Белый асфальт - Анна Князева

– Холофидин Тимур Сайярович восемьдесят девятого года рождения, проживает в Москве. Нужна информация по этому человеку. Все, что найдешь.

– Опять… Ничего нового.

– На этот раз все очень серьезно.

– Фотография нужна?

– Все, что найдешь, – повторила Стерхова. – В том числе фотография.

– Как всегда на электронную почту?

– Да. Потом продублируй на факс, сейчас продиктую номер. Интернет здесь никакой.

– Боже мой! Ты что? Звонишь мне из прошлого?

– В некотором смысле.

– Заинтриговала… – В голосе Вики прозвучал нескрываемый интерес. – Где ты сейчас находишься?

– В Северске.

– А где это?

– На севере Красноярского края.

– Очень информативно. Край-то большой.

– Завтра утром найдешь на карте… – Связь оборвалась на полуслове, но Анна не расстроилась: самое главное передать успела.

Дорога к дому Пелагеи Михайловны показалась не такой короткой, как обещал Иван. Тяжелые, как гири, валенки вязли в снегу, а ветер резал лицо ледяным абразивом.

Анна шла, сжимая в кармане телефон. В ее воображении рисовался застывший во льду корабль – образ поселка Северск. Здесь все: дома, люди и даже время, как будто запали в щель между реальным и нереальным, а законы писались холодом и молчанием.

Когда Пелагея Михайловна открыла дверь, Анну окатило волной тепла с запахом топленого молока и смородинового варенья. В кухне, за накрытым столом сидела женщина лет пятидесяти – пухлая, розовощекая, в цветастом платье, как с плаката о советских колхозницах.

– Дочка моя, Светлана, – сказала старуха, помогая Стерховой снять полушубок. – Намерзлась, небось?

– Замерзло только лицо. – Улыбнулась Анна. – Вы хорошо меня утеплили.

– Вы приехали из Москвы? А правда, что теперь метро до утра работает? – Светлана сыпала вопросами, разливая чай.

– Нет, не правда. Метро, как и прежде, работает до часа ночи. – Анна с улыбкой приняла от нее чашку с чаем.

Пелагея Михайловна, тем временем, придвинула к Стерховой тарелку с жареной картошкой.

– Поешь, милая, поешь.

– Москва… – Светлана смотрела на Анну так, как будто та привезла с собой кусок Красной площади. – На Арбате музыканты еще играют?

– Куда ж они денутся.

Стерхова слушала ее болтовню, кивала и ловила себя на мысли, что представление Светланы о «большой земле» сложилось из простых и наивных мифов. Ей казалось, что в столице небо голубее, а люди улыбаются без причины.

– Спасибо. Теперь мне пора спать, – Анна поднялась из-за стола. Усталость тянула вниз, как будто гиря на дно Енисея.

– Иди, милая, иди… – Пелагея Михайловна собрала чашки и смела со стола крошки. – К завтраку разбужу.

– Приятно было познакомиться! – выглянув из-за матери, улыбнулась Светлана.

– Мне тоже, – сказала Стерхова.

В ее комнате пахло горячей печью и сушеными яблоками. Она разделась, но свет не выключила. Положила на тумбочку альманах с легендами и только тогда легла на кровать.

«клинк-ког… клинк-ког… клинк-ког…» – проскрежетали пружины панцирной сетки.

Глава 10

Там, где кричат совы

По оглавлению Анна отыскала легенду о зимовье Совиная Плаха.

Текст легенды был небольшим, но со множеством сносок, которыми снабдили его редакторы перед тем, как издать.

Устроившись поудобнее, она начала читать.

«В дальнем северном уголке, где вечная тьма и мороз живут в сердце леса, есть мрачное и древнее место, известное как Совиная Плаха. Легенда о нем сложилась много столетий назад, когда в этих местах обитали народности, жившие в согласии с природой и ее духами.

Говорят, что на этих землях, у большого камня в тайге поселился старик-охотник по имени Тунг. Он был опытным и сильным, но его жажда власти и желание обладать лесами и землями, что ему не принадлежали, привели его к ужасному злодеянию. Тунг нарушил древний договор, заключенный предками с духами леса, убив сову – священную птицу, посланницу духов и хранительницу всех лесных тайн.

Того, кто осмелился поднять руку на сову, ожидало жестокое наказание. В одну из ночей, когда Тунг вернулся в свое зимовье, с ним случилось неотвратимое. На небе появились темные тучи, и раздались душераздирающие крики. Он хотел укрыться в избушке, но дверь перед ним захлопнулась сама собой.

