Украденное братство - Павел Борисович Гнесюк

камеру достойно. Подхватив главное оружие — верный смартфон, недавний подарок отца, она чувствовала себя участницей великого похода. Она уехала рано утром, на рассвете, когда небо на востоке было цвета крови. Оксана ещё спала, измученная бессонницей и тревогой.

Юля даже не захотела оставить, записки, закрыв за собой дверь дома, где она ещё недавно смеялась и радовалась после переезда, изучая всё тайные уголки. Она ехала навстречу своей войне, войне, в какую она так долго и красиво играла. Она ехала туда, где были «настоящие защитники». Она не знала, что настоящая война не имеет ничего общего с её спектаклями.

Первые два дня Оксана лишь звонила. «Всё нормально, мам, я скоро приеду, связь плохая», — бодро отвечала Юля, и на фоне слышался смех её спутников. На третий день голос дочери стал напряжённым, связь прерывалась. «Мама я с друзьями и у меня всё отлично!». Оксана сидела у телефона, сжимая его в потных ладонях, и всё её естество кричало: «Вернись! Немедленно вернись!»

На четвёртый день Юля перестала отвечать, сначала Оксана думала — сел телефон либо дочь оказалась вне зоны действия сигнала. Она звонила каждые пятнадцать минут. Потом каждый час. Ночью она не сомкнула глаз, прижав телефон к груди, как когда-то прижимала маленькую, тёплую Юлю. Утром её охватила паника — холодная, тошная, сковывающая каждое движение. Она металась по дому, не в силах найти себе места.

Мать начала обзванивать всех подруг Юли, её бывших одноклассников. Большинство лишь растерянно мычали в трубку. И только одна, Лидка, с кем дочка когда-то вместе ходила на танцы, сдавленно, сквозь слёзы, пробормотала:

— Тетя Оксана, Юлька среди группы блогеров, они на фронт поехали… Юлька вроде бы главная среди них. Они поехали ещё в конце прошлой недели снимать наших героев. — Рваными фразами отвечала подруга дочери.

Мир Оксаны рухнул окончательно, а слово «фронт» прозвучало как приговор. Оно не было абстрактным понятием из телевизора, теперь дочь там, на востоке, где ночами видны зарева и слышен звуки взрывов. Её девочка уехала в этот ад и что её может там ждать матери было страшно представить.

Руки дрожали так, что она трижды промахивалась, набирая цифры, но тот самый номер, то не отвечал, то был занят. Наконец, послышались долгие, прерывистые гудки, от удачи, что удалось дозвониться, сердце бешено колотилось где-то в горле.

— Слушаю? — Голос на том конце был до предела уставшим, пропитанным гарью, бессонницей и чем-то ещё, что Оксана боялась назвать. — Оксан? Что? Говори громче, связь паршивая.

— Микола… — Оксана срывалась в беззвучный шёпот, с силой выдохнув, слова вырвались наружу, как из рваной раны. — Юля… Юля пропала!

— Что? — Наступила пауза, в трубке посвистывало, завывал ветер на том конце. — Что значит «пропала»? Опять у подруги заночевала?

— Четыре дня! — закричала Оксана, и слёзы, наконец, хлынули из её глаз, горячие и горькие. — Четыре дня никакой связи! Лидка сказала… Юлька на фронт поехала с группой блогеров, чтобы репортажи снимать.

Мёртвая тишина. Та тишина, что бывает только на войне, когда затихают орудия и становится слышно, как стучит собственная кровь в висках.

— Я же просил, я же говорил… — Сдавленно говорил Микола, будто его горло сжимала чья-то невидимая, железная рука. — Я же просил, чтобы ты, Оксана следила за каждым шагом дочери. Это не спектакль, здесь реально убивают. Можно словить пулю или попасть под обстрел.

— Это с твоего молчаливого согласия Юлька оказалась втянута пропагандой твоих друзей, ублюдков бандеровских! — закричала она, и её крик был полон такой ненависти и отчаяния, что, казалось, стекло в окнах задрожало. В Оксане прорвало плотину всех накопленных лет страха, одиночества, неприязни и невысказанных упрёков. — Ты когда в последний раз с ней по-человечески разговаривал?! Не как командир с подчинённым, а как отец с дочерью?! Ты видел, во что она превратилась?! В марионетку, в куклу, разыгрывающей пьески про подруг Петлюры! Кто ей это вбил в голову? Деньги и твоя кровавая война против своих же, для тебя оказалась важнее твоего же ребёнка?!

Микола не ответил, но его молчание стало красноречивее признание. Бессловесный бессильный ответ прозвучал, как согласие с обвинением, еще месяц назад он накричал бы на жену в ответ, считая выбор дочери правильным. Недавно первые крупицы осознания предательского пути, бросили его в жар. Теперь он видел, как война, затягивает его семью, всё из-за того, что он сам стал частью этой чудовищной машины.

— Сиди дома. — Прошамкал он наконец, и в голосе его не было ни злости, ни оправданий, лишь бесконечная, вселенская усталость, граничащая с пропастью. — Никуда не уходи. Я разберусь и спасу нашу дочь.

Связь оборвалась.

Оксана опустила телефон, не смогла удержать и он выскользнул из её ослабевших пальцев и упал на пол. За окном моросил мелкий, назойливый дождь, а ей виделась сочная зелень листьев яблонь. Она долго смотрела в окно, ей казалось, наблюдает за игрой маленькой, семилетней Юлечки в белом платьице в горошек. Она сидела у отца на коленях, только что вернувшегося с работы, пахнущего бензином и летним вечером.

— Папа, а расскажи про войну, про героя прадедушку. — Юлька прижалась спиной к отцу.

— Про моего деда слушай, но помни, война — это не для девочек. — Он устало гладил дочурку по голове и рассказывал.

Теперь девочка выросла, она ещё не «узнала» о войне, но с рюкзаком за плечами и смартфоном в руке, ушла в свою войну. Войну, придуманную ею самой по мотивам чужих мифов, пафосных лозунгов и отцовского молчания.

Тишина в доме стала иной, здесь больше не чувствовался мир. Прижав руки к лицу, Оксана ощущала абсолютное звенящее и безжалостное безмолвие, как приговор, вынесенный заочно. Оксана сидела одна в своей тишине и слушала, как за окном шумит дождь, смывая последние следы её дочери, уехавшей навстречу придуманному подвигу и настоящей смерти, и никто не знал — вернётся ли эта глупая девочка оттуда, и какие изменения произойдут в ней, когда отец сможет найти свою дочь.

Первые два дня после достижения разномастной группой блогеров, восточных регионов страны, давно объятых беспощадной и бессмысленной войной, они внезапно возомнили себя настоящими военными корреспондентами. Они яростно приступили к абсурдным сьемкам, на фоне ярких, но абсолютно безжизненных и фальшивых декораций, сконструированных для какого-то дорогого патриотического ролика.

Щедрая экипировка выглядела не к месту, их белый микроавтобус с кричащей кислотно-желтой надписью «Пресса» на боку был уже измазан грязью. Раздражение вызывали их новенькие, сверкающие на удивленно-блеклом солнце дорогие камеры на штативах и совершенно новая, пахнущая свежим текстилем камуфляжная форма с безупречно пришитыми нашивками. Радостные глаза