"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

Она откинула цепочку. Они зашли в тесную прихожую двухкомнатной хрущевки. Катя глянула внимательно на хозяйку.

И внезапно ощутила, как ее бросило в жар.

Она узнала Ларису Филатову. Ифигению из их собственной с Гектором истории-мифа… Они ведь уже встречались прежде – в кашинской больнице, куда в грозовую ночь доставили тромбониста Зарецкого.

Лариса Филатова была тем самым дежурным врачом, с которым они беседовали в приемном покое.

И она их тоже узнала, выражение ее лица изменилось. Она молча посторонилась и пропустила их в комнату. На Катю жилище «Ифигении в Песках» произвело странное впечатление – словно склад новых вещей, еще не распакованных покупок – коробки из интернет-магазинов, пакеты. На журнальном столике и подоконнике уйма флаконов туалетной воды, спреев для тела, ароматических свечек и диффузоров с палочками – их общий аромат тяжелым облаком витал в духоте летнего дня, окутывал, прилипая к коже.

– Так вы приезжие полицейские, – сказала Лариса Филатова. – А в ту ночь в больнице представились обычными людьми.

Что-то сквозило в ее тоне такое, что Катя сразу решила: их собеседница к полиции относится плохо, возможно, детские воспоминания или же нечто иное.

– Ваш дядя Иван Мосин и его жена были убиты в ту самую ночь. – Гектор разглядывал полную Филатову с высоты своего роста.

– Я не общалась с ним много лет. Так что не могу сказать, что очень опечалена его смертью. Конечно, убийство страшное, зверское, весь Кашин только о нем и говорит, столько слухов диких… Его жена довела до беды. Принесла его в жертву, как свинью, тушами которых он торговал. – Филатова села на диван, чиркнула спичкой о коробок и зажгла ароматическую свечку.

Сандал. Как некогда в античном храме курились благовония… Ифигения из мифа в их мгле раздумывала о жертвах и вспоминала свою жизнь…

– Как понять «принесла его в жертву»? – спросила Катя, располагаясь рядом на диване. – Ее же тоже убили.

– Образно. Ей всегда всего было мало. Алчной Марго вечно чего-то не хватало. А люди жлобства не любят и не прощают, – ответила Филатова.

– У вас столь негативное отношение к жене вашего дяди потому, что вы его к ней ревновали, да? – самым нейтральным тоном осведомился Гектор. – Он же ваш давний любовник. И одновременно кровный родственник.

Лариса Филатова глянула на него исподлобья. На ее толстых щеках вспыхнули пятна багрового румянца.

– У полицейских длинная память. Ну да… в связи с его убийством полезет все наше семейное дерьмо изо всех щелей. Чтоб вы знали – он когда-то очень давно, в юности, приставал ко мне, не давал прохода. Он меня совратил в семнадцать лет и жил со мной семь лет, постоянно оглядываясь на свою суку Марго. Таскался ко мне в Чурилов, где я работала фельдшером. А потом я его бросила.

– После чуриловской трагедии, когда в городе убили вашу подругу Полину Крайнову и ее младшую сестру? – Катя задала вопрос навскидку, она не ожидала столь сильного эффекта.

– Нет… то есть тогда… Но нет же. Не из-за Аглаи и Полины! – Тон Ларисы Филатовой изменился, но она сразу умолкла и продолжила после краткой паузы уже хладнокровно: – Я встретила своего будущего супруга и потом вышла замуж.

– Вы теперь наследница имущества дяди, вы единственная родственница Мосиных, – заметила Катя. – А где ваш муж, на работе?

– Он погиб год назад, их спасательный вертолет разбился на Севере, – ответила Лариса Филатова. – Он был врач центра медицины катастроф, мотался по регионам. Мы не жили вместе последние годы с ним, хотя не разводились, чтобы не делить долбаную квартиру. Не могу сказать, что я и по нему скорблю, фактически мы давно чужие. Но мне выплатили все деньги за него как вдове, и квартиру я унаследовала. Так что его жертва была не напрасной, хотя бы для моего благополучия. Теперь я трачу гробовые деньги на шопинг онлайн. Этим я и занята в память о своем благоверном в свободные от больничного дежурства дни… Помните бульварные книжки про шопоголика и «Дневник Бриджит Джонс»?

Было странно слушать, как она вещает про «Дневник Бриджит Джонс» – холодно и монотонно, словно отвлекая их, заговаривая им зубы.

– Вам, наверное, и другие сны снились, – заметил Гектор. – Про убийство.

– Про какое убийство? – Она подняла на него взор голубых мутноватых глаз. Отодвинула на журнальном столике салатник с чипсами, смартфон и зажгла вторую свечу, чиркнув спичкой.

Бергамот. Полынь. Ифигения из мифа швыряла пучки сухих трав в огонь жертвенного треножника в храме…

– Как в детстве на ваших глазах мать зарубила отца топором. Кто устроил пожар – ваша мать или вы, двенадцатилетний ребенок?

– Полиция роется в нашем дерьме, никакого уважения, никакой жалости, никакого снисхождения. Так вы сейчас обращаетесь с людьми. – Лариса Филатова криво усмехнулась. – Не угадали… Или дело не изучили как следует. Это мой папаша хотел сжечь нас тогда зимой – запер в бане и облил ее бензином. Мать выбила окно и выкинула меня голышом на снег – мы же мылись с ней вместе… А папаша-алкаш допился до белой горячки. Осатанел от водки. Мать вылезла в окно из горящей бани, когда он схватил меня голую за горло и начал душить, опрокинул в снег, он даже не понимал, что я его дочка, орал про каких-то бесов, чертей… Пьяный. Мать схватила топор и ударила его, чтобы спасти меня. Она фактически принесла себя в жертву ради меня – села в тюрьму за убийство.

– Старый дом Крайновых, между прочим, тоже подожгли, – продолжал Гектор, хотя по его виду Катя, как по книге, прочла: он поражен историей. – И новый коттедж вашего дяди Мосина, возможно, пытались поджечь – разлили везде спиртовой санитайзер. А ваш дядя сам бывший пожарный. Пятнадцать лет назад он первым оказался на месте убийства вашей подруги Полины и ее сестры. Интересно, что он тогда забыл в Пузановке? Не вспомните через столько лет?

Лариса Филатова молчала.

– А куда вы сами так быстро смотались с дежурства в больнице в грозовую ночь, когда полицейские привезли Евгения Зарецкого? – спросил Гектор. – Женю… мальчика без ноги, на протезе, который тоже пятнадцать лет назад очутился на месте убийства сестер… Только не лгите мне сейчас, что вы его не узнали и вообще ни черта не поняли из его постшокового бреда про убийство топором и пожар… Про его откровения, которыми он перепугал и медперсонал, и больных.

– Я ушла домой, потому что мое дежурство в ту ночь закончилось, а я еще на два часа задержалась с ним… с этим пациентом… Фамилия