Ночь тебя найдет - Джулия Хиберлин

долине покой». Я попробую исполнить его в прямом эфире. Прошу вас, где бы вы ни были, даже если вам покажется, что я нагнал мрачности, склонить голову в честь всех пропавших сыновей и дочерей на этой земле.

Густой бас переливается, словно жидкий уголь. Очень проникновенный голос. Глубокий. Способный проникать в самые уязвимые места. И ничуть не мрачный. В самый раз для церковного хора в небольшом городке.

Эхо пульсирует, как будто Буббы Ганза целый хор, как будто в каждом доме по соседству выкрутили звук на полную мощность. Как будто мои коллеги по обсерватории транслируют музыку в межзвездное пространство, посмотреть, понравится ли инопланетянам больше, чем нам, слушающим сейчас Чака Берри, который зажигает в «Джонни, будь хорошим».

Способность Буббы Ганза источать ненависть, а затем подлизываться к Господу кажется мне особым коварством. Хорошо известно, что он объявил расстрел в Сэнди-Хук постановкой, поддержал смертную казнь для женщин, сделавших аборт, зачитал имена умерших от СПИДа под песню Queen «Еще один повержен в прах» – а потом помолился.

Все, не могу больше. Ни секунды. Я выключаю звук. Вот только Бубба Ганз продолжает напевать, я слышу каждое слово, хотя не знаю текста. Выключаю телефон. Поет.

Слуховая галлюцинация? Мама была с ними на короткой ноге. Захожу в гостиную. Здесь слышно лучше, музыка доносится сквозь щель в нижней части окна, которое не закрывается до конца.

Я распахиваю входную дверь.

Черные ботинки, на носке правого немного красной кладбищенской глины. «Глок» в кобуре кажется частью тела. Выражение лица, которое Джесс Шарп явно берег для меня.

Он протягивает мне телефон, и я вижу на экране Буббу Ганза, который держит палец, как пистолет, у виска – картинка из его подкаста, его шоу на радио «Сириус», его последнего бестселлера и с электронного рекламного щита, который висит на каждой игре «Далласских ковбоев».

Видео закончилось. Этот образ Бубба Ганз с продюсером решили сделать таким же общим местом, как американский флаг. Он продолжает с подвыванием выдавать из динамика телефона своего лучшего Элвиса. Мне кажется, я вижу, как шевелятся узкие губы, хотя это невозможно, передо мной фотография. Бубба Ганз распевает о том, что Господь призовет его домой. О добрых медведях, ручных львах, о ночи, черной, как море.

О долине, где он обретет покой.

Джесс Шарп на моем крыльце, с лицом черным, как море.

Глава 10

Сейчас не самое подходящее время.

Так отвечала мама большинству тех, кто без предупреждения появлялся у нашей двери – юной парочке, желавшей по-быстрому узнать, что написано у них на ладонях, парням в дешевых галстуках, готовых облазать нашу крышу в поисках повреждений от града, полицейским, передающим соседские жалобы, что вокруг нашего дома шляются бродяги.

Иногда она посылала к двери меня.

Джесса Шарпа такой фразой явно не смутить, ни сегодня, ни, вероятно, в принципе. Он нажимает пальцем на «стоп» и проскальзывает мимо меня. Я чувствую текилу, вчерашний перегар. И снова секс. Меня начинает занимать вопрос, не многовато ли секса?

Ненадолго Шарп перестает источать ярость, наблюдая, с каким маниакальным рвением я пакую вещи – ворох пузырчатой пленки, оберточная бумага; коробки и пластиковые контейнеры перегораживают длинный прямоугольник гостиной и столовой. Хипповая занавеска из оранжевых бусин, когда-то разделявшая пространство, валяется в углу. Надоело мне в ней путаться, надоело, что всякий раз она щекочет меня, будто мамина рука среди ночи.

Его взгляд скользит по гостиной, которая не менялась с тех пор, как мне исполнилось двенадцать: телевизор перед окном, призванный защитить от солнца и любопытных глаз; два старых кресла из синего бархата, купленные на распродаже; гравюра Магритта [16]с паровозиком, выезжающим из камина; видавший виды продавленный диван, с удобством которого не сравнится никакой другой.

Другая часть прямоугольника постоянно менялась; там то делали домашку, то закатывали праздничный ужин на фарфоровых в цветочек тарелках в День благодарения, то превращали его в мрачную берлогу экстрасенса. Мама переосмыслила посыл своего бизнеса – от холодного атмосферного подвала на Горном хребте до столовой в техасской глубинке, где солнце безжалостно сжигает крышу. Ад с легкостью проникал в любое из этих пространств.

Мама делала все по науке – задергивала темные шторы на эркерном окне столовой, открывала дверцы шкафа, демонстрируя бесконечные ряды флаконов, зажигала свечи, застилала стол алой шалью с золотой луной и ставила в центре хрустальный шар, словно вазу эпохи Мин. Разве не именно этого хотят люди?

Теперь взгляд Шарпа скользит по мне. Черный спортивный топ, черные штаны для йоги, черные кроссовки «Асикс», синяки под глазами от вчерашней туши. Ничего не скажешь, сексуально. Возможно, это запрещенный прием, чтобы меня смутить. Что ж, у него получается.

– Это мой костюм ниндзя, – холодно говорю я. – Зачем пожаловали?

Его присутствие заполняет комнату, как тогда в полицейском участке, вытесняя Буббу Ганза, который, к счастью, молчит. Вот только это не полицейский участок, а мой дом. Я знаю, что законы физики не позволят мне переместить тело Шарпа за дверь. Но я не знаю законов, которые, как он полагает, дают ему право здесь находиться.

Лучше ему присесть. И мне. Жестом я показываю на синее бархатное кресло, очищенное от хлама, сама же опускаюсь на диванный подлокотник немного выше. Я рада, что ему некуда деть ноги. Наконец он полностью вытягивает их, скрестив под кофейным столиком.

– Итак, Рыжая бестия. – в его голосе металл. – Как давно вы знакомы с Буббой Ганзом?

– С чего вы взяли, будто я имею отношение к его безумным выходкам? – Я стараюсь, чтобы голос не дрожал. – На кону моя карьера. Астрофизика – тесный круг привилегированных с эксклюзивной иерархией. Это все равно, что долгие годы стоять пятидесятым в очереди на трон, который ты можешь получить, если будешь паинькой. Мои коллеги верят в существование инопланетян, потому что ни одно разумное существо не может этого исключить, но не верят, что инопланетяне регулярно посещают Великобританию, чтобы рисовать круги на полях. Верят в алгоритмы, которые предсказывают, что на этой неделе вы купите фисташковый миксер, но не верят, что в 1898 году какой-то писатель предсказал, что «Титаник» утонет[17]. У моей начальницы на двери наклейка: «Наука подобна волшебству, только она реальна». Вы способны это понять? Никакой магии вы от меня не дождетесь.

– Любите вы толкать речи! Выдохните. А то кожа у вас стала такая… бледная. Послушайте, может быть, вы и не гонитесь за вниманием, но я еще не разобрался. Поймите, утечка могла случиться в участке. Всего-то и нужен один недовольный дежурный, который считает, что вся слава должна достаться