Украденное братство - Павел Борисович Гнесюк

Девочка с лицом, обещавшим стать прекрасным, и с трепетной, жаждущей признания душой. Её мир был ограничен забором, школой за холмом и речкой, текущей в низине. Но внутри неё бушевали океаны страстей, рождённых книгами и мечтами. Она устраивала концерты для кукол в саду, репетировала поклоны перед треснувшим зеркалом в прихожей, и её сердце сжималось от сладкой боли от того, что аплодисментов не было слышно никому, кроме яблонь сада.

Перемены пришли не сразу, они подкрадывались, как первые краски осени на листьях — почти незаметно. Сначала Микола, отложив в сторону газету, сказал за ужином, что присмотрел гараж и собирается открывать собственный бизнес. Потом он стал пропадать там по вечерам. Возвращался поздно, пахнущий не просто маслом, а чем-то новым — смесью краски, свежего металла и надежды.

Его мечта, выношенная в грохоте цехов, начала материализовываться. Он купил второй гараж. Потом третий. Собрал вокруг себя таких же, как он, «золотые руки» — аккумуляторщика, мастера кузовных работ. Так, из трёх ржавых коробок и горстки энтузиастов, родился их сервис. Сначала они были похожи на полевой госпиталь для советского автопрома: хрипящие «Жигули», вечно кашляющие «Москвичи», простодушные «Таврии». Микола работал по десять — двенадцать часов.

В результате удалось построить собственное здание автоцентра с пятью ремонтными боксами. Это позволило нарастить объем работ и уже за привычными моделями автомобилей стали робко, как иностранные шпионы, появляться иномарки — загадочные, сложные, с бортовыми компьютерами, говорившими на непонятном языке. Микола ночами сидел над схемами, и его уважение к этим иномаркам было смешано с вызовом: он доказывал самому себе, что его ум и руки способны покорить любую, самую совершенную машину.

Благосостояние семьи, некогда ровное и предсказуемое, как курс доллара, пошло в гору. В доме появилась новая стенка из светлого дуба, заменившая старенький сервант, битком набитый хрустальными безделушками. В гостиной, как окно в иной, яркий мир, замерцал огромный плазменный телевизор. Но главным подарком судьбы для Юли стал не он. Ей купили смартфон. Тонкий, блестящий, холодный слиток иной реальности. Он стал её волшебным зеркальцем, её порталом.

В тени цветущих яблонь, бывших свидетелями её детских игр, Юля создала свой первый блог. Это были робкие, наивные, трогательные в своей искренности ролики. Она снимала на камеру телефона свои наряды, комбинируя скучную школьную форму с яркими лентами и самодельными брошами. Рассуждала о том, как сочетать поношенные джинсы с кроссовками, чтобы выглядеть «не как все».

Делилась песнями, от которых щемило сердце, и стихами, которые казались верхом мировой поэзии. Подписчиков было немного — горстка таких же девчонок из провинции, но каждый лайк был для неё каплей живительного нектара. Она впервые в жизни ощутила вкус настоящего внимания, и он оказался сладким и вызывающим привыкание.

В большом мире, за границами их сада, тишина начинала сходить на нет. Она вытеснялась новыми, тревожными звуками. С экрана телевизора, ставшего центром гостиной, всё чаще доносились напряжённые голоса дикторов, говорящих о «достижениях», «происках» и «суверенитете». К Миколе теперь иногда заходили не только с бутылкой пива после работы, но и мужчины с суровыми, поджатыми лицами, в камуфляжных штанах и ботах.

Они говорили низкими голосами о «тренировках», «мобилизационных планах», «русской угрозе». Оксана, подавая на стол чай и печенье, ловила обрывки фраз и инстинктивно сжималась внутри. Иногда мужу звонил Богдан, опасный тип, как часто его называла Оксана, то на следующее утро Микола, как выдернутый по приказу, исчезал на несколько дней. Она не понимала политических терминов, но её женское, материнское нутро безошибочно улавливало запах приближающейся беды — острый, как запах грозы.

Однажды вечером, за ужином, в той самой кухне, где пахло варениками с картошкой и укропом, случилось то, что разломило их мир на «до» и «после». Ужин был обычным. Оксана пересказывала сплетни из магазина, Юля увлечённо листала ленту в телефоне. Микола ел молча, уставшими глазами глядел перед собой. Он отложил вилку, звон металла о фарфор прозвучал оглушительно в мирном гудении кухни.

— В ближайшее время наша жизнь изменится, мы многое сможем себе позволить. — Сообщил он без предисловий, глядя куда-то в пространство между женой и дочерью, — Меня назначили командиром батальона национальной обороны.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как свинец. Юля замерла с поднесённой ко рту ложкой. Её мозг отказывался верить. Батальон? Командир? Это были слова из телевизора, из новостей, из каких-то далёких, не имеющих к ним отношения сводок. Они не имели права звучать здесь, на их кухне, рядом с маминой баночкой с солью.

Потом понимание ударило в виски приливом гордости. Её отец! Скромный механик, владелец сервиса… Герой! Защитник! Он выходил из тени, чтобы встать в один ряд с теми, о ком говорили с экрана. Восторг, жаркий и слепой, захлестнул её. Она вскочила, стул с грохотом упал на пол. Она обвила руками его шею, прижалась щекой к его щеке, пахнущей теперь не маслом, а Историей.

— Папа! — выдохнула она, и её голос звенел, как колокольчик. — Ты герой! Я так горжусь тобой!

Оксана не шевельнулась, она сидела, уставившись в тарелку, где одинокий вареник медленно остывал в белой сметане. Весь её внутренний мир, выстроенный на принципах покоя и безопасности, рухнул в одночасье. Сквозь оглушительный гул в ушах она поймала единственную, ясную и страшную мысль: «Над моей семьёй нависла опасность. Микола теперь не только один из бандеровцев, он поставлен во главе мощной силой, способной принести только кровь и страдание людям?»

Она не сказала ни слова но молчание было громче любого крика. С того вечера яблони в их саду как будто перестали цвести. Вернее, они цвели, но их красота больше не радовала. Тишина лопнула, и в образовавшуюся трещину хлынул внешний мир — громкий, бесцеремонный, пахнущий порохом и ложью. Жизнь семьи раскололась, как раскололся когда-то единый народ. Микола исчезал. Сначала на день, потом на два, потом на недели.

Его камуфляжная форма, висевшая теперь в прихожей на месте рабочего пиджака, стала безмолвным укором прошлому, символом новой, пугающей реальности. Зато в виртуальном пространстве его имя начало обрастать славой. Его фотографии — суровое, небритое лицо на фоне бронетехники, решительный взгляд — кочевали по пабликам и новостным лентам. Его называли «патриотом», «столпом обороны», «настоящим мужчиной». Он стал иконой.

Юля, его дочь, ощутила себя частью этого культа. Её безобидный, наивный блог о моде и музыке показался ей теперь мелким, ничтожным, недостойным дочери героя. Он начал мутировать с пугающей скоростью. Сначала в шапке профиля появился сине-жёлтый флаг — яркий, простой, не допускающий двусмысленностей символ. Потом, как ритуальные заклинания, в каждом