Черная бабочка страсти - Анна Аксинина

наискосок, рядом лежала стопка фотоальбомов. Нина Сергеевна устало опустилась в кресло, а гости по её указаниям быстро накрыли нехитрый стол: печенье, конфеты, блинчики и бутылка «Кагора». Марина, едва пригубив рюмочку «за светлую память», спросила Олега шепотом: «А почему – Нина, если она – Инна?» Олег пожал плечами в некотором недоумении. Но Нина Сергеевна все отлично расслышала.

– Инна Верента – псевдоним, наша потомственная цирковая фамилия. А имя она перевернула Нина – Инна. Мы – Веретенниковы по документам.

Марина успела прижать руку к губам, а то бы ахнула. Она притворно кашлянула. И некоторое время молчала, опустив глаза на стол, переваривая новую информацию. Олег продолжал разговор, рассказывал свои впечатления от последней выставки Инны, хвалил художественные достоинства её картин, Маша поддакивала. «Может, всё же они однофамилицы, Белла и Нина, а вовсе не мать и дочь? Конечно, по возрасту Нина Сергеевна больше подходит в бабушки. Почему я на выставке решила, что она – мать? Надо бы уточнить». Марина, справившись с замешательством, попросила:

– Расскажите о детстве Нины Веретенниковой. Мы, ведь её узнали уже Инной Верента, взрослым человеком, состоявшимся художником. Она всегда была такая независимая, смелая, яркая?

– Нет, что вы, у Ниночки было очень тяжелое детство. И если бы мы с её покойным дедушкой не вмешались, вряд ли из неё выросло бы что-то путное.

«Значит, бабушка».

Нина Сергеевна взяла из стопки разнокалиберных альбомов самый верхний и начала рассказ, иллюстрируя его время от времени фотографиями.

– Я сама из цирковой семьи, папа и мама – акробаты, и я – акробатка и жонглёр, на арене выступала с 15 лет. Нынешняя молодежь такого не знает. Меня наш совет ветеранов цирка попросил написать мемуары, обещают издать книгу. Вот мы все вместе после выступления.

– Да, вы очень здесь похожи на Нину, такая же красивая, – не преминула похвалить Марина. «Судя по пожелтевшему снимку, молодость миновала лет 50 назад».

– Цирк – это не сплошной праздник, а пот и слёзы, тяжелый труд, дисциплина и самоотречение – и в награду аплодисменты, улыбки, цветы. Калейдоскоп городов, встреч, расставаний.

«Текст своей книги цитирует», – подумала Марина, но одернула себя. – «И пусть, если старушке так легче».

– Ушли на пенсию и осели в провинции мои родители. Я продолжала работать, но никак не могла создать семью, хотя поклонников было много. Даже когда появился Кирилл, молодой симпатичный помощник режиссёра, я не решалась сказать ему «да». Ведь семья для него значила – ребёнок. А как же моя карьера артистки? Вдруг меня разнесет после родов, не сумею вернуть форму? Кирилл настаивал, а я тянула время, но «не было бы счастья, да несчастье помогло». На репетиции я упала и получила травму шеи и перелом ключицы. Мне казалось, жизнь кончена, в больнице я рыдала, как сумасшедшая. Но Кирилл вывел меня из депрессии. «Всё – к лучшему, – сказал он. – Теперь мы поженимся, родим ребёнка. А ты, если хочешь, станешь «девушкой с голубями». Так и вышло: мы поженились, я выздоровела, родила сына Лёнечку.

В этом месте в ход пошёл второй альбом, потолще, со стандартными фотографиями ребёнка во всех видах: от младенца до подростка. Родители тоже менялись, набирали вес, особенно – мама. Но она ещё выглядела эффектно, утянутая в талии, в длинном платье и окружённая летящими голубями.

– Это я сделала номер с голубями. А потом была «дамой с собачками». Лёня рос в цирке, стал воздушным гимнастом. Гибкостью и координацией он пошёл в нашу породу. Лёня был талантлив, скромен, трудолюбив и красив, как бог.

Нина Сергеевна благоговейно развернула сложенную несколько раз афишу. «Леон Верента – полёты под куполом». Леня на афише действительно был очень строен и красив.

– Конечно, мы всей семьей работали в одном цирке. Я сама придумала ему костюм, это чёрное трико со звездами, участвовала вместе с отцом в создании эффектного номера. Как он летал под куполом на своей трапеции, как замечательно работал на канате! Видели бы вы, что творилось с публикой! Влюблённые девчонки ему прохода не давали! Пока он учился в ГУЦЭИ, мы решили закрепиться в Москве. Купили домик в Митино, Кириллу повезло устроиться в дирекцию столичного цирка, хоть и на очень скромную должность, но с перспективой, я пошла туда же работать контролёром. Я поставила условие: до окончания училища – не жениться. Лёня смеялся, что и после окончания не торопится. Как раз в это время на него стала засматриваться Аллочка, хорошая девушка, тоже из цирковой династии, к тому же – племянница директора цирка. Я не давила на сына, всё и так шло к свадьбе. И откуда она свалилась на нас, эта Белла! От неё все мои несчастья! Из-за неё погиб Лёня! И внучка моя единственная чуть не осталась инвалидом!

– Тише, тише! Не надо так волноваться! – Остановила Маша рассказ Нины Сергеевны и взяла её за руку, проверяя пульс. – Может, валерьянки таблеточку?

«Значит, всё-таки Белла!» – у Марины тоже пульс участился.

– Спасибо, Маша! Я водички выпью. Какая вы милая, чуткая. Вот бы моему Лёне жену, похожую на вас. Так нет же, приворожила его, что ли, эта ведьма с камвольного комбината!

– Ну почему – ведьма? И причем здесь какой-то комбинат? – Марина видела, что Нина Сергеевна жаждет излить своё горе в словах, и чувствует себя совсем не плохо.

– А она – чёрная такая была, как цыганка, волосы кудрявые, целая шапка на голове, и глаза – тёмные, тяжёлые такие глаза. Сразу я почувствовала – ничего хорошего не выйдет из этой интрижки. Замужняя женщина охмурила парня значительно младше себя, бросила мужа и заявилась к нам жить. И вела себя высокомерно, как принцесса заморская. Так нагло заявила, что у них с нашим Лёней – необыкновенная любовь. И что, нам теперь ей в ножки падать за эту любовь? Не понимала она его, не ценила его талант. Конечно, она же не цирковая была, а из публики.

– Кстати, кем же она была на комбинате? – Спросила Марина, и Маша бросила на неё быстрый настороженный взгляд, но Марина следила за собой и вопрос этот задала как бы мимоходом, из пустого любопытства.

– Художница от слова «худо», – презрительно выдавила Нина Сергеевна. – Платки рисовала на камвольном комбинате.

Нина Сергеевна отложила альбом, стало очевидно, что ни одной фотографии «этой Беллы» у неё нет, и не может быть принципиально. Вытирая слёзы платочком, она продолжила, глядя на фото Инны Верента.

– Вот всё, что у меня теперь осталось – одни фотографии. Если бы я знала – в ноги бы кинулась Лёнечке,