Дым и зеркала - Юлий Анатольевич Дубов

Какое-то время Кроули выжидал, надеясь, что Беннет образумится, а потом ему просто надоело. Когда Кларк в очередной раз разыграл перед ним пантомиму, решение было принято, и на стол Рори легла бумага с благодарностью за службу и наилучшими пожеланиями на будущее.

Из-за поднятого Беннетом вселенского скандала Кроули пришлось объясняться с руководством, но здесь его позиции были сильны, и раунд с увольнением Кларка он выиграл вчистую. Формально дело обстояло так, что к Беннету у него особых претензий нет, если не считать связанных с личностным противостоянием мелких проблем, эффективность работы его группы сомнений не вызывает, но сотруднику запенсионного возраста, который, к тому же, не в состоянии внятно объяснить, что написано в представленном отчете, в Ярде явно не место, особенно если принять во внимание общее сокращение финансирования и все такое.

Уход Кларка вроде бы произвел на Беннета правильное впечатление. Отчеты стали более осмысленными, подрывные высказывания если и не прекратились совсем, то перешли на какой-то другой, невидимый для Кроули уровень, так что внешне все стало выглядеть более или менее благопристойно. Но только внешне. Кроули понимал, что этот, возникший на ровном месте, конфликт далеко не исчерпан.

Появляясь на общих собраниях отдела, Беннет по-прежнему разваливался в первом ряду, щелкал крышкой хронометра, шуршал страницами блокнота, что-то рассматривал на экране своего мобильника, ковырял в ушах, и к лицу его неизменно была приклеена презрительная ухмылка, свидетельствующая о непереносимой скуке. Однажды Кроули не выдержал и сделал Беннету замечание: тот немедленно убрал блокнот и хронометр и изобразил лицом полнейшее и почтительное внимание. Сидевшие в первом ряду хихикнули.

Больше Кроули замечаний не делал. Он вообще старался не смотреть в сторону Беннета, но его присутствие все равно ощущалось, и Кроули постепенно накалялся. Терпение его было на исходе.

Вскоре ситуация взорвалась. Скандальное интервью в «Дейли Мейл» поставило в противостоянии точку. Здесь Кроули уже ничего не пришлось делать самому – руководство фактически рекомендовало ему принять неотложные меры.

После ухода Дона обстановка в отделе постепенно нормализовалась, персонал по достоинству оценил как выдержку Кроули, так и решительность, с которой он, пусть и не сразу, но все же прекратил фронду Беннета, и про Дона довольно быстро забыли – особых друзей за пределами собственной группы у него не было.

Когда Кроули предложили привлечь именно Дона к возобновившемуся, хотя и неофициальному расследованию смерти русского олигарха, он сперва решил, что ослышался. Когда же до него дошло, что решение уже принято, более того – что именно ему поручается сообщить об этом Беннету, да ещё и курировать его работу, радости у него эта новость, мягко говоря, не вызвала, но указание пришло с такого заоблачно высокого уровня, что никакой возможности отбиться не просматривалось.

Пришлось подчиниться.

Сперва все шло на удивление гладко, несмотря на панибратское «Боб» по каждому случаю, но Беннет был уже не на службе, и свободному штатскому человеку это можно было позволить, хотя Кроули и испытывал от такого обращения некоторый дискомфорт. Раз или два в неделю они встречались, Дон кратко и довольно толково излагал, что сделано и что намечается, а если просил дополнительные ресурсы или официальную поддержку, то вполне убедительно аргументировал и лишнего не запрашивал. Информация, получаемая от Майкла Страута, в целом подтверждала, что работа идет в хорошем темпе, хотя некоторые сомнения относительно общего направления расследования он все же высказывал. Кроули эти сомнения частично разделял, но вмешиваться в работу группы «Хотспер» пока что считал ненужным.

В конце концов, расследование было неофициальным, кандидатуру Беннета выбирал не он, ресурсы группе «Хотспер» выделял уже он, но подчиняясь приказу сверху, и за вполне вероятный нулевой результат никакой ответственности нести не мог.

Он уж было решил, что пенсионное существование крайне плодотворно сказалось на собачьем характере Беннета, как тот вдруг выкинул очередную поганую штуку. Главная гадость состояла в том, что как и в прошлый раз с интервью «Дейли Мейл», это был ничем не спровоцированный и неоправданный удар ниже пояса. К видеозаписям в доме Иглета ничья рука не прикасалась, это было совершенно точно, потому что местная полицейская бригада, явившаяся по вызову охранника Кирша в течение буквально пятнадцати минут, мгновенно доложила в Лондон, получила строжайший приказ перекрыть все входы и выходы, изолировать Кирша и ни к чему в доме не прикасаться. Сомневаться в том, что приказ этот был исполнен во всех деталях, мог только идиот, ничего не понимающий в полицейском механизме – а Беннет идиотом уж точно не был. Когда же через час в особняке появились люди Кроули, то все их действия с самого начала и до конца фиксировались на видео, потому что смерть Иглета, по каким бы причинам она ни произошла, имела все шансы превратиться в полноценную политическую бомбу, и рисковать никто не хотел.

Поскольку канонические правила сбора и хранения вещественных доказательств Беннет знал досконально, его инсинуация в присутствии Клейна означала только одно: он фактически заявил, что записи с камер наблюдения перед гаражом Иглета были сфальсифицированы в неустановленный период времени от момента прибытия лондонской бригады на место происшествия до момента передачи записей в группу «Хотспер». Помимо Кроули такое произойти никак не могло, и это было прямое обвинение. Не в непрофессионализме, как в прошлый раз, а в уголовном преступлении, называемом «воспрепятствование ходу расследования».

Клейн отнесся к этому удивительно легко, могло даже показаться, что отмахнулся, но это могло показаться только тем, кто никогда с людьми из Темз Хауз не соприкасался.

– У нас есть причины считать, что эта запись смонтирована, – сказал Кроули компьютерщику, стараясь не смотреть на развалившегося в кресле Беннета. – Вызовите экспертов. Я хочу знать, когда и где это произошло. Сколько времени это у вас займет?

– Нужна будет камера, на которую велась запись, – сказал компьютерщик. – Нам её не передавали. Насколько я помню, сэр, все камеры из дома Иглета так и остались в полицейском участке в Аскоте. Если бы вы могли позвонить туда, сэр…

– И я бы предложил включить в группу экспертов Рори Кларка, – вкрадчиво произнес Дон. – Он здорово разбирается во всех этих компьютерных штучках. А пока сюда везут камеры и едут эксперты, Боб, давай положим этот диск в конверт (он взял подходящий по размеру конверт со стола Кроули), запечатаем его, вот так, заклеим дополнительно бумажной лентой, вот так, и поставим на ней наши подписи. Ты ведь не возражаешь, Боб?

– В этом кабинете ко мне обращаются «суперинтендант». Или «мистер Кроули», – едва сдерживаясь, сказал Кроули, когда компьютерщик закрыл за собой дверь.

– Прости, Боб, – небрежно ответил Дон, прикрывая ладонью зевок, – я что-то устал. И вообще отвык от всей этой субординации за последние годы. Ты сам позвонишь Рори, или хочешь, чтобы это сделал я?

*******************************

Всего над записью колдовали четверо – компьютерщик Скотланд Ярда, два специалиста из Университета Лондона и Лондонской школы экономики, которых обычно привлекали для экспертизы, и Рори Кларк. Рори приехал первым. Он явно рвался что-то секретное сообщить Дону, строил гримасы, подкашливал и крутил в воздухе пальцами, но вслух ничего не произносил.

– Что вы тут ерзаете, Кларк? – не выдержал, наконец, Кроули. – Если хотите что-то сказать, говорите, черт вас побери.

– Ничего, сэр, – ответил Рори и затих.

– Ну раз ничего, то возьмите вот этот конверт и отправляйтесь на второй этаж, Кларк, – приказал Кроули. – Мы с Беннетом будем ждать здесь. Позвоните, когда будут первые результаты.

Первые результаты появились через два часа. Запись была произведена на третьей из установленных у дверей гаража камере, и никаких признаков монтажа обнаружено не было.

Когда эксперты принесли в кабинет Кроули уже подписанный ими акт, Дон был готов провалиться сквозь землю.

– Знаете, какая у вас проблема, Беннет? – спросил Кроули, с брезгливым интересом наблюдая за тем, как Дон промокает лицо несвежим носовым платком. – Вы никому не доверяете. Я думаю, что вы все же, несмотря на прошлые успехи, не очень хороший сыщик. Точнее – просто плохой сыщик. Вы почему-то вбили себе в голову, что сыщик никому не должен доверять. Так