Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

по делу, но потом воспрял духом, выяснив, что «дело» заключается в вечере с девушками. Вот от этого Чех не отказывался никогда. На место они приехали загодя, встали в темном проезде, где ультрамариновую «Вольво» видно было плохо.

Появившиеся вскоре девушки повергли Валеру в состояние легкого шока. Нет, одеты они были не слишком вульгарно, и накрашены не как вокзальные шлюхи. Но Лена действительно была высокой, значительно выше подруги. И, как Валера предполагал, заметно выше Чеха. Внешне она была своеобразна: ярко-белые волосы ниже плеч (Валера подозревал, что она «пережгла» волосы «Суп- рой», поэтому они и казались пушистыми), черные миндалевидные глаза. Стройная, с красивыми ногами... Боже, она еще и туфли на высоких каблуках надела.

— И которая моя? — спросил Чех.

— Блондинка. Но я думаю, что нам придется поменяться ролями ——- она выше тебя.

— Еще чего! Я всю жизнь влюблялся в высоких. У высокой женщины победоносный вид, она как богиня... Тем более — блондинка.

— Это все равно на один вечер, — остудил его пыл Валера. — Нам нужен адрес их директора, и ничего больше.

— Фу, как ты прозаичен. А вдруг это моя судьба? Вдруг это на всю жизнь? Ты запретишь нам встречаться, если мы влюбимся друг в друга с первого взгляда?

— Пошел ты, — беззлобно бросил Валера и выехал из тени.

Девушки никак не ожидали, что их кавалеры явятся на иномарке, и этот маленький сюрприз превратил их и без того хорошее настроение в великолепное. Ника сразу же сообщила, что они не очень-то надеялись, что Валера их не обманул, но теперь убедились в его честности.

Недолго думая, Валера повез их в «Золотой дракон», чтобы сразу обезоружить, потрясти и настроить на ожидание всяческих чудес. Самого Валеру немало беспокоила Лена — Фатюшина, как сообщила трещавшая без умолку Ника. Причем не то чтобы его настораживало ее поведение, нет. Она кого-то сильно ему напоминала, и он никак не мог сообразить кого.

Как старались обе девушки скрыть свое удивление! Им хотелось повертеть головами по сторонам и поахать, но приходилось изо всех сил сохранять достойный вид. Очень скоро Валера услышал нечто вроде упрека — мол, почему не предупредил? В ресторан надо вечернее платье надевать, а они оказались не подготовленными к «выходу в люди». Выручая Яковлева, Чех посоветовал им расслабиться и не комплексовать по пустякам.

Разговор не клеился. Вернее, они болтали очень оживленно, но совсем не на желательную для Валеры тему. О работе и прочих неприятностях вспоминать не хотели ни в какую, но Валера и здесь нашел выход. Когда Лена, доставая сигареты, раскрыла сумочку, он краем глаза углядел старую, пухлую, засаленную записную книжку. Такие книжки обычно бывают настоящим кладом и бесценным сокровищем не только для их хозяев; ее надо было незаметно выкрасть и до самого дома не позволять Лене заглядывать в сумочку — чтобы не обнаружила пропажу.

Удобный случай представился ему, лишь когда они уходили из ресторана. Естественно, Валера сумел правильно распорядиться двадцатью секундами, в течение которых на него никто не обращал внимания. Теперь надо было вежливо отделаться от девушек и закончить полуторамесячную нервотрепку. Девчонки отклеиваться не хотели, причем Лена, не воспринимавшая Чеха всерьез, имела самые невинные намерения — ей хотелось побродить по ночной апрельской Москве. А вот Ника, подвыпив, вспомнила, что ее сказочный принц — реальный человек, земной мужчина с земными инстинктами. Тешить свои инстинкты в обществе Ники Валере не хотелось, и он выкрутился из щекотливого положения, шепнув, что порядочный мужчина не потащит девушку в постель в первый день знакомства. А Валера считал себя джентльменом — не в работе, конечно.

Ника пришла в восторг — какое благородство! Ну, точно принц, никаких сомнений. Валера еще довез обеих до дома — они снимали квартиру на двоих, — записал их телефон и договорился о следующей встрече. Отъехал с километр, приткнулся к обочине.

— Адрес мы так и не узнали, — подытожил Чех.

Валера пожал плечами, извлек записную книжку. На

Какую букву может быть записан требуемый телефон? С, наверное. И точно — черной ручкой в красной рамке, ниже торопливой рукой приписан адрес. Валера аж крякнул от удовольствия.

— Узнали, — торжествующе объявил он. — Я у Лены под шумок записнушку позаимствовал. Ну, что? Поедем?

— А Сашка?

— Это лишняя потеря времени. Лучше поедем, пока камешки опять не уплыли.

— Как знаешь. Мне все равно.

Через двадцать минут они были на «Филевском парке». Сарычевы проживали недалеко от известной всему молодняку Москвы «Горбушки», где Валера в свое время был частым гостем. Въехали во двор, поставили машину в скверик.

— Какой план? — спросил Чех.

— Обыкновенный. Обрезаем телефонные провода, ты звонишь в дверь и на все вопросы пидористическим голосом отвечаешь: «Почта. Срочная телеграмма». Все учредители фирмы родом из Ставрополья, наверняка там родня осталась. Сочинишь какой-нибудь текст. А я со стволом посижу на корточках под глазком. Войдем и возьмем.

— Лады. Мне нравится.

В лифте Чех прокашливался, учился пищать невинным голосом. Ножом, с которым Валера не расставался, перерезали телефонный провод; Яковлев с «кольтом» на изготовку присел под глазком, прижавшись к двери. Самым сложным было не рассмеяться, когда Чех строил умоляющие рожи в глазок и размахивал листком бумаги. Сарычев не понимал, какая может быть телеграмма в два часа ночи. Чех плаксиво твердил: «Да срочная она... Я-то при чем? Мне сказали доставить, я и доставил...»

В конце концов Сарычев открыл дверь; Валера вкатился, направив пистолет в лицо хозяину квартиры... Сарычев, похоже, не испугался, только удивился. Он стоял в холле, машинально почесывая грудь, в одних семейных трусах и шлепанцах. Всклокоченный, заспанный, обрюзгший, он явно соображал — это кошмарный сон или всамделишное ограбление? На шум из спальни выскочила его жена, спросонок растерявшая все величие почтенной матроны. Теле

Са, весьма откровенно просвечивавшие сквозь ночную рубашку, на плечи накинут легкомысленный розовый хата - тик, волосы растрепаны, без макияжа ее лицо было блеклым и вялым, опухшие ноги вдеты в тапочки. Разглядев пистолет, направленный в лицо мужу, она взвизгнула дурным голосом; Сарычев вздрогнул, неуверенно оглянулся на жену.

— Не кричи, Маша, не надо, не кричи, — монотонно повторял он. Его голос был таким же бесцветным, как ее лицо.

— Совершенно верно, — сказал Чех, входя в квартиру и запирая за собой дверь. — Кричать не надо. Все можно сказать спокойно.

— Вы кто? — не унималась Сарычсва. —