира роты, взгляд был устремлен на офицера с сигаретой. Александр понял, что ротного терзают те же чувства, что и его, понял, сколько сил ему стоит сдерживать их. Ведь благодаря таким вот карателям он потерял всю семью.

Частые выстрелы в стане эсэсовцев заставили обернуться и сдающихся немцев, и мотоциклистов. Тихомиров вытащил из кобуры пистолет.

– Слушай мою команду! Взвод Манакова за мной, остальным оставаться на своих местах!

Отделение старшего сержанта Григорьева, как и весь взвод, последовало за ротным. К позициям противника двигались быстро, но осторожно, с оружием наизготовку. Рядом с первой траншеей обнаружили трех убитых и пятерых раненых. Одним из убитых был мужчина с чемоданом в руке, в сером плаще и черной фетровой шляпе. У его ног сидела на коленях рыдающая молодая женщина. Срывающимся на крик голосом она то и дело повторяла имя Йохан. Рядом с женщиной стоял рослый средних лет обер-фельдфебель вермахта с автоматом в правой руке. Ствол автомата был опущен, было понятно, что немец не собирается стрелять, и все же Тихомиров, направив на него пистолет, прокричал:

– Хальт! Вафн хинлэгн! Хенде хох! Нээр комн!

Немец бросил автомат на землю, подошел к ротному.

Старший лейтенант исподлобья посмотрел на пленного.

– Фэрштээн зи русиш?

Обер-фельдфебель снял серое армейское кепи, утер им пот со лба, отрицательно помотал головой, тихо произнес:

– Найн.

Тихомиров матерно выругался. Поскольку его знания немецкого языка закончились, он обратился к подчиненным:

– Кто хорошо знает немецкий?

Григорьев отыскал глазами Константина.

– Рядовой Вязовский!

Константин, прихрамывая, подошел к ротному, старший лейтенант кивнул на немца.

– Спроси у него, что здесь произошло и кто стрелял?

Вязовский задал вопрос, обер-фельдфебель стал возбужденно говорить, время от времени указывая на ход сообщения, справа от него.

– Чего он тараторит? – нетерпеливо спросил Тихомиров.

Константин дослушал речь немца, повернулся к командиру роты.

– Он говорит, что с той стороны, куда он указывает, по траншее пришли четверо эсэсовцев, один из них в звании гауптштурмфюрера, по-нашему капитана. Он стал говорить тем, кто шел сдаваться, что они предатели и что им надлежит бороться до конца и умереть с честью с оружием в руках, как полагается солдатам Великой Германии. Офицер, как и трое его солдат, был пьян, а потому, когда на него не обратили внимания, открыл стрельбу по безоружным людям. К счастью, этот немец не успел выбросить автомат. Ответным огнем он убил офицера и одного из его солдат, а двое других, отстреливаясь, ушли по траншее.

– Перестреляли бы друг друга – и хрен с ними, – раздраженно бросил Тихомиров.

Немец внимательно посмотрел на Тихомирова, что-то сказал.

Вязовский перевел:

– Пленный говорит, что Адольф Гитлер погубил Германию и себя, он обещал нации великое будущее, а сам привел ее к гибели, заставляя бороться до конца и обещая, что скоро появится оружие возмездия, которое остановит русских и их союзников.

Старший лейтенант усмехнулся:

– Однако возмездие свалилось на головы самих немцев и их главарей.

Константин перевел обер-фельдфебелю слова ротного. Немец согласно покивал головой, что-то произнес. Вязовский перевел взгляд на Тихомирова.

– Говорит, это из-за необдуманных действий фюрера. Еще говорит, что генерал, возглавлявший их группировку, застрелился в своем блиндаже. Говорит, проливать кровь бессмысленно.

– Однако поздно он это понял. Скажи, пусть продолжают движение к нашим позициям для сдачи в плен. И…

Договорить старшему лейтенанту помешала автоматная очередь и крик: «Ложись, граната!» Это кричал старший сержант Григорьев. Он первым заметил шевеление в траншее. Те, кто стрелял по безоружным людям, не успокоились и решили вернуться с помощью. Один из них успел нажать спусковой крючок автомата. Очередь прошила тело обер-фельдфебеля, едва не задев командира роты Родиона Тихомирова и рядового Вязовского. Григорьев выстрелил в ответ. Немец упал. Второй эсэсовец замахнулся гранатой, но меткий выстрел Айдара Джумагалиева не дал ему ее бросить. Больше выстрелить мотоциклисты нападавшим не дали. Десяток разноцветных цепочек трассирующих очередей потянулись к траншее, туда, откуда появились немцы. Черные тени метнулись в ход сообщения, уходящий в глубину обороны немцев. Тихомиров скомандовал:

– Григорьев! Давайте за ними! Не дайте уйти недобиткам!

Отделение старшего сержанта бросилось в погоню за эсэсовцами. За ними последовал и командир роты. Через две минуты «верных сынов Гитлера» загнали в блиндаж. Церемониться с ними и предлагать сдаться не стали, закидали гранатами. Переждав минуту, ворвались в полуразрушенное укрытие. Тихомиров включил фонарик. Луч одно за другим выхватывал мертвые тела эсэсовцев, пока не наткнулся на выживших. Их было трое. Один сидел на земляном полу и, приглушенно подвывая, раскачивался, сжимая голову руками. Из ушей гитлеровца змейками текла кровь, второй сипел в предсмертных муках с вырванной глоткой и изуродованной челюстью. Третий лежал рядом в красно-бурой луже с развороченным осколком животом, придерживая руками вывалившиеся наружу кишки. В глазах немца была ненависть, боль и обреченность. Старший лейтенант выключил фонарь, жестко сказал:

– Этих в плен не брать.

Едва он вышел, как раздались выстрелы, и не только в блиндаже. Они раздавались слева, метрах в пятидесяти от того места, где они находились. К стрельбе