Белый асфальт - Анна Князева

– Самой намного быстрее. – Стерхова насыпала в кастрюлю две горсти соли, потом открыла уксус и вылила его туда же.

Пелагея Михайловна сморщила нос от резкого запаха.

– Фу ты, какая едкость!

Анна сняла с печки чайник и налила в кастрюлю кипятку, так, чтобы полностью покрыть пластину. Пошли крупные пузырьки, что-то зашипело и пахнуло резким и кислым. После этого она поставила кастрюлю на огонь.

Пелагея Михайловна скрестила руки на груди.

– А кипяток-то зачем? Неужто очистится?

– Должна, – ответила Стерхова, присаживаясь рядом с хозяйкой. – Теперь надо ждать.

Минут через двадцать жидкость в кастрюле приобрела зеленовато-коричневый цвет. Анна взяла шумовку и осторожно подцепила пластину. Теперь она не казалась такой окисленной. Сквозь патину на поверхности меди проступили первые детали гравировки.

– Пелагея Михайловна, дайте мне тряпку.

– Подожди… – старуха поднялась, порылась в ящике, достала кусок полотна и протянула Анне.

Та принялась методично оттирать пластину, одновременно соскребая ножом остатки налета. Постепенно на медной поверхности стала вырисовываться самодельная гравировка: стилизованный клинок и сова с растопыренными когтями. Под изображением читались буквы: «Клинок и коготь».

Анна провела по надписи пальцем и удивленно пробормотала:

– «Клинк-ког…». – Теперь звук пружин казался зловещим.

– Надо же! – восхитилась старуха. – И вправду отчистилась.

В этот момент в дверь постучались и в кухне появилась Светлана – говорливая дочь Пелагеи Михайловны.

– Доброго вечерочка! – Она стряхнула с платка снег, скинула шубу и уселась за стол.

Заметив медную пластину, тут же схватила ее, чтобы рассмотреть.

– Ого! – вырвалось у нее. – Я видела такую же!

– Когда? – Стерхова резко вскинула голову. – Где?

– Давненько. Лет тридцать пять назад.… – Наморщив лоб, Светлана припомнила. – Я тогда училась в Северском ПТУ. После занятий часто бывала в общежитии у мальчишек. У нас приезжие учились. Всякие были.

– У кого видели такую пластину? – В голосе Анны послышалось нетерпение.

– У парня моего такая же была. Прям один в один. Я тогда еще удивилась, спрашиваю: «Зачем тебе это?», а он плечами только пожал. Говорит, типа такая у них, пацанов, традиция.

– Что еще за традиция?

– А кто его знает! Только вот, что странно: пластина была пришита на подкладку, внутри пэтэушного пиджака. – Светлана ткнула пальцем в уголок пластины. – Видите дырочки по углам? Это для ниток.

– Как его звали? Где он сейчас?

– Семочкин Никита. После окончания ПТУ он остался в Северске. Сейчас у Зварыкина работает диспетчером.

Стерхова перевела взгляд на пластину. По ее лицу будто скользнула тень.

– Семочкин… – пробормотала она, потом снова подняла голову. – О нем я уже слышала.

– От матери? – догадалась Светлана.

В разговор вмешалась Пелагея Михайловна.

– Вот за кого тебе надо было выходить! Я тебе говорила.

– Хороший человек? – поинтересовалась Анна.

– Мало того, что правая рука у Зварыкина, так еще и семьянин, каких поискать. – Старуха укоряюще взглянула на дочь. – Не то, что твой рыцагон.

– Хватит, мама. Дело прошлое. Да мы и встречались-то всего полгода, пока я не уехала в Енисейск доучиваться.

Стерхова спросила:

– Зачем?

– Когда после всех этих дел ПТУ закрыли, тех, кто не закончил обучение отправили в Енисейск.

– Вы сказали после всех этих дел…

– Ну, да.

– Что за дела? Почему закрыли училище?

Светлана грустно покачала головой.

– Все из-за нашей Ларисы Викторовны, ну, и потом – еще и другое…

– Кто такая Лариса Викторовна? – не отставала Анна.

– Учительница по литературе, работала в нашем ПТУ. Я тогда первый год отучилась, когда она пропала.

– Нашли?

– Какое там… Сначала подумали, что сбежала к папе и маме в Красноярск. А уж когда приехали ее родители, милиция обыскалась. Но все зря – Лариса Викторовна как сквозь землю провалилась.

– Когда это было?

– Так… – сказала Светлана. – В восемьдесят восьмом я поступила в ПТУ. В восемьдесят девятом закончила первый курс. Ну, да! Лариса Викторовна пропала летом восемьдесят девятого.

Стерхова поднялась и сходила в комнату за блокнотом. Вернувшись на место, записала: «лето 1989 года, Лариса Викторовна…». – Фамилию помните:

– Чью?

– Учительницы.

– Конечно, помню! – Светлана всплеснула руками, словно удивляясь такой недоверчивости. – Зорина.

– Сколько ей было лет?

– Сразу после института сколько бывает?

– Лет двадцать пять.

– Ну да, около того.

Анна дописала информацию в блокнот и задала еще один вопрос:

– Вы сказали, что поводом к закрытию ПТУ послужило исчезновение Зориной и что-то еще. Что именно вы имели ввиду?

– В тот же год, в сентябре, в поселок приехала журналистка из Красноярска, чтобы писать статью про комсомольцев нашего училища. Так вот, она вместе с комсомольским активом и спортсменами пошла в поход на избу. Наши старшаки постоянно туда ходили на спортивное ориентирование. Нас, первокурсников, конечно, с собой не брали.

– Значит, журналистка пошла с комсомольцами в тайгу. – Стерхова вернулась к начатой теме: – И что?

– Из тайги она не вернулась. Вместе с ней пропал парень с третьего курса.

Стерхова недоуменно уставилась в свой блокнот.

– Три человека пропали за такой короткий срок?

– А вы спросите у Ивана, он разузнает. – Подсказала Пелагея Михайловна. – Давно это было. Теперь уже мало кто помнит. В полиции все расскажут.

– Спрошу, обязательно спрошу… – Анна постучала пальцем по странице блокнота, перечитывая имена: Никита Семочкин, Лариса Викторовна Зорина, журналистка из Красноярска…

Она подняла голову и посмотрела на Светлану:

– Тела пропавших в тайге не нашли? Как и тело учительницы Зориной? Верно?

Та пожала плечами:

– Насколько я знаю, нет. По крайней мере, нам, учащимся, ничего об этом не говорили. Гул ходил по поселку жуткий, но толком никто ничего не знал. Милиция долго разбиралась. Люди шептались, что дело темное. Потом училище и вовсе закрыли.

В печной трубе вдруг завыл ветер, заставив Светлану вздрогнуть. Пелагея Михайловна подбросила в топку пару поленьев.

– И пришлось нам Светланку в Енисейск отправлять. Шестнадцать лет ей тогда исполнилось.

Стерхова провела пальцем по гравировке, где сова впилась когтями в клинок.

– Здесь что-то не сходится. Закрыть ПТУ из-за пропавших людей – странная мера. Возможно, был еще какой-то дополнительный фактор?

– Нам, учащимся, ничего не объяснили. Перевели учиться в Енисейск. Вот и все. – Сказала Светлана.

– Ваш друг Семочкин знал Зорину?

– Конечно. Она во всех группах преподавала литературу.

Анна откинулась на спинку стула. Ей приходилось слышать подобное раньше: исчезновения людей, сплетни, слухи о милицейских недоработках. Но эта история… В ней было что-то иное. Что-то, что не укладывалось в привычные схемы.

Поленья в печи трещали. Лопаясь, смола наполняла воздух терпким запахом хвои. Огонь облизывал поленья, звук менялся: от шепота до резкого хлопка. Печь дышала, жила, согревала. В ее глубине лениво мерцали прогоревшие угольки.

В тишине кухни отчетливо тикали ходики, висевшие на стене.

Светлана вдруг вскрикнула, схватив Анну за рукав:

– Вспомнила! У Никиты тогда, в общежитии… Он сказал, что пластина – пропуск в «Клинок и коготь». Я подумала, что это рок-группа какая-то. Мальчишки тогда поголовно играли на гитарах.

Стерхова подняла медяшку на уровень глаз. В отсвете пламени гравировка вдруг ожила: сова шевелила перьями, готовясь к броску.

– Хотелось бы знать, куда вел этот «пропуск». – Анна встала и подошла к заиндевелому окну.

Темнота за стеклом казалась густой, словно деготь. Было слышно, как где-то вдалеке все так же лают собаки.

«Ну, что же… – подумала она. – Завтра будет день. Возможно, он принесет ответы».

Глава 13

Неудобные связи

Анна Стерхова резко перелистывала страницы, просматривая следственные материалы. Взгляд то и дело скользил по часам на стене: стрелки неумолимо ползли вперед, но Ивана Астафьева все еще не было. Это раздражало.

Утром, в машине она не стала заводить разговор о пропавших в далеком прошлом, решив, что лучше выждать удобного момента. Но Астафьев тут же уехал, не предоставив ей ни минуты для разговора.

Городской телефон зазвонил, заставив ее вздрогнуть.

– Привет, – голос подруги звучал бодрее, чем ожидалось – в Москве было раннее утро. – Все отправила на факс и продублировала на твою электронную почту.

– Нашла что-нибудь интересное? – спросила Анна.

– А то! Ты знала, что Холофидин – зять сенатора Крамова?

Из пальцев Стерховой выпала ручка.

– Что? – Голос ее сорвался, но она взяла себя в руки. – Повтори.

– Тимур