Дым и зеркала - Юлий Анатольевич Дубов

сейчас вытащить из него это знание невозможно. Если вы несогласны, Беннет, можете попробовать. Но вы только потеряете время, поверьте мне. Я тут припоминаю одну штуку. Лет шесть назад вы, если не ошибаюсь, давали интервью «Дейли мейл», когда закончили расследование тройного убийства в Хэмстеде, не так ли?

Пристрастие к общению с журналистами было одной из причин, по которым Дону пришлось уйти на покой. Скорее всего, главной причиной, хотя об этом и не говорилось вслух.

– У вас тогда скоропостижно скончался важнейший свидетель, к которому вы ещё не успели подобраться, – продолжал Клейн, – припоминаете? А когда журналисты у вас спросили, как же вам все-таки удалось раскрыть это дело, вы им ответили: «в мире не существует информации, которой владел бы один-единственный человек; информация, пусть и в разорванном на кусочки виде, всегда сохраняется, и остается только разыскать эти кусочки и восстановить по ним единое целое». Припоминаете? Так что ищите кусочки и обрывки. Что, как вы предполагаете, может знать Мартин?

– Я думаю, что официант, этот самый Паоло Брачини, рассказал ему, кто ужинал с Иглетом в его последний вечер. Этот человек и для вас, мистер Клейн, может быть интересен, если он имел отношение к смерти Иглета. Вашу версию о причастности русских проще всего проверить, найдя этого человека. А также Брачини.

– Широкий у вас замах, Беннет. А почему вас интересует, кто с ним ужинал?

– Потому что весь день в пятницу Иглет был в превосходном расположении духа. Если утром следующего дня он полез в петлю, то этому должно быть какое-то объяснение. Вполне вероятно, что его пятничный гость в «Примавере» это объяснение может предоставить. Может и нет. Но это вопрос, на который должен быть получен ответ. Выйти на этого человека я могу только через Мартина или Брачини. Или через вас.

– Через меня?

– Вас интересует возможная причастность русских к смерти Иглета? Да или нет? Я занимаюсь Иглетом, а вы – русскими. Я – отдельно, вы – отдельно. Так не годится, мистер Клейн. Информацией надо делиться, если мы заинтересованы в результате.

– Вы же разумный человек, Беннет, – поморщился Клейн. – Во-первых, никто этого не санкционирует. Во-вторых, вы представляете себе, какое количество людей в этой стране имеет контакты с русскими? Времена железного занавеса, когда мы шарахались от них, а они от нас, давно прошли. Если собрать вместе всех, кто так или иначе поддерживает связи с Россией, то ими можно заселить среднего размера графство на севере. Всех собираетесь опрашивать? И самое главное – с чего вы взяли, что собутыльник вашего Иглета есть в наших списках? Это ведь ниоткуда не следует. Даже если этому вашему персонажу вдруг понадобилось – непонятно, кстати, почему – нейтрализовать Мартина и официанта, то он мог обратиться к кому угодно. В том числе и к русским, которые большие мастера на такие штуки и, за приличное вознаграждение, исполнят что угодно. Но из этого никак не следует, что к смерти Иглета они имеют отношение.

– И то, что вас вдруг заинтересовал Мартин, ничего вам не подсказывает, сэр?

– Не подсказывает, Беннет. Мартин – не единственный пишущий человек, попавшийся нам на глаза в последние годы.

– А если я назову вам кое-какие имена, сэр, вы мне сможете сказать, кто из них может работать с русскими?

– Возможно, – уклончиво ответил Клейн. – Если вы убедительно объясните, почему вас интересуют именно эти имена.

– Можете не сомневаться, сэр.

Мысль о том, что к исчезновению Мартина из Лондона мог приложить руку кто-то из сотрудников его газеты, пришла к Дону только что, и он решил, что в этом направлении стоит покопать.

– Меня интересуют люди из газеты, в которой работал Мартин, сэр. От главного редактора и ниже.

– Вас понял, – сказал Клейн. – Теперь объясните, почему именно они.

– Очень просто. Мартин узнал от официанта нечто совершенно новое, что-то такое, что просмотрела полиция. И на радостях поделился этим с кем-то из коллег. А тот немедленно сообщил своим хозяевам.

