Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов

— Вы правы. Суд разберется. У меня к вам просьба, Шакин. Помогите-ка мне связать вот это… — он полез в стол и протянул сидевшему напротив него человеку два конца веревки.

— Связать? Зачем? — растерянно проговорил Шакин и вдруг понял: мертвенная бледность проступила на его лице.

— Связывайте, связывайте…

Шакин подчинился.

Коноплев поднял со стола газету, указал на то, что лежало под нею:

— Вы требовали предъявить вам улики, пожалуйста… Вот срезки двух узлов… Один с упаковки трупов Лукошко и Смирницкой… Другой нам передан членом-корреспондентом Академии наук товарищем Панкратовым, имевшим неосторожность в свое время совершить вместе с вами высокогорное восхождение. Согласно письменному свидетельству Панкратова, вы рассказывали ему, что западные альпинисты для страховки пользуются не веревками, а шнуром типа парашютных строп, концы которого соединяют особым, «встречным», узлом. Вы дали ему такой шнур и, демонстрируя свое искусство, завязали на нем несколько, так сказать, показательных узлов. Экспертизой точно установлено, что шнур и узел, которым он был завязан на трупах Лукошко и Ольги Сергеевны, полностью идентичны шнуру и узлу, которые переданы вами Панкратову.

Шакин скрюченными пальцами с силой рванул на шее ворот:

— Не верю… Не верю… Он не мог! Я ему жизнь, подлюге, спас… А он?

— Ну, во-первых, вы сами поспешили получить плату с Панкратова, содрав с него несколько тысяч рублей… Так что он вам ничего не должен… А во-вторых… Давая мне свои показания, Панкратов взял с меня клятву, что я в точности передам его слова. А сказал он следующее: «Передайте Шакину, что мне невыразимо стыдно быть обязанным ему жизнью. Лучше бы я погиб. И что моего уважения он лишился давно. Не тогда, когда я понял, что он не собирается отдавать денег. Я сам бы с удовольствием подарил их ему… А в тот момент, когда мне попался на глаза научно-фантастический роман «У звезд взаймы»: он выдал в качестве своей, идею, украденную у другого… Для него нет ничего святого…» Как видите, улик против вас больше чем достаточно. На пиджаке Лукошко нами были обнаружены волокна от мебельной ткани. Экспертиза установила: именно такой тканью обит диван в комнате Петра Антоновича. Мы отыскали мебельный магазин и продавца, который этот диван вам продал. В комнате вы повсюду оставили свои отпечатки: на бутылках коньяка, на иконе, посредством которой заманили Лукошко в Казачий переулок. Правда, на орудиях убийства — ноже и обрезке свинцового кабеля — отпечатков нет, вам удалось их уничтожить, но вас полностью изобличают принадлежащая вам веревка, которой обвязаны были трупы, а также ваши «фирменные» узлы… Кроме того, нам удалось найти в Рязани шофера, помогавшего вам доставить к берегу Москвы-реки ваш страшный груз… Ваша вина доказана. Отрицая ее вопреки фактам, вы ведете себя просто глупо…

Шакин произнес вызывающе:

— Никто не знает, как поведет себя, когда собственная жизнь окажется под угрозой. За жизнь надо бороться!

— Кажется, это почти дословное повторение реплики Канориса, роль которого вы исполняли в Доме ученых… — усмехнулся Коноплев. — Но здесь не сцена. И следствие — не спектакль. Вам придется отвечать за свои поступки.

Шакин рванул ворот, ему нечем было дышать. Хрипло сказал:

— Хорошо. Все скажу. Пишите. Убил я…

Из заявления Шакина прокурору:

«В связи с тем что сроки следствия иссякают, а оно… находится в прежнем состоянии, то есть топчется на месте, я прихожу к выводу, что пора приподнять занавес над человеческой комедией.

Когда-то я мечтал стать киношником, снять детектив. И вот мечта сбывается.

Мне позвонил некий Валера и подал идею, о которой я мечтал. Я отправился в неизвестный мне мир приключений.

И вот встреча с оперативниками во главе с интеллигентным подполковником Коноплевым. Поскольку времени у них было в обрез, то они ограничились пересчетом моих шейных позвонков, хотя все это было излишним, так как я и без того был готов к лжепризнанию. Мои показания для оперативников были как глотки живительного воздуха — лица их светлели, разглаживались. Еще бы — откровенное признание со всеми деталями! Я понял: сработало, поверили.

Выезд на место преступления. Я — в главной роли.

Перетряхивание белья, книг. Простукивание стен, осмотр обоев — все как в современном детективе.

Режиссерский дебют удался! Из этих слов ясно: я согласился взять на себя вину, чтобы самому пережить ситуацию убийства и эмоциональное состояние убийцы.

И вот теперь мне предлагают написать новое признание, т. е. снова, на этот раз всерьез, взять на себя преступление. Не выйдет! У меня есть козырь, с помощью которого я посрамлю представителей Фемиды!

Итак, до суда!

Ф. Шакин».

Ерохин отложил бумагу, снял очки, строго поглядел на Коноплева:

— Как там насчет шейных позвонков, подполковник? Врет, или вправду кто его…

От обиды у Коноплева затвердели скулы.

— Да ты не обижайся… Я тебе верю. Однако всякое бывает… Может, Сомов в твое отсутствие? Он, говорят, суров?

— Всякого не бывает, — твердо ответил подполковник. — Бестактность, грубость — это да… могло быть. Но на прямое нарушение закона он не способен. Уверен. Отвечаю, как за самого себя. Головой.

— Голова-то у тебя одна, подполковник. А не три, как у Змея Горыныча. Ты бы ее поберег. Однако, если действительно так в Сомове уверен… Вот тебе бумага, пиши. Прозакладывай свою голову. Кстати, это — не единственное заявление Шакина. Вот второе. Настаивает, чтобы его подвергли психоневрологической экспертизе.

Коноплев с облегчением присвистнул:

— За сумасшедшего себя хочет выдать? Хороший признак. Значит чувствует, что карта его бита.

— Вот видите, Шакин, вы завязали «встречный узел»… А мы развязали. Теперь только остается предъявить вам заключение психоневрологической экспертизы. Вот оно. Ознакомьтесь!

Шакин протянул руку. Лист с отпечатанным на машинке текстом заметно дрожал в его руке.

«В результате стационарного исследования гр. Шакина Ф. Б. комиссия в составе председателя психоневрологической экспертизы, эксперта, доктора медицинских наук профессора Кунца Д. Р., членов комиссии Илеевой, Кокакбаева, Заволовской и Ванина пришли к выводу, что гр. Шакин критически относится к сложившейся ситуации и к своему состоянию. Психическим заболеванием не страдает, а обнаруживает некоторые нерезко выраженные психопатические черты характера с истерическими проявлениями и эмоциональной неустойчивостью. Обнаруживает склонность к самоутверждению любой ценой, демонстративности, уверен в своем превосходстве над окружающими».

— Обратите внимание, Шакин, как заключение специалистов перекликается с заявлением вашего дружка и сообщника Кеши Иткина: «Шакин — это человек, для которого в жизни не существует ничего святого. Очень самоуверенный и считает, что любой его поступок правильный, болезненно воспринимает, когда кто-либо сомневается в его действиях и словах.