Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

– Я с ним, конечно, незнакома, – мягко произносит Новембер, – тем не менее… я чувствую, что вы его любите. Он хороший человек, верно?

– Верно.

– Он боится за вас. Потеряв одного любимого человека совсем молодым, он, естественно, боится потерять второго.

– Я знаю, – шепчет Ханна. – Знаю.

Она с недовольным видом вытирает влагу, скопившуюся в уголке глаза, негодуя на свою слабость. Ханна не желает выглядеть беременной мамочкой, пускающей слезу по поводу и без повода. Ей хочется быть сильной, логически мыслящей, вдумчивой. Увы, в настоящий момент она себя такой не чувствует.

– Я могу ошибаться, – стараясь сохранять как можно более ровный тон, говорит Ханна.

Да, возможно, она ошибается. Но если нет, то убийца где-то рядом. Некто, кому Эйприл доверяла, кого, возможно, даже любила.

От этой мысли Ханне становится по-настоящему страшно.

После

Вечером Ханна в который раз не может заснуть. Дело не в изжоге, хотя таблетки «Гевискон» действуют хуже жидкости и оставляют противный меловой осадок на зубах. И не в ребенке, который, похоже, проснулся, как только она легла, и теперь беспрестанно ворочается, словно котенок на незнакомой кровати.

Какой-то одной причины нет.

Ее беспокоят собственные страхи. Беспокоит ссора с Уиллом. Беспокоят мысли об Эмили.

О боже, неужели действительно Эмили?..

Подкатывает дурнота, стоит только вспомнить, как они сидели за ужином – Эмили непринужденно болтала, озабоченно поглядывая на Ханну, она же молча ковыряла лапшу в чашке. Неужели Эмили догадалась? Уловила ход мыслей Ханны? Лежит сейчас дома на другом конце города и пытается сообразить, как много стало известно Ханне за последние сутки?

Ханна протягивает руку за телефоном. Цифры 1:47 ярко горят в тусклом освещении комнаты. Ее охватывает едва сдерживаемое желание позвонить Эмили, поговорить начистоту. Такое нельзя думать о старой подруге.

Однако другие варианты ничуть не лучше. Мог ли Райан покинуть бар после их ухода и бегом обогнуть часовню? Теоретически мог. Он даже мог подниматься по лестнице навстречу спускающемуся Невиллу и шмыгнуть в туалет, чтобы его не заметили.

Черт! Черт! И это все, что удалось разузнать? Она горела желанием предать убийцу в руки правосудия, а вместо этого лишь стала подозревать двух старых друзей.

Телефон в ладони вдруг оживает – поступило уведомление. Получено электронное письмо. На секунду решив, что письмо под воздействием неведомого телепатического эффекта отправила Эмили, Ханна, не раздумывая, его открывает.

Нет, отправитель не Эмили. Письмо прислала некая Линн Бишоп. В теме только два слова: «Привет, Ханна!»

Привет, Ханна! Надеюсь, вы в добром здравии. Я журналистка «Ивнинг мейл». Мы готовим ретроспективную статью о деле Эйприл в связи с кончиной Джона Невилла и хотели бы узнать, как вы себя чувствуете после того, как вашим страданиям наступил конец.

Это письмо Ханна даже не отправляет в «Запросы», а сразу с отвращением удаляет. Дело не только в неудачном моменте, а во всем сразу. В фальшивом участии. В восклицательном знаке. В упоминании Эйприл без фамилии, словно та приходилась журналистке школьной подружкой, хотя в действительности они не были даже знакомы, зато Джона Невилла она уважительно назвала по имени и фамилии.

Ханна выключает телефон и смотрит в темноту, ощущая такой прилив злости, что ей самой становится страшно. Как смеют эти журналюги, эти стервятники делать вид, будто проявляют заботу, имея право знать правду не меньше Ханны. Они лишили Эйприл ее своеобразия, неповторимости – всего того, что делало ее реальным человеком, замечательным и неотразимым, превратили ее в картонную фигуру со снимков в «Инстаграме». Сделали идеальной жертвой.

А конец письма? «Вашим страданиям наступил конец». Не будь Ханна так разъярена, она бы посмеялась. Она никогда не страдала больше – не только от того, что произошло с Эйприл, но и от того, что, возможно, отправила в тюрьму невиновного. А теперь страдает из-за собственных мыслей о давних друзьях, Эмили и Райане, которым самим пришлось несладко. Их постоянно преследует память об убитой Эйприл, так неужели придется бередить их раны, сообщая свои подозрения полиции? Но если не сообщить о них, то…

Ханна отворачивается к стене, борясь с искушением обхватить лицо руками. Внезапно на нее накатывает сильное желание выпить.

Она переворачивается на спину, прикрывает локтем глаза от света, просачивающегося с улицы, старается подвести итог. По крайней мере, Хью здесь ни при чем. Уилл был далеко, гостил у матери. Слава богу, его никогда ни в чем не подозревали. В ушах предательски звучит шепот Джерайнта: «Удушение обычно свидетельствует о внутрисемейных распрях, преступлении на почве страсти». Ханна понимает, куда он клонил и что в действительности означает скользкий эвфемизм «внутрисемейные распри». Он означает наличие партнера. То есть если женщину задушили, то виноват обычно бойфренд или муж.

Вся эта грязь, которую всколыхнула Ханна, сразу же прилипла бы к Уиллу, не будь у него железобетонного алиби. Эйприл изменяла Уиллу. Она забеременела, причем, вероятно, от другого мужчины. Если прессе нужны улики, то Эйприл их в избытке оставила, и все они указывают на мужа Ханны.

Если бы Уилл в тот вечер находился в колледже, он бы здорово влип – не тогда, так сейчас.

Слава богу, его там не было.

Так почему же ей никак не удается заснуть?

Ханна открывает глаза и снова включает телефон. 2:01. Она просто обязана поспать! Но в животе ворочается, беспокоясь, ребенок. Ханна вдруг испытывает острое желание увидеть мужа рядом. Гнев улетучивается, ее охватывает сожаление о том, как они закончили разговор.

Открыв «Вотсап», Ханна находит последнее сообщение от Уилла: «Как дела? Можешь поговорить?»

На нее тут же волной накатывает чувство вины. Ханна вспоминает свои слова в такси: «Я рада, что смерть Эйприл кажется тебе смешной… мне не наплевать, Уилл, и я не могу поверить, что тебе наплевать».

Это не просто несправедливо – жестоко, подло. Уиллу не наплевать. Она наблюдала, как он постепенно окружал себя защитным панцирем, слышала, как он плакал по ночам, когда ему снилась Эйприл. Видела его лицо, когда в дверь лезли репортеры, следила, как он пытался залечить оставленные прошлым раны, морщился, когда их вскрывала очередная газетная статья или просьба о комментариях.

Уилл любил Эйприл, и Ханна это знает. Может, он также был немного зол на нее, но и Ханна порой злилась на подругу. Теперь, по прошествии многих лет, ей хватает духу это признать. Они были детьми, зелеными сопляками.

«Прости, – пишет Ханна. Сообщение может разбудить Уилла, однако она не может ждать. – Прости меня за