– Если бы Мартин получил информацию исключительной важности, с коллегами из газеты он стал бы это обсуждать в самую последнюю очередь. Согласны?

– Да, сэр. Но Мартин мог и не осознавать, что докопался до чего-то стоящего. Просто пооткровенничал с кем-то из своих – и все.

– А этот кто-то сразу же распознал важность информации? Если принять эту версию, то следует признать, что среди сотрудников газеты имеется человек, посвященный в кое-какие сокровенные секреты российских властей, причем на довольно высоком уровне. Это вряд ли. Скажу больше – это просто невозможно. Но рассуждаете вы вполне логично, так что могу вам сообщить: нам неизвестно, чтобы кто-нибудь из этой газеты работал на русских. Для России этого издания просто не существует: слишком мелко. Если вам ещё что-нибудь в этом роде придет в голову, обращайтесь.

– Значит, я могу рассчитывать на вашу помощь, сэр?

– В разумных пределах, Беннет, в разумных пределах. Так я могу быть уверен, что ваши люди оставят Мартина в покое? На время, во всяком случае?

Дон подумал немного и кивнул. Разговор с Клейном его заинтриговал. Непохоже, что ему подсовывают никуда не ведущую линию поиска, этот тип, кажется, вполне на уровне. И Кроули при нем ведет себя непривычно тихо, явно опасается. Кстати!

– Могу ли я задержать вас ещё на минуту, сэр?

Уже вставший из-за стола Клейн посмотрел на часы и снова сел.

– Я не знаю, обсуждал ли это с вами мистер Кроули, но тут есть одна история… Если бы русские затеяли здесь силовую операцию, у них нашлись бы ресурсы?

Клейн пожал плечами.

– Во всяком случае, они вполне могут себе это позволить. На содержание дивизии у них может и не хватить денег, но пара батальонов им по карману, я думаю. Другое дело, что на сколько-нибудь громкую операцию они вряд ли пошли бы в нынешних условиях. А почему вы спрашиваете?

Дон рассказал про нищих на Рактон Роуд.

– А где вы уже успели наследить перед их появлением?

– Побеседовали кое с кем – с врачом, к которому Иглет посылал своих девиц…

– С Борисом Клейндорфом?

– Да. Ещё с иммиграционным адвокатом Иглета. С журналистом одним, коллегой Мартина. Он, кстати говоря, тоже нацелился на «Примаверу». Потом мои ребята поговорили с официантом. Он рассказал про Брачини. Вечером того же дня началось наблюдение за домом.

– Забавно, – сказал Клейн. – В свое время Видок5 довольно широко использовал нищих для наружного наблюдения, но потом это вышло из моды. Ваша затея с мешками для мусора, между прочим, довольно оригинальна. Представляю, сколько персонала потребовалось, чтобы склеить эту бумажную лапшу, которая вылезает из шреддера. Так что вполне может быть, что ваша команда оборванцев действительно оплачивается русскими. Кто-то из ваших собеседников ляпнул на людях, что полиция вновь занялась делом Иглета – и вот вам результат. Иглет и все с ним связанное – это для них до сих пор актуально.

– Почему?

– Слишком уж сильный интерес они к Иглету проявляли при его жизни, чтобы он вдруг взял и угас внезапно. Хорошо, что вы мне про это рассказали. Если снова появятся, или что-то новенькое случится, не сочтите за труд… Кроули?

– Да, сэр. Конечно, сэр.

– И все же мне не очень понятно, мистер Клейн, – не унимался Дон; он решил выудить у собеседника максимум сведений. – Вот вы только что сказали, что для русских Иглет все ещё актуален, а ведь с дня его смерти прошло уже очень много времени. Можно представить себе, насколько он был актуален для них при жизни. И все же вы не можете никак установить, есть русский след в истории со смертью Иглета или нет. Вот это до меня как-то не доходит.

Клейн тяжело вздохнул.

– Вы все ещё пытаетесь вывести меня на разговор о причастности русских к смерти Иглета? Черт с вами, Беннет. Иглет появляется в Лондоне, обращается за убежищем, в ходе судебных слушаний выливает на российскую власть целые бочки помоев и триумфально получает все, чего добивался: статуса гонимого борца с режимом, свободу передвижения и моральную победу. Что делают русские?