Из темноты леса вышли огромные совы. Каждая из них была впятеро больше обычной. Их глаза сверкали, как раскаленные угли.

Они не были обычными птицами. Это были духи погибших сов, которые пришли за Тунгом. Птицы швырнули его на большой плоский камень, как на древнюю плаху. Старый охотник понял, что ему не избежать справедливой кары.

Совы летали вокруг него, их перья резали воздух словно острые ножи. Свист, удар, и голова Тунга скатилась с камня на землю. Его кровь еще не остыла, когда была выпита птицами за совершенное злодеяние.

Потом, расправив крылья, совы взмыли в воздух, унося в когтистых лапах тело и голову Тунга. Черный лес поглотил свою жертву, скрыв ее среди корней и тенистых крон.

В память об этом местные жители назвали большой камень в зимовье Совиной Плахой. С тех пор духи сов не оставляют этого места. Они охраняют его, напоминая всем, что лес и его духов необходимо чтить и уважать.

Теперь, если рядом с Совиной Плахой кто-то встретит сову, он должен помнить, что это не просто птица. Это наблюдатель, дух, убивающий тех, кто нарушает обеты, данные предками. Всякий, кто вступит в тайгу с дурными намерениями, будет наказан. Совы никого не прощают.

Совиная Плаха – это место, где души жертв лесных духов останутся навсегда, а совы будут их вечными стражами.

„Там, где днем кричат совы – готовь сани для последнего пути“ – гласит пословица северных народов. На Совиной Плахе совы не молчат никогда, и сани всегда готовы.»

Анна вспомнила строку из протокола осмотра: «В трех метрах от избушки лежит плоский каменный валун размером 1,5 × 1 м». Упоминание валуна в протоколе заставило ее провести параллель между реальностью и легендой. Сразу возник вопрос: не является ли камень-плаха символом возмездия?

Легенда повлияла на Стерхову как психологический триггер. Как следователь, она привыкла опираться на факты, но теперь иррациональный страх поставил ее уверенность под сомнение. Возник диссонанс между профессиональной хваткой и тревожным предчувствием. Она понимала, что это предчувствие могло оказаться ключом к раскрытию преступления.

Анна убеждала себя в недостоверности легенды. Фраза «не стоит относиться всерьез» звучала в голове как противодействие навязчивой мысли. Но подсознание уже «заразилось» мифом.

Стерхова отложила книгу и потушила свет. Тьма сгустилась мгновенно, как будто ночник был последним рубежом, отделявшим легенду от реальности. Анна замерла, вцепившись в край одеяла. В горле пересохло, по спине пробежали мурашки. «Это всего лишь сказка», – мысленно повторила она, но рука сама потянулась к ночнику.

Свет вспыхнул, разорвав темноту, и Анна глубже вжалась в подушку. «Всего в трех метрах от избушки… Плоский каменный валун 1,5 × 1 м.» – эта строчка горела в памяти огненно-красным светом, как глаза тех самых сов.

– Глупости, – Стерхова резко встала. – Мифы не заменяют факты. Три огнестрела – более чем реальны. Совы не стреляют из ружей.

Ноги сами понесли к окну, за которым царила ночь. Стекло отразило ее бледное лицо и… Что-то еще? Она резко обернулась. Кроме нее в комнате никого не было. Только книга с легендой о Совиной Плахе лежала раскрытой. Ее страницы шевелились от сквозняка и, как будто перешептывались.

– Хватит! – приказала себе Анна, хватаясь за выключатель.

Тьма снова поглотила комнату. Стерхова легла, укрылась одеялом и уставилась в потолок.

«Рассудок, логика, причинно-следственные связи – вот, что имеет реальный смысл».

Из-под спины донесся привычный скрежет – «клинк-ког… клинк-ког… клинк-ког…» – как будто большая птица точила когти о камень.

– Пружины, – объяснила себе Анна. – Старая кровать.

Но воображение уже рисовало сов с горящими глазами, парящих над валуном. А на нем – обезглавленное тело охотника Тунга.

Она сжала веки, пытаясь вытеснить картинку.

«Так нельзя. Это работа. Важны только факты».

За окном завывал ветер – точь-в-точь как в легенде перед расправой. Сердце колотилось, пытаясь вырваться из грудной клетки.

«Совиная Плаха не молчит никогда…»

Стерхова протянула руку и достала из сумки таблетки. Чуть помедлив, решила,