Полное погружение - Сергей Александрович Васильев

Мирский неопределённо пожал плечами. Полицейский положил мундир на соседнюю кровать и так же, чеканя шаг, покинул помещение.

— Жаль, что не узнаёте, — вздохнул Вологодский, потому что мне крайне любопытно, где вы строили этот мундир?

— А что в нём такого уникального? — пожал плечами Мирский, внутренне напрягшись и предполагая какой-то подвох.

— Уникального? Нет! Здесь, пожалуй, больше подойдет другое слово, — губы следователя тронула усмешка. — С уверенностью могу сказать, что портной не знаком с «Положением о мундирах» 1834 года, как и с реформой военной формы 1882-го. В самом крое, знаках различия и даже в пуговицах присутствует разночтение с уставными требованиями, из чего можно сделать вывод, что портной лишь издали видел мундир морского офицера Российского императорского флота и плохо его запомнил. Занятно, правда? Согласитесь, что данный факт требует объяснения….

— В таком состоянии я вряд ли могу быть вам полезен, — холодея, промямлил Дэн.

— Да-да-да, я это уже понял, — повторил Вологодский, улыбнувшись ещё шире, — давайте я продемонстрирую ваши вещи в надежде на возвращение памяти.

После этих слов капитан распахнул папку, достал и положил перед Мирским электронную карту от гостиничного номера, ключ от гримёрки и его любимое надкушенное яблоко — айфон… Дэн на автомате сразу же схватил смартфон и только усилием воли заставил себя его не включать.

— Вижу, вам знаком этот предмет, — утвердительно произнес следователь, — он, как и ваш мундир, тоже иностранного происхождения. Что это?

— Очевидно, это часть какого-то прибора, — держа смартфон в руке, растерянно пробубнил Мирский.

— Возможно, — кивнул следователь, — пусть это всё побудет пока у вас, может быть, вспомните. Что это за карточка, — он коснулся рукой электронной визитки отеля, — и какую дверь открывает этот изящный ключик? — указал он на второй необычный артефакт.

«Эх, капитан! Знал бы ты, от какой он двери и где она находится, с ума бы сошёл, — с горечью подумал Мирский, — или упёк бы в дурку меня самого».

— Посидите, подумайте, — следователь встал, прошёлся вдоль окон, зачем-то приседая около каждого из них и внимательно заглядывая под подоконники, открывая и закрывая рамы, высовываясь на улицу и осматривая внешние стены.

— Амнезия у вас весьма специфичная, — продолжал он между делом свой монолог, — я с такой ни разу не сталкивался, хотя за два года в госпиталях насмотрелся многого. Обычно с таким диагнозом контуженые на третий день вращают глазами, мычат, трясут головой, двух слов связать не могут, а у вас и речь, и мимика, и ассоциативные связи, и двигательная активность вполне здорового человека… Странная потеря… Этикет помните, правила приличия соблюдаете, а как вас зовут и откуда вы взялись такой красивый… Как вы попали на транспорт №55 — тоже без понятия? Где и с кем учились? Кто может подтвердить вашу личность здесь, в Севастополе?

Мирский отрицательно покачал головой.

— Хорошо. Стало быть, палату вы со вчерашнего дня не покидали?

— Только в туалет.

— Кто может подтвердить ваше алиби?

— Второй мой сосед, Збышек… То есть Збигнев… Ещё дежурная сестра, но я не помню, когда она здесь была последний раз до трагедии.

— Амнезия иногда бывает весьма полезна, не находите? — усмехнулся Вологодский, пристально глядя Дэну в глаза.

— Не нахожу, — злобно ответил артист, отвернувшись.

Капитан ещё раз обшарил руками последнее окно, присел на корточки и долго, сосредоточенно колупал пальцем краску, затем удовлетворенно хмыкнул, выглянул на улицу, свесившись через подоконник, посмотрел по сторонам и перекинулся обратно.

— А знаете, с вашей развитой мускулатурой не составило бы никакого труда выбраться через окно, спуститься вниз со второго этажа и подняться обратно — архитектура здания вполне позволяет. Вон и травка на газоне под окном изрядно примята…

— Зачем? — пожал плечами Дэн.

— Что значит «зачем»?

— Чтобы совершить убийство, совсем не обязательно, как охотнику, сидеть в засаде.

— Не обязательно, но вероятно, — следователь скрестил руки на груди и стал расхаживать по палате вперёд-назад, — я просто рассуждаю. Давайте предположим, что вы, никого не собираясь убивать, сидели на подоконнике, дышали свежим воздухом, а покойный Петр Иванович, прогуливался по берегу, заметил вас и сказал вам, например, что-то обидное. Вы возмутились, вспыхнули, спустились вниз самым коротким способом, продолжили ссору и, будучи в состоянии аффекта, нанесли роковой укол.

— Укол? — удивился Мирский, — лейтенант убит шпагой?

— Нет. Шпага — это благородное, хотя и кровавое оружие. Петр Иванович убит одним безжалостным, коварным и очень точным ударом.

Следователь подошел вплотную к Мирскому и практически без замаха резким, быстрым движением поднес правый кулак к левому уху артиста.

— Вот так. Самым обычным гвоздём.

— Каким гвоздём? — ошарашенно прошептал артист.

— Тёсовым, восьмидюймовым. Это большая удача — попасть острым предметом прямо в слуховой проход. Такое возможно в двух случаях: если потерпевший не двигался, спал, например, или был обездвижен силовым способом; во втором, что более вероятно, — никто Петра Ивановича убивать не хотел, и всё случилось неожиданно, в том числе и для самого убийцы, пребывающем в состоянии аффекта, когда человек не способен контролировать свои действия. Весьма частое явление у контуженных. Кстати, патологический аффект почти всегда сопровождается амнезией. Идеально подходит для нашего случая.

— Но у меня нет и не было никакого гвоздя!

— Он был вбит сюда, в этот самый подоконник, как ограничитель, чтобы рама не билась о стену, — Вологодский кивнул на исследованное окно, — там хорошо видно отверстие. На других подоконниках такие ограничители из гвоздей тоже стоят. Видите — они вбиты всего на треть, а торчащая часть, упирающаяся в раму, еще и бечевкой оплетена, поэтому очень удобно ложится в руку.

— Боже, какой бред! — возмущённо воскликнул Мирский, — вы себя слышите? Бежать выяснять отношения с гвоздём в руках… Вы бы еще про рогатку вспомнили! Мы же взрослые люди!

— Ах, уважаемый господин мичман, вы даже не представляете, насколько часто взрослые люди поступают совершенно иррационально!…

Вологодский замолк, торопливо откинул крышку часов и, видимо, вспомнил что-то важное.

— Однако мне пора, — пробормотал он озабоченно, — ваши вещи оставляю пока здесь, а кроме них в палате некоторое время побудет вооружённый жандарм, во избежание, так сказать, эксцессов…

— Что вы имеете ввиду? — вспыхнул Мирский.

— Охранять вас будем,