Рейс без обратного билета - Александр Александрович Тамоников

хорошо, – последовало возражение. – А только что с нее толку? Тут надо действовать практически. А то ведь и впрямь так и просидим до конца жизни над добытым по блату коньяком. Унизительно это, если разобраться. Неправильно. Измельчали мы. Нашим предкам было бы за нас стыдно…

На этом, собственно, разговор и закончился. Никто не хотел предлагать что-то практическое. Да и нечего было предложить. Да и страшно было предлагать, даже если бы и было что.

Вскоре одни, разбившись на пары, уединялись в дачных комнатах; другие допивали пятизвездочный армянский коньяк… Всякому находилось дело на даче в соответствии с его желаниями.

Глава 3

Разъехались «золотые» с дачи лишь на третий день, когда выпивка и закуска закончились. Вначале укатили гости, а за ними и хозяин – Платон Плотников. Куда гости уехали, Платон не знал, да и знать не желал, а вот у него самого в городе было важное дело. И касалось оно тех самых раритетов, которые хранились в музейных запасниках и которые надо было продать, раз уж появилась такая возможность.

Марсель по своим каналам проверил, действительно ли числится тип в заместителях директора музея. Оказалось, что и впрямь числится. Дело оставалось за малым – найти покупателя.

Только вот где и каким образом найти покупателя – того Платон пока не знал. Да, он обещал найти, но одно дело – обещать, и совсем другое дело – найти. Товар-то специфический, да к тому же краденый – так и погореть недолго. Но продать раритеты хотелось, потому что уж слишком заманчивые деньги вырисовывались от продажи. Упускать такой случай было бы неправильно. Тем более приближалось лето, а с ним и всевозможные дополнительные траты. И в этом случае деньги лишними не бывают.

Но где же ему найти покупателя? Все два дня, когда «золотые» блаженствовали на даче, он размышлял на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что неплохо бы об этом поговорить с матерью. Да, именно с матерью. С отцом на такие темы говорить было бы неправильно, даже опасно, а с матерью – почему бы и нет? Она вхожа во всевозможные столичные богемные круги, а богема, по мнению Платона, и есть наиболее вероятный покупатель раритетов. Какому-нибудь дворнику или водопроводчику для чего нужны старинные вещи, пускай даже и подлинные? У дворников и водопроводчиков другие интересы в этой жизни. Совсем другое дело – богема. Эти люди купят, обязаны купить. Хотя бы для того, чтобы похвастаться перед своими собратьями и единомышленниками: вот, мол, какую изумительную штучку мне удалось приобрести! Истинный подлинник, а не какая-нибудь подделка!

Конечно, если здраво рассуждать, с матерью на такие темы тоже говорить нежелательно. Уже хотя бы потому, что она обо всем может рассказать отцу. Но, с другой-то стороны, с кем еще говорить Платону? Достойных кандидатур он не видел.

К его немалому удивлению и облегчению, мать к опасному разговору отнеслась спокойно. Даже, можно сказать, с равнодушием. А уж истинным было это равнодушие или напускным, поди разберись. Впрочем, это было не так и важно. Важным было другое – мать заинтересовалась разговором.

– И что же это за вещички? – спросила она.

Платон перечислил названия.

– И все они подлинные? – уточнила мать.

– Да, все подлинные, – ответил Платон.

Он подспудно ожидал, что мать спросит, откуда Платон раздобыл такое редкостное добро, но она не спросила. А задала совсем другой вопрос:

– Ну, а мне-то для чего связываться с таким делом? Какая мне выгода?

– Не знаю, – честно ответил Платон. Потом подумал и добавил: – Назови сама свою выгоду.

– Десять процентов, – сказала мать, – даже двенадцать.

Платон не знал, много это или мало, потому что имел весьма смутное представление об истинной стоимости раритетов, равно как и об их количестве. Да и какая ему была разница – много это или мало? Ему важно было другое: то, что мать согласилась. А уж если она согласилась и пообещала подыскать покупателя, то, стало быть, найдет.

– Только не говори ничего отцу, – попросил Платон.

– Не бойся, не скажу, – усмехнулась мать. – Когда подыщу покупателя, я тебе об этом сообщу.

Платону показалось, что мать хотела сказать ему еще что-то, может быть, значимое и важное, что-то такое, что гораздо важнее торговли крадеными раритетами, но она не сказала ничего. Впрочем, сказала, но совсем не то, что ожидал Платон:

– Смотри же, не обмани свою мать!

– Не обману, – пообещал Платон. – Если, конечно, никто не обманет меня…

Через три дня мать сама заговорила с Платоном на эту тему.

– Нашла я подходящего человека для твоих раритетов, – сказала она.

– Кто такой? – спросил Платон.

– Какой-то иностранец, – ответила мать. – То ли голландец, то ли француз. А может, бельгиец. Да и какая разница?

– Иностранец, – повторил Платон в растерянности. – Француз или голландец…

– А ты думал, что на твои раритеты позарится какой-нибудь Василий Васильевич? – усмехнулась мать. – Они, небось, стоят больших денег. А откуда у Василия Васильевича столько денег? Ну уж нет! Настоящий покупатель на такой товар – какой-нибудь житель заграницы. У него-то денег побольше, чем у Василия Васильевича. Да и спрос за границей на такие вещи намного выше, чем в наших социалистических краях. Я знаю…

– Ну и что мне теперь делать? – спросил Платон.

– Завтра ровно в десять ноль-ноль этот иностранный гусь будет ждать нас в кафе, – уточнила мать. – Я обо всем договорилась. Ну, что ты смотришь на меня такими испуганными глазами? Ведь это ты втянул меня в это дело, а не я тебя. Не бойся, все будет нормально…

…Мать свела Платона с иностранцем и куда-то отлучилась, видимо, так было изначально согласовано. Платон остался с иностранцем с глазу на глаз. Заграничный гусь оказался мужчиной средних лет с бегающими и одновременно внимательными глазами. Он то отводил их в сторону, то вглядывался в собеседника, а затем вновь начинал смотреть в окно, на стену, на стол – куда угодно, но только не на собеседника. А затем опять смотрел на парня своим пронизывающим взглядом… Такая манера Платону не понравилась, она его настораживала и даже пугала. Но что поделаешь? Выбирать не приходилось, поэтому нужно было приспосабливаться.

Ко всему прочему гусь прекрасно изъяснялся по-русски, и это Платона отчего-то насторожило еще больше. Поневоле возникал вопрос: кто он таков, что делает в Москве и откуда так хорошо знает русский язык? Ответов на все эти вопросы у Платона не было.

– Ну-ну, молодой человек! – насмешливо произнес иностранец, заметив смятение Платона. – Вам совершенно не нужно меня опасаться. Я – могила. Кажется, так