Современный российский детектив - Анна Майская

была приготовлена охотниками, а пастухами или кем-то еще, чтобы корова не провалилась в нее, была завалена валежником, хворостом.

Полковник Дягилев выразительно посмотрел на него.

Алексей ничего ему не ответил даже намеком. Лишь позже, когда все вошли в село и попрощались, он вынул из кармана кулон и показал его Николаю Александровичу.

— Значит все таки было?

— Да.

— Интересно кто все это забрал?

— Наверное, будет продолжение поисков только путем опроса свидетелей в районах.

— А также в скупках.

— Вот документы, здесь опись ящиков.

— Если бы еще пленочку с негативами. Где каждый предмет виден.

— Видимо было, опись грамотная.

— Нужно немедленно уезжать нам с тобой в столицу с этими документами.

— Да. Только личные дела уладить надо.

— У тебя появились сердечные дела в селе?

— Так ничего особенного. Ты поезжай, а я завтра следом за тобой прилечу самолетом.

— Хорошо.

Вместе с парнями из местного угрозыска Дягилев отправился в путь. Для полковника Строганова оставили машину, чтобы завтра он смог добраться до района, а там в аэропорт его доставят.

Вечером состоялся главный разговор.

Настороженная Анна и настроенный решительно полковник оказались на разных позициях. Их откровенная враждебность показалась Сидору Никитовичу чрезмерно опасной.

— Анна, он никак настроен увезти с собой Аленку?

— Я не могу препятствовать, но и не знаю, как буду жить без нее.

Анна заплакала. В это время в комнату вошел Алексей.

— Мне выйти? — спросил дедушка.

— Останьтесь, — уверенно ответил полковник.

— Ты никак Алексей, собрался отобрать дочь у матери?

— Не отобрать, а забрать то, что мое по закону.

— А я как должна жить без нее? — в отчаянии спросила Анна.

— Видимо придется привыкнуть, — настойчиво продолжил Алексей.

— А что вы девочке скажете?

— Не знаю. Пока не знаю.

— А надо бы знать. Она не щенок, которого могут привозить и увозить без спроса. Я бы вам посоветовал, — сказал дед, — пока ей ничего не рассказывать. Все равно в район в школу отправлять, а вы ее пригласите в Москву. А там видно будет.

В комнату ворвалась Аленка. Раскрасневшаяся и счастливая с охапкой цветов, она радостно воскликнула:

— Вы все здесь? Как хорошо.

— Аленушка, — сказала ей Анна. — Ты хочешь учиться в Москве?

— Да, — закричала Аленка, — хочу в Москву.

— Значит завтра поедешь со мной, — сказал Алексей.

— Завтра? Пойду собирать свои вещи, — и она умчалась так же стремительно, как и появилась.

— Видите, — сказал Алексей. — Вот вам и все объяснение. Она ребенок и ей безразлично кто о ней страдает.

Анна тихонько плакала. В комнату снова влетела Аленка и сообщила:

— Мама, я там твои вещи тоже собираю, мне надо еще один чемодан.

— Маленькая моя, — прижав к себе Аленку, нетерпеливо спешащую собирать вещи, — я не могу поехать с вами.

— Почему? — спросила ее дочь.

— Меня с работы не отпустят, надо еще увольняться, потом отрабатывать.

— А зачем? Ты им скажи, что мы уезжаем в Москву.

— Мама приедет позже, — вмешался дедушка. — А ты пока на самолете полетишь с Алексеем Николаевичем.

— Ты правда скоро приедешь? — спросила ее Аленка.

— Конечно.

— Тогда я побегу складывать игрушки.

— Оставь их, — сказал Алексей, — там в Москве мы купим новые.

— Много?

— Много.

— Тогда я только куклу и зайца возьму.

Вечер тянулся бесконечно. Все находились по разным углам и делали вид, что чем-то сильно заняты. Аленка, усталая от сборов в дорогу, уснула.

Утро наступило хмурое и дождливое. Сидор Никитович поставил в машину корзинку с провизией.

— Зачем? Мы пообедаем в аэропорту.

— Чтобы отравиться?

— Хорошо, хорошо, спасибо вам за заботу.

Анна прощалась с Аленкой так, как будто у нее вынули сердце и она совершенно пустотелая не понимает, что происходит. Алексей нетерпеливо ждал, пока машина тронется. Аленка уже сидела на заднем сидении и сияла от счастья. Наконец, мотор заурчал, и они оставили за собой село Демьяново.

— Дедушка, — рыдала Анна, ну почему он на меня смотрел как на врага?

— Дите свое защищает, думает, что и ты виновата в этой истории.

— Потому что спасла малышку?

— Ты могла отдать ее в милицию, и родители были бы найдены.

— Да, я поняла, что потеряла ее навсегда.

— Пути Господни неисповедимы, — отозвался дед и пошел в дом.

Ему старому, тоже было очень жаль девочку, он привык к ее существованию, как привык к своей внучке, и считал утрату невосполнимой. Он даже занемог, слег в постель и именно это спасло Анну от дикого отчаяния, охватившего ее от потери Аленки. Она ухаживала за дедушкой, видела как серьезно он болен, и боялась потерять еще родного человека.

Жизнь ее стала монотонной и ненужной. Она заставляла себя ходить, разговаривать, принимать больных, выслушивать их глупые вопросы лично касающиеся ее.

— Вы отпустили дочку в Москву?

— Да. Она там будет учиться, а не в районном интернате.

— Приедет на каникулы?

Анна старалась не отвечать на вопросы, на которые у нее не было ответов.

ВОРЫ

Путешественники по стране с целью розыска детей прибыли в Воронеж. Поселились в гостинице, конечно в лучшем номере.

Петрович, выйдя рано утром на прогулку, увидел знакомое лицо, из числа тех, кто требовал деньги за МММ.

Человек увидел его и пустился за ним следом. Петрович, попытался проскочить мимо швейцара, но стоящая машина с открытыми дверками была совсем рядом. Его втолкнули туда, и автомобиль тронулся с места.

Рот у него был заткнут чем-то неприятным, руки перехвачены наручниками и он, ничего пока не понимая, следил глазами за тем, куда они едут.

Да что толку, если он совсем не знал города. По бокам его находились ребята крепкого вида с голыми прическами. Впереди за рулем сидел тоже стриженый, но рядом с ним при костюме и галстуке человек лет сорока, был с приличной прической, лысеющий с макушки.

Вскоре машина въехала в ворота, забор дома превышал все допустимые высоты и остановилась в гараже, огромном, как и само здание. Там Петровича вытащили за шкирку и усадили в кресло. Железное с подручниками из дерева, и обивкой как у стула. Рот ему развязали.

— Вы кто?

— Мы общественность, с которой вы не поделились деньгами.

— Какая общественность?

— Много будешь знать — своей смертью не умрешь.

— У меня нет никаких денег, я