Кабул – Кавказ - Виталий Леонидович Волков

нам теперь? И опять генерал Ютов? Поистине, мир полон благодарности и смысла, только научись различать их в пустом свете безымянных звезд… Сила лишь рождает силу, но никогда не успокаивается ею. Что ж, я не страшусь смерти.

Масуд улыбнулся. Поистине, полковник – бесценный помощник. Жаль, если он устанет от войны раньше, чем утомится от долгого долга он сам.

– Отправляйся снова в Москву, полковник. Поговори с твоими приятелями. Нам нужно держать в руках оба конца бикфордова шнура…

– Понимаю. Геополитика, – улыбнулся и Карим. Он не прочь был вновь навестить хлебосольного Миронова, старомодного заботливого Ларионова, но порядка ради напомнил:

– У них Новый год, им сейчас не до дел. У них ведь так: весь год ждут Нового года, а в Новый год гадают на весь год вперед. В приметы верят, а этот праздник, решили, будет особый. Ждут то ли беды большой, то ли радости. А, значит, пить будут православные вдвойне крепко. Очень крепко будут пить.

– Да, странная страна. Как луна. Когда темень, ночь, она светит, помогая не заплутать путнику. Когда же день и солнце – ее вроде как и нет… Луна и солнце.

– А кто тогда солнце? Мы? Назари? Америка? Кто тогда?

– Солнце – это солнце, Карим. Его не спутаешь. Впрочем, мы все луны, живем его отраженным светом. Кто в ночи, а кто незаметно, днем. Собирайся в дорогу, Карим. День недолгий у нас, время скоро к ночи. Надо готовиться к пути.

Карим не понял, как связаны его путь и ночь, но не удивился – с поэтом-полководцем такое бывало.

Масуд, оставшись один, достал блокнотик и записал в нем возникшую строку о единой природе добра и зла, о сером мраморе чела, попеременно освещаемом то красным солнцем, то скоплением синих лун. Записал и подумал о том, что Назари – это его, Масуда, ночное «Я», и это «Я» ему хоть и опаснее, но ближе, чем странная русская планета.

2001 год. Афганистан

Назари и одноглазый Джудда

Одноглазый Джудда, изучая внимательно колонки объявлений в нескольких московских газетах, наконец получил обнадеживающий сигнал от младшего брата – одна из четырех команд «студентов джихада» готова была к выходу на второй тайм операции «Большой футбол». Перед тем как сообщить об этом Назари, он обратился к небу. Он не читал сур, его молитва была безмолвна и необычна. Он раскурил кальян и смотрел через небо на землю. С этой позиции обозрима была почти вся поверхность планеты, за исключением небольшого тупичка в Океании, попадающего в мертвый угол отраженного взгляда. Отдельных животных, людей и их строений нельзя было различить, разве что пирамиды в близлежащих египетских песках пробивались острыми скелетами ребер. Но зато отчетливо были заметны потоки горячей, как лава, массы, перетекающей меж складок гор – то были энергии пассионарности, магма войны. Джудда изучал оттенки цветов на знакомых ему ландшафтах, распластавшихся под зеркалом неба, как развернувшийся комок бумаги на раскрывшейся ладони. Алело у священного города Иерусалима, багровым светились Балканские вершины, розовел предрассветной пеленой Кавказ, кровоточила спелой вишней земля Средней Азии, брызгая щедрым соком на Пакистан и Индию. Привыкший к такой молитве взгляд не ведал страха, но одинокому выпуклому глазу больно было смотреть на грозные мерцания ночной земли. Она тлела, углилась, горела везде, где соприкасались кожей истинные сыны Аллаха с неверными. Но людей не было, и от этой бесчеловечной, положенной свыше, над добром и злом игры стихии становилось жутко и высоко, и пустело дупло умершей души, уступавшей место для духа.

– Аллах великий, Аллах мелочный, – пробормотал Одноглазый Джудда. Общаясь с небом один на один, он не боялся упрекать Его за неправильный выбор, за то, что он дал неверным все, кроме нефти, а правоверных оставил в низости и бедности среди пустынь и скупых камней. Справедливая вечная война за веру, очищающая дух, становилась от того войной за деньги, за хлеб. За земную свободу, наконец. Ту, за которую взял оружие великий из заблудших, Ахмадшах Масуд. Терялась, мельчала, упрощалась истинная суть ее, забывалось, что свобода – это путь к Богу! ОН не поверил в них, и они, лучшие из них, поняли превратно, наоборот. «Путь к Богу – это свобода»! – так решили они. Пускай. То, может быть, и не их вина, то беда их. Но их используют другие, те, кто хочет земной власти. И нефти, нефти, нефти… И их поглотит беспощадная лава, изрыгаемая из вскрытого кратера-прыща, прорвавшегося на больном теле земли, здесь, на Бадахшанской складке. Поразит в самом их безопасном убежище – эту месть видел в структуре потоков и цветов Джудда, – поразит руками его брата. Его братьев. Весь мир Кербела, круглый год ашура!

Зия Хан Назари не скрыл радости от известия, принесенного Джуддой. «Большой футбол» занимал мысли саудита тем больше, чем точнее он осознавал контуры своей идеи глобальной партизанской войны, современной войны джихада. Тактика горных боев моджахедов, точечные удары из скрытых убежищ, тщательно, загодя подготовленные теракты в соединении с политической, информационной и идеологической поддержкой, как это обкатывалось в Чечне, прорывы границ мелкими группами, отлично отработанными на Кавказе и в Косово, создание на короткое время локальных очагов конфликта, сковывающего большие силы врага, как было опробовано в Каргиле, теракты воинов-смертников, проверенные в Ливане и Палестине – эти элементы, взятые в комбинации, вырастали до масштаба настоящей психологической войны, где у слабого духом противника не было шансов на победу. Такую войну можно и должно вести с Западом, настоящим его врагом! «Они» считали, что он – «их» пешка! «Они» никогда не ставили его в один ряд с Ахмадшахом и Хакматьяром. «Они» не познали иной свободы, большей, чем их «западная» свободишка. А он познал. И он показал им, на что способен. Они слепцы. Но он заставит их прозреть, он заставит их увидеть настоящую, глобальную войну на их земле. И тогда они падут в ужасе и отчаянье перед ним на колени. Его шахиды поразят их привыкшие к миру народы страхом, они увидят, как взлетят на воздух их многотысячные стадионы, полные бюргеров, как спелый подсолнух – семечек. Они не встрепенутся духом в опутавшей их компьютерной паутине, умело наполняемой неверием в их собственных полицейских и политиков.

Вот она, их свобода материи! Она им выйдет боком! Сперва Европа сдастся, а там и сама статуя их лживой свободы наденет от испуга паранджу. Они хотят купить его у Мухаммада Омара! Они убеждают Мушарафа отказать ему, великому воину джихада, в помощи.