Ночь тебя найдет - Джулия Хиберлин

Я размышляю, как ответить.

– Лично я не возьмусь отрицать, что примерно во время рождения Иисуса на небе наблюдалось небесное явление. Сверхновая, комета, необычное расположение планет. «Волхвы» означало «астрологи, астрономы», так что за небом они наблюдали. В анналах их повысили до «мудрецов» и «царей», потому что «астрологи» не отвечали христианским ценностям.

– Еще одно доказательство того, что искажение истины началось еще при Иисусе.

Думаю, гораздо раньше. Шарп растягивает слова, волоча меня за собой через задний двор. Спотыкаясь, бреду за ним, чувствуя, что выбор у меня небольшой.

Он щелкает выключателем, освещая узенькую комнатку со шкафами и полками вдоль обеих стен. Под одним из шкафов – мраморная столешница. Есть еще три человеческие двери: одна прямо передо мной, две спереди по сторонам; таким образом, выходов четыре, если не считать собачью дверцу.

Мы в помещении, которое раньше было оживленной буфетной, где слуги превращали тарелки в произведения искусства, живущие лишь несколько мгновений, и никто не увековечивал их в «Инстаграме». На то, что мы все же не в 1918 году, намекают пластиковые крючки для одежды на стене над икеевским органайзером с четырьмя отделениями. На каждом до сих пор написано черным маркером: «Лиззи», «Мама», «Папа», «Пеппер». В последнем все еще что-то лежит: красный поводок, банка антикоррозийного аэрозоля, молоток.

– Сюда.

Шарп все еще тянет меня за собой. Я официально признала смену власти. Он быстро сворачивает налево, и я оказываюсь посреди другой комнаты. Он нащупывает выключатель, на потолке зажигается тусклая лампочка – после темноты за окном ощущение такое, словно слишком быстро сняла солнцезащитные очки.

Требуется всего несколько мгновений, чтобы понять: комната полностью выпотрошена. В глубоких проломах стен просвечивает деревянный каркас. Во все стороны тянутся оголенные трубы и электрические провода. Ни плиты, ни холодильника, ни шкафчиков, ни стола со стульями. Это развороченное месиво – кухня, откуда пропала Лиззи.

– Что… что здесь произошло? – тихо спрашиваю я.

– Сочетание полицейского рвения и работы мародеров. Это была одна из немногих комнат, которую Соломоны отремонтировали полностью. Они не стали ничего трогать, даже после обыска, в надежде, что Лиззи найдется. Когда вор начал продавать за сто долларов кружки из шкафчиков на сайте «Крейгслист», Соломоны согласились демонтировать оставшуюся часть кухни, чтобы не поощрять воровство. Николетт Соломон уже сидела в тюрьме. Она обратилась за помощью к брату, подрядчику. Похоже, он перестарался.

– А остальная часть дома?

– Ее брат снес почти все, но осталось немало деревянных завитушек и стеклянных витражей, которые еще можно разобрать на сувениры. – Шарп нетерпеливо скрещивает руки на груди. – Итак, ты здесь. Что чувствуешь?

– Жгучее унижение, – отвечаю я. – Желание никогда тебя не встречать.

– А что чувствуешь насчет Лиззи? Можешь сказать, где она стояла в последний момент, когда ее видела мать?

– В двух футах слева от тебя. Рядом с бледно-серым пятном от холодильника. На схеме в твоей папке, которую я просила мне не показывать, это место отмечено красным крестом. И вообще, мне кажется, ты здесь только для проформы. Отчитаться перед начальством. Но если отвечать на заданный вопрос, то я не чувствую ничего.

– Может быть, сама выберешь место?

– Серьезно?

– Иди туда, куда тебя потянет энергия.

– Что ж, это лучше, чем когда тебя тащат за шкирку. Надеюсь, ты знаешь, где выключатели?

– Большинство ламп за пределами кухни разбиты. Так что не наступи на битое стекло. Или в беличье дерьмо. – Он взмахивает фонариком, которого я раньше не замечала.

– Напомни мне, почему мы делаем это ночью?

– Чтобы не наткнуться на троллей Буббы Ганза, которые будут снимать тебя так, словно стреляют очередями.

Или стрелять так, словно снимают меня.

– Ты записываешь?

– Да, на видеорегистратор. – Он касается небольшого устройства на плече, которое я поначалу приняла за фонарик. – Нам обоим это не помешает. Итак, куда идем?

– В комнату… Лиззи. Я понимаю, это слишком очевидно.

Я не сдерживаю сарказм.

Он тянется в задний карман и достает сложенный лист бумаги:

– Схема. Я не был в этом доме два с половиной года. И теперь не помню, где находится ее комната.

– Наверху. Я хотела бы пойти одна.

– Ох, Рыжая. По многим, многим причинам… нет.

Не то чтобы я рассчитывала на другой ответ. Я уже вышла в узкий коридор, ведущий в фасадную часть дома. Легкой походкой Шарп следует за мной, наши тени скользят по стенам, длинноперые птицы на обоях разодраны в клочья, словно побывали на войне.

Мы доходим до большого круглого вестибюля. Красные и синие огни полицейской машины окрашивают матовые стеклянные овалы на обеих створках парадных дверей. Желтый свет от фонарика Шарпа скользит вверх по двойной лестнице с перилами, заставляющими меня вспомнить о струнах прекрасного рояля. Изысканная люстра над нашими головами разбита вдребезги и свисает, словно выбитый зуб.

– Имперская, – говорю я тихо.

– Что?

– Лестница, разделенная на две части, как эта – отдельные пролеты, ведущие к одной площадке, – называется имперской.

– Это важно?

– Подожди. Молчи.

Я замираю на месте, погружаясь в прошлое. Молодая черноволосая женщина с коротким «бобом» в стиле двадцатых спускается по лестнице, чтобы чмокнуть в щеку мужчину, которого ей не следовало целовать. Два старых друга прощаются, не подозревая, что это их последняя встреча. Мальчик в красных бутсах тайком выскальзывает из дома в неположенный час. Убитый горем отец обрушивается на паркет после того, как пытался повеситься на прогнившем столбике перил.

А вот и Лиззи. Я чувствую Лиззи.

– Вот место, где ее отец пытался повеситься. – Шарп направляет фонарик на высоту в пятнадцать футов – на ту часть перил, что укреплена большим куском фанеры.

– Лиззи любила прикладывать сюда ладонь.

Я поглаживаю искусное украшение на верхушке ближайшего столбика – русалку с длинными вьющимися волосами. Провожу пальцем по шероховатым чешуйкам хвоста, думая о человеке, который вырезал их одну за другой, человеке, жившем и умершем за океаном, говорившем на нежном наречии, которое звучит у меня в ушах, словно флейта.

– Лиззи могла дотянуться только до кончика хвоста, – продолжаю я. – Ей приходилось подниматься на третью ступеньку – сюда – и наклоняться, чтобы дотронуться до волос. – Я поднимаюсь на третью ступеньку. – Она не раз отсюда падала. Мать говорила ей: «подожди еще годик – и будешь доставать».

На последних словах мой голос срывается.

– На этом плане не видно, где комната Лиззи, – перебивает Шарп, пропуская мои слова мимо ушей. – Нам придется обходить комнату за комнатой, пока не найдем.

– Это не важно, – говорю я. – Я ее узнаю.

На двенадцатом шаге мои часы вибрируют на запястье, подавая слабый сигнал тревоги. Ураган надвигается.

Глава 12