Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка - Василий Вячеславович Боярков

– Как я и думал, – поделился тот прискорбными мы́слями, не позабыв состроить плаксиво-ехидную рожицу, – к нам – строго и неотступно! – приближается английский фрегат. Через несколько часов – а может, и раньше? – мы будем, брат Скупой, болтаться на гладких, сухо обветренных, реях.

– С чего ты взял? – не обладая незаурядным умом, лысый сообщник рассуждал и нерезонно, и непрактично. – На наших измученных рожах ведь не написано, что мы былые пираты. Погляди вон на жухлые туловища: кожа да кости – смотреть, тьфу, противно! Да и оружия при нас никакого нет, – кивком облысевшего черепа он указал на пустовавшую перевязь, – как определить принадлежность к свободному воинству?! По сути, никак. Подойдут спросят, мол, кто такие, а после, введённые в счастливое заблуждение, что, типа, мы обычные моряки, отчалят спокойненько восвояси. Рыбёшки мы наловили не так уж и много, в основном она какая-то мелкая – на неё не позарятся. В случае чего, отдадим её добровольно. Самое худшее, останемся без горячительной выпивки – только-то и всего.

– Мне бы твоё тупое спокойствие, – закидывая последний конец, Бродяга хмурился всё более, всё суровее, – знаешь, Скупой, чего-то мне как-то не по себе. Сначала, как обычно бывает, без суда, без следствия вздёрнут, а когда уже будет поздно, возьмут разбираться. Гляди: идут прямо на нас, никуда не сворачивают. Уж не по наши ли грешные души они отправились специально?

***

Словно бы подтверждая, с носового орудия, установленного по левому бо́рту, раздался пушечный выстрел; он требовал замереть на месте и терпеливо дождаться королевского флагмана. Делать нечего, убежать на хлипкой лодчонке от трёхмачтового фрегата – это чего-то из разряда ненаучной фантастики. И два слаженных приятеля, освобождая непрочную сетку от пойманной рыбки, послушно исполнили властное приказание. Через двадцать минут одинокие бедолаги вскарабкивались наверх. Едва они перевалились за метровую балюстраду, недружелюбно, ружейными тычками и болезненными пинками, их познакомили с гвардейской командой. Встречать вышел лейтенант О́ливер Ру́бинс. Он отличался двадцатишестилетним возрастом, покладистым характером, где-то излишне весёлым, но в основном исполнительным, и принадлежал к дворянскому роду, в силу печальных обстоятельств незадачливо разорившемуся. За истекший неполный год худощавый офицер заметно поправился; он не выглядел теперь уж слишком высоким, а соответствовал средним стандартам; в жилистых руках и ловких телодвижениях так и продолжала угадываться немалая сила; привлекательное веснушчатое лицо теперь отметилось истинно мужскими оттенками – представлялось суровым и непреклонным; хмурые брови сводились к прямому, по-аристократически ровному, носу; пухлые губы, прикрытые лёгким, по-юношески жидковатым, пушком, выпячивались как будто капризные; рыжие, чисто саксонские, кудри скрывались за стандартным седым париком, а далее за форменной треуголкой, увенчанной изящными перьями. Новёхонькое обмундирование различалось ярко-красным камзолом, белоснежными штанами да чёрными высокими сапогами. Неудивительно, что первым начал разговаривать именно он.

– Кто вы такие и что намереваетесь делать? – серые глаза загорелись подозрительным блеском; он продвинулся чуть вперёд. – Отвечать! Ну-у?.. Быстро! – пытаясь прослыть не в меру грозным, он злобно нахмурился.

– Простите, ежели мы как-нибудь помешали королевским военным манёврам или же – что нисколько не лучше – заплыли в запретные воды, – опережая неотёсанного мужлана, изъясняться взя́лся более смышлёный единомышленник; он мечтал отделаться лёгким испугом (проскочить между наковальней и молотом). – Мы бедные рыбаки и промышляем скромной, самой обычной, ловлей. Добываем не много, а так… чтобы хватало на дешёвую выпивку да честную, более-менее пристойную, жизнь. Сами поглядите, господин лейтенант, – он кивнул на старую рыболовецкую лодку, – сегодняшний улов, как есть, небогатый, оружия при нас никакого, сами мы слабые, не в меру замученные – разве можем представлять какую-нибудь опасность?

– О́ливер! – из капитанской каюты раздался распорядительный голос. – Хватит выслушивать их лживые бредни! Ведите мерзких пиратов сюда: я самолично их выведу на чистую воду.

Едва суровый голос замолк, незадачливых пленников, ошалевших до чистого полоумия, грубыми тычками, болезненными «пырка́ми», затолкали в капитанское помещение. Поставили перед дубовым столом. Во главе, с противоположного края, восседал горделивый английский аристократ и с чопорным видом рассматривал доставленных бедолаг, неэтично захваченных горемык. Расторопный лейтенант и пара гвардейцев (ну так, на всякий случай – мало ль чего?) отодвинулись к приоткрытым дверя́м. Застыли в молчаливом подобострастии.

Мистер Левин изволил вкусно обедать. На столе у него, накрытом соответственно случая, дымилось горячее, вкусное по виду, жаркое, соблазняли разнообразные овощные закуски, томились в серебряной вазе сочные фрукты, заманчиво волновала бутылочка неплохого «бургундского». Пираты, и тот и другой, непроизвольно сглотнули голодной слюной.

– Можете мне не врать, трусливо не изгаляться, – отламывая аппетитную куриную ножку, хрустевшую поджаренной корочкой, капитан-командор демонстративно, чванливый, её надкусил; медленно, как будто нарочно подразнивая, принялся пережёвывать. – Я знаю, кто вы такие, – не забывал он про содержательную беседу, попутное изъяснение, – к вам, собственно, я и прибы́л. Да, да, – перехватил он удивлённые взгляды и то́тчас же развеял любые сомнения: – Именно вы, презренные два пройдохи, удостоились сегодня неслыханной чести. Итак?.. Я жду и настоящие имена, и искренние признания, – он замолчал и, смачно откушивая, принялся дожидаться прямого ответа.

– Помнишь, что я тебе чуть ранее говорил? – недальновидный сподвижник толкнул второго под печень и шёпотом произнес: – Мистер «самовлюблённая чопорность» как будто подслушал наш давешний разговор; видимо, он предлагает нам третий, разработанный впопыхах, вариант?

– Чего-чего? – не сразу доту́мкал сметливый Бродяга; в минуту реальной опасности он мысленно потерялся и совершенно не понимал, куда его склоняет беспечный единомышленник. – Что ты такое несёшь? – говорил одними губами, нисколько не слышно. – Какой, к дьяволу, вариант и кем он, скажи-ка, придуман?

– Я говорю о каперской грамоте, – не обижаясь, а только лишь энергичней моргая, высказывал Скупой логичные вещи, – мне кажется, он предлагает нам королевскую службу, а заодно и неплохую пиратскую перспективу. Давай соглашаться: всё одно иной, более выгодной, будущности у нас пока не предвидится.

– Похоже, действительно так, – еле слышно согласился второй компаньон, не видевший иного исхода; он натужно вздохнул и перешёл к правдивой, практически искренней, исповеди: – Я Бродяга, первый помощник капитана Бешенного Фрэнка Уойна. Это, – кивнул на коренастого спутника, – Скупой, мой давний соратник, преданный соучастник да неизменный попутчик. В настоящее время мы как бы в отставке… – подбирая нужное слово, словоохотливый рассказчик на несколько секунд призадумался; далее, вдохновлённый настойчивым взглядом, он не замедлил возобновиться: – Утратив грабительский интерес, сошли на берег, решили жить честно и заниматься исключительно промысловой рыбалкой.

– Я же сказал – не лгать! – кладя обглоданную косточку, лорд Скраймджер поднял с коленок белое полотенце, вытер холёные губы, лоснившиеся масляным жиром, а следом, частично удовлетворённый, спокойно продолжил